Таджикистан меньше всего стремился к полной независимости от Москвы после распада СССР. Однако по прошествии двадцати лет российско-таджикистанские отношения все чаще напоминают отношения в семье накануне развода.
Таджикистан меньше всего стремился к полной независимости от Москвы после распада СССР. Однако по прошествии двадцати лет российско-таджикистанские отношения все чаще напоминают отношения в семье накануне развода.
Возможно ли от судьбы удариться в бега?
Независимость обрушилась на Таджикистан как селевой поток, застав врасплох все политические силы в республике. Дело в том, что национально-государственное размежевание в Средней Азии в эпоху СССР проводили достаточно произвольно, ориентируясь, не особенно последовательно, на этнический компонент. Однако в истории региона он был наименее значимым, точнее его значимость не была политической. Гораздо более значимым было единство политического класса в рамках сложившихся государственных образований. Еще важнее была субнациональная (региональная) идентичность: кулябец, памирец, ленинобадец и т. д.
Эти идентичности удерживались в рамках нового национального образования – таджикский народ – с помощью сложнейшего межэлитного договора, властной дистрибуции, неотъемлемым компонентом которых был Союзный центр. Именно он выступал гарантом договора, поставлял ресурсы, которые по неформальным каналам перераспределялись для поддержания действительных, не имитационных социальных связей внутри территориальной общности и на уровне надтерриториальных элит. По мере того, как монокультура – хлопок – разрушала традиционное хозяйство в ТССР, центральные трансферты становились все более значимыми.
Сокращение экономических вливаний в ТССР в 1980-х годах осложнило межрегиональные взаимодействия, которые и так были крайне обострены демографическим взрывом, произошедшим в республике в 1970-х. Это привело к ряду социальных катаклизмов, оттоку русскоязычного населения и к еще более сильному сотрясению принципов межэлитного взаимодействия. К моменту распада СССР соглашение между территориальными элитами Таджикистана поддерживалось практически только усилиями Союзного центра. В условиях разрушенной системы традиционного хозяйства финансовые и ресурсные вливания извне составляли основу выживания. Именно поэтому лидеры Таджикистана меньше всего стремились к полной независимости от Москвы. Речь шла о том, чтобы активнее сращивать две экономики, вытеснять пришлые элементы из городов. Однако независимость, нечаянная и нежданная, свалилась на республику.
«Мирный договор»
Ключевое противоречие, детерминирующее сегодня политические процессы в Республике Таджикистан, – противоречие между «национально-государственной» формой организации политической власти и локальным типом социальных связей, неизбежно порождающее клановые и межобластные конфликты. Оттесненные на периферию политической жизни южные элиты решили взять реванш у «ленинабадцев», лишившихся «московской» поддержки. В результате разразилась гражданская война – самая кровопролитная на территории СНГ. Почти пять лет правительственные войска и оппозиция вели боевые действия, попутно уничтожая школы и больницы, дороги и промышленные объекты. Нежелание президента Рахмона Набиева «поделиться властью» привело к многолетнему противостоянию. Только взаимное истощение ресурсов и понимание невозможности победы заставили конфликтующие стороны сесть за стол переговоров. Появилась компромиссная фигура Эмомали Рахмона. Под его руководством и при посредничестве России был установлен гражданский мир. Оппозиция получила доступ к власти и, соответственно, к распределению ресурсов.
Теоретически подобный «мирный договор» может создать почву для формирования уникальных демократических структур на мусульманской основе. Собственно, на это и рассчитывают эксперты МВФ и других международных организаций, отслеживающих ситуацию в республике. Но для движения в этом направлении необходима эффективная экономика, интегрированная в мировую систему хозяйства, которой в Таджикистане нет. С появлением компромиссного лидера, устраивающего обе противоборствующие стороны, основой для национального согласия может стать «квотирование» доступа к социальным и экономическим благам. При таком повороте событий авторитаризм в более или менее мягкой форме неизбежен. Более того, именно он способен обеспечить стабильность и относительную эффективность взаимодействия с внешними инвесторами.
«Сколько льется вокруг воды ради хлеба насущного…»
Однако для того, чтобы авторитарный правитель мог поддерживать гражданский мир в стране, тоже нужна экономическая подпитка. Правда, иного рода. Не эффективная модернизация и современное производство, основанное на конкуренции, но экспорт уникального сырья. Нужен ресурс, который можно было бы распределять в соответствии с реальной силой клана и условиями договора между элитами.
В большинстве стран региона этот ресурс был найден – нефть и газ. Их добыча не требует существенных вложений в технологии или человеческий капитал (и то и другое новые государства получили как «советский трофей»). Она не сопряжена с конкуренцией и позволяет распределять. Соответственно, «распределитель» и становится ключевой фигурой. Не случайно самый полный и последовательный авторитаризм сложился в Туркмении, наиболее щедро наделенной данным ресурсом. В Таджикистане подобный ресурс пока существует только в потенции. Это – гидроэлектростанции. Достройка каскада ГЭС позволила бы Таджикистану не только полностью обеспечивать себя энергией, но и экспортировать ее в Китай, Иран и Индию. Однако создание такого ресурса наталкивается на второе противоречие – между единым хозяйственным комплексом региона и наличием политических границ.
Несмотря на имевшее место в конце 1920-х годов «национально-государственное» размежевание, регион продолжал оставаться единым экономическим комплексом. То, что транспортные магистрали и трубопроводы, ведущие в одну республику, проходят по территории другой, не воспринималось как значимая проблема. Столь же непринципиально было, что верховья и низовья рек находятся под юрисдикцией разных «первых секретарей». В 1990-е годы ситуация радикально изменилась. Наличие транспортных магистралей и трубопроводов, ЛЭП и водных ресурсов превратилось в источник влияния одних государств региона на другие. Соответственно, строительство каскада ГЭС, способное обеспечить власти Таджикистана искомым ресурсом, сталкивает их с властями Узбекистана.
Дело отнюдь не в том, что, сосредоточив в «искусственных морях» при ГЭС большую часть пресной воды в регионе, президент Таджикистана может лишить воды население Узбекистана. Вряд ли эти опасения имеют под собой основания. Проблема в ином. Удар наносится не по экономике или жизнеобеспечению соседней страны, а по политике, причем по самой интимной ее сфере – пространству легитимации власти. Как и в Таджикистане, подавляющее большинство жителей Узбекистана – дехкане. Именно в этой среде и складываются система социальных отношений и властные группы. Основой же власти выступает контроль над самым дефицитным ресурсом – водой. Тот, кто распределяет данный ресурс, и являлся истинным владыкой. Здесь же распределителем главного символического ресурса становится президент другой страны. Не случайно проект возведения Рогунской ГЭС вызвал яростное противодействие со стороны Ислама Каримова. Это противодействие привело к сворачиванию строительства ГЭС в Таджикистане. И Китай, и Россия – важнейшие потенциальные инвесторы – предпочли не ссориться с узбекским лидером. Западные предприниматели тоже не особенно торопятся с вложениями.
Отсюда разнонаправленность внешней и внутренней политики республики: с одной стороны, поиск внешних инвесторов и постоянное взаимодействие с международными финансовыми организациями, с другой – стремление взять под контроль всю экономическую и политическую жизнь страны, постоянные метания между авторитарными тенденциями и необходимостью согласовывать любое действие с влиятельными региональными элитами. Между тем становится все более очевидным, что политическая стабильность в стране напрямую зависит от того, будет ли найден внешний источник поддержания традиционной семейной экономики. Как это ни парадоксально, но у стабильности и авторитаризма общее основание.
Семья накануне развода
Отношения между Россией и Таджикистаном сегодня все больше напоминают отношения в семье накануне развода. Скандалы уже редкость. Преобладает взаимное безразличие. Инвестиции, которые Таджикистан ожидал от России, а позднее от Китая, не пришли или пришли не в том объеме. Лояльность еще недавно одной из наиболее пророссийски настроенных республик все более проблематична. Ярким примером все большего охлаждения отношений стал конфликт вокруг «дела летчиков». В ответ на приговор российскому летчику, вынесенный в ноябре 2011 г., Москва пригрозила депортировать из России таджикских мигрантов. Таджикские гастарбайтеры же все чаще прокладывают себе дорогу в юго-восточном направлении, отказываясь от поездок на становящийся все более негостеприимным «север». Россия, по-видимому, практически отказалась от какой-либо «игры» на поле Центральной Азии.
