Страсти вокруг кобальта: в чьих руках металл XXI века?

Кобальт — один из ключевых элементов (и с рыночной точки зрения самый дорогой) литий-ионных аккумуляторов. Около половины всех известных нам на сегодняшний день запасов кобальта находится на территории Демократической Республики Конго (ДРК). Более того, доля ДРК в общемировой добыче еще более ощутима — по состоянию на 2019 г. 64% глобальной добычи приходится на эту африканскую страну. В то время как ДРК доминирует в сфере добычи кобальта, Китай является бесспорным мировым лидером в области металлургической обработки кобальтовых руд, выпуская половину всех объемов кобальтосодержащих химических продуктов в мире.

На фоне американо-китайского торгового противостояния КНР может использовать кобальт в качестве одного из многих рычагов воздействия на Вашингтон. В американских экспертных кругах уже осознали такую угрозу и начали рассматривать возможности диверсификации поставщиков и наращивания собственных перерабатывающих мощностей.

В то время как риски, связанные с позициями Китая на рынке кобальта, рассматриваются и анализируются в последнее время весьма тщательно, критический анализ рисков, связанных со возможным сбоем сырьевых поставок из ДРК, весьма непредставителен. А ведь внезапная смена власти с последующей национализацией всего минерального богатства страны может поставить под удар всю индустрию возобновляемой энергетики — начиная с электромобилей и заканчивая фотовольтаическими установками. Причин для такого развития событий предостаточно — ДРК по сей день является одной из беднейших стран мира (ВВП на душу населения — 560 долларов США по данным Группы Всемирного банка) с нестабильной политической обстановкой.

Каковы перспективы России на общемировом рынке кобальта? На долю страны приходится 4% объемов добычи и запасов кобальта, причем единственной компанией, поставляющей на данный момент кобальт на мировые рынки, является «Норникель». Каких-либо существенных успехов в плане добычи в перспективе не просматривается. Таким образом, для обеспечения своей собственной ресурсной базы России также следует запустить свой вариант «выхода за рубеж». Россия уже научилась жить под санкциями, а переход на самофинансирование ей помог в деле выстраивания жизнеспособной финансовой инфраструктуры. Россия также имеет опыт работы в государствах, «разрываемых» этносоциальными разногласиями — нефтегазовые компании в Ираке (и вскорости также в Сирии), металлургические компании в Нигерии и Гвинее. Также есть шанс, что военное сотрудничество с Мали позволит России выйти на рынок добычи урана в этой стране. И ввиду неизбежного роста спроса на кобальт, этот вариант должен быть обязательно проанализирован, особенно на фоне появления первых успешных российских компаний (Хевел, НоваВинд и др.), работающих в сфере возобновляемой энергетики.

Говоря о необходимости инвестировать в кобальт, следует также рассмотреть ценовую конъюнктуру металла. Несмотря на текущую волатильность, рынок кобальта перейдет в стадию хронического дефицита в 2022–2023 гг., что лишь подкрепляет необходимость действовать как можно скорее.

Человечество открыло кобальт около трех столетий тому назад, и вплоть до недавнего времени этот металл, традиционно используемый для легирования стали или в качестве нефтехимического катализатора, не причислялся к ряду наиболее «популярных» элементов периодической системы. Однако растущая роль транспортных средств с электродвигателем возвела кобальт в пантеон ключевых металлов XXI века наряду с чаще упоминаемыми литием и никелем. Этот метал обладает уникальным циклом производства, переработки и сбыта, который может вызвать нешуточные страсти на мировых товарных биржах.

Не стоит ожидать, что кобальт легко решит проблему быстрого перехода от углеводородного сырья к возобновляемым источникам энергии. Как бы парадоксально это ни звучало, добыча металлов, столь необходимых для производства электромобилей или строительства кластера ветрогенераторов, является более материалоемким вариантом, нежели использование систем на углеводородном топливе. Кроме того, если переработка углеводородного сырья распространена по всему миру — нефтеперерабатывающие, нефтехимические или газохимические заводы есть в каждом субрегионе нашей планеты — то добыча металлов и их металлургическая обработка может в некоторых случаях сводиться к трем-четырем странам.

График 1. Добыча кобальта в мире в 2000–2018гг.

Источник: USGS.

Кобальт — один из ключевых элементов (и с рыночной точки зрения самый дорогой) литий-ионных аккумуляторов. Около половины всех известных нам на сегодняшний день запасов кобальта находится на территории Демократической Республики Конго (ДРК). Более того, доля ДРК в общемировой добыче еще более ощутима — по состоянию на 2019 г. 64% глобальной добычи приходится на эту африканскую страну. В то время как ДРК доминирует в сфере добычи кобальта, Китай является бесспорным мировым лидером в области металлургической обработки кобальтовых руд, выпуская половину всех объемов кобальтосодержащих химических продуктов в мире.

Общемировые запасы кобальта во всех его разновидностях составляют около 25.5 млн тонн. Эта оценочная величина Геологической службы США не включает ресурсы моря. Следует отметить, что осадочные месторождения кобальта на дне мировых океанов изучены довольно плохо, несмотря на высокие показатели кобальта в железомарганцевых конкрециях Тихого и Атлантического океанов (0.3–2%). На данный момент не существует ни одного проекта, который бы ставил своей целью добычу кобальта со дна морей и океанов, поэтому в пределах данного анализа будем довольствоваться перспективами наземной добычи.

Неосознанные риски

На фоне американо-китайского торгового противостояния КНР может использовать кобальт в качестве одного из многих рычагов воздействия на Вашингтон. В американских экспертных кругах уже осознали такую угрозу и начали рассматривать возможности диверсификации поставщиков и наращивания собственных перерабатывающих мощностей. Примечательно, что этот тренд является результатом современной промышленной политики пекинских властей. В 2000 г. Китай являлся незначимым игроком на рынке кобальта, однако благодаря фокусу на развитии возобновляемых технологий и электромобилестроения он превзошел всех западных конкурентов в этой сфере. По состоянию на конец 2018 г. перерабатывающие мощности Китая, позволяющие извлекать до 45 тыс. тонн кобальта в год, составляют 47% от общемировых мощностей.

График 2. Динамика прироста запасов кобальта в мире 2000–2018 гг.

Источник: USGS.

Собственная добыча Китая составляет лишь 2% мирового рынка добычи и 1% запасов (см. График 2), однако китайские компании активно участвуют в проектах за рубежом. Например, CDM — дочерняя компания китайской фирмы Huayou Cobalt — действует на конголезском рынке и является главным скупщиком кобальтовых руд, добытых кустарным способом на территории ДРК (в частности, в докладе Amnesty International отмечается, что эта компания была неоднократно замечена в эксплуатации детского труда в стране). Принимая во внимание также то обстоятельство, что 75% мирового лития проходят в той или иной мере через Китай, будь то непосредственная добыча или обработка, КНР имеет в своих руках очень серьезную козырную карту, которая может поставить под вопрос деятельность таких компаний как Apple, Dell, General Motors или Tesla.

Связи китайских металлургических компаний, работающих с кобальтом, и западных корпораций прослеживаются с трудом. В ходе расследования Amnesty International проблемы детского труда на кобальтовых рудниках ДРК было выявлено, что практически все технологические лидеры мира не раскрывают из каких именно рудников и металлургических комбинатов покупают кобальт для своего производства. При этом половина из опрошенных компаний (включая таких гигантов, как Samsung, Microsoft или VW) сообщает, что не использует конголезский кобальт.

Секрет «ресурсного успеха» Китая кроется в весьма своевременном осознании своих слабых мест и эффективном целеполагании. На заре китайского экономического роста 2000-х и 2010-х гг. китайское руководство осознало, что не обладает достаточными запасами определенных ресурсов на территории собственной страны и сделала вектор «выхода за рубеж» («зоу чуку») одним из основных направлений 10-й (2001–2005 гг.), а затем и последующих Пятилеток. В рамках этого идейного направления КНР заключила в 2007 г. контракт на предоставление льготного кредита на 5 млрд долларов взамен на вхождение китайских компаний на ресурсный рынок ДРК.

Аутсорсинг рисков

Владимир Морозов:
Обзор международной санкционной политики (июль 2019)

В то время как риски, связанные с позициями Китая на рынке кобальта, рассматриваются и анализируются в последнее время весьма тщательно, критический анализ рисков, связанных со возможным сбоем сырьевых поставок из ДРК, весьма непредставителен. А ведь внезапная смена власти с последующей национализацией всего минерального богатства страны может поставить под удар всю индустрию возобновляемой энергетики — начиная с электромобилей и заканчивая фотовольтаическими установками. Причин для такого развития событий предостаточно — ДРК по сей день является одной из беднейших стран мира (ВВП на душу населения — 560 долларов США по данным Группы Всемирного банка) с нестабильной политической обстановкой.

Реальным риском может стать бунт населения на территориях, ранее подпадающих под провинцию Катанга (упразднена в 2015 г.). Дело в том, что на кобальтовых рудниках, которые не контролируются частными компаниями и номинально находятся в ведении государства, работает порядка 150 тыс. рудокопов, называемых на местном языке “creuseurs” (копатели). Их труд, обеспечивающий порядка 10 % общемирового объема добычи кобальта, ведется в нечеловеческих условиях и фактически не оплачивается (средний заработок за один рабочий день, длящийся по 14–16 часов, составляет 1–2 доллара США). Более того, здесь широко распространена практика использования детского труда.

Зная о репутационных потерях, возникающих из-за слабости государственного аппарата в сфере регулирования добычи минералов, власти ДРК предприняли ряд законодательных мер для улучшения состояния в стране (напр. план действий до 2020 г. по устранению худших форм детского труда), однако так и не смогли обеспечить их реализацию. Осознавая все возрастающую зависимость благосостояния политических элит и экономики страны в целом от китайского капитала, Киншаса в ноябре 2018 г. увеличила ставку роялти в три раза до 10% и смогла выстоять против серьезных лоббистских попыток кобальтодобывающих компаний (Glencore, China Moly, CDM). Добиться большего пока государственные власти не в состоянии.

Отдельно стоит сказать об экологических и социальных последствиях добычи кобальта в неразвитых странах на примере ДРК. «Удобство» кобальта для среднестатистического потребителя состоит в том, что большинство отрицательных экологических последствий их напрямую не касается. Помимо очевидной проблемы детского труда имеется и ряд других вопросов — в больницах Катанги заметно участились случаи анэнцефалии и других пороков развития в семьях шахтеров. Питьевая вода и подземные воды загрязнены, поэтому в теле детей и взрослых, живущих возле рудников, на несколько порядков выше уровень металлов, нежели у обычных граждан. Кобальт в целом является менее ядовитым металлом нежели остальные, однако ввиду минерального богатства ДРК в ходе добычи «копатели» имеют дело не только с кобальтом (Катанга также очень богата ураном).

Что делать?

Иван Тимофеев:
Танкерные инциденты: кто моргнёт первым?

Каковы перспективы России на общемировом рынке кобальта? На долю страны приходится 4% объемов добычи и запасов кобальта, причем единственной компанией, поставляющей на данный момент кобальт на мировые рынки, является «Норникель». Каких-либо существенных успехов в плане добычи в перспективе не просматривается, после значительного роста начала 2000-х гг. уровень добычи в 2017–2018 гг. составил 6 000 тонн. Первоочередной проблемой «Норникеля» является качество кобальтосодержащих руд — в отличие от залежей ДРК ресурсы на территории России не позволяют добывать кобальт отдельно. Таким образом, для обеспечения своей собственной ресурсной базы России также следует запустить свой вариант «выхода за рубеж».

Интересно, что ряд западных государств, в первую очередь Соединенные Штаты и почти все базирующиеся там компании, решили пойти другим путем. Производитель электроники Panasonic уже несколько лет работает над новым видом аккумуляторов, который бы содержал минимум кобальта. Хотя стоит отметить, что кобальт является тем элементом, который делает работу аккумулятора безопаснее (препятствует чрезмерному нагреванию как в случае с никкелевыми аккумуляторами) и продолжительнее.

С одной стороны, понятно желание западных производителей избежать чрезмерной зависимости от китайских поставщиков и не увековечивать тягостные ассоциации с эксплуатацией детского труда, с другой стороны, при имеющихся технологических познаниях аккумуляторы без кобальта будут качественно хуже. Принимая во внимание, что потребителей в первую очередь интересует результат, вне зависимости идет ли речь о требующих большого количества аккумуляторов для электромобилей или стандартной электроники, а не предыстория продукта, стратегия западных концернов представляет большой риск, так как они по собственной воле ограничили свои возможности в системе снабжения кобальта.

Иван Тимофеев:
Европа под огнём вторичных санкций США

В отличие от трейдеров вроде компании Glencore, Россия в состоянии финансировать и руководить крупными инфраструктурными проектами, столь нужными для поднятия общего экономического уровня стран Центральной Африки. Именно в этом кроется одна из основных причин столь плавного вхождения китайских инвестиций в сырьевой сегмент ДРК — взамен официальной Киншасе были обещаны крупные инфраструктурные проекты. Даже такая состоятельная трейдерская компания как Glencore не в состоянии обеспечить множество разноплановых гражданских проектов как могла бы это сделать Россия (и которые уже осуществляет КНР). Китайские компании в течение последних лет понесли репутационные издержки, которые усугубляются тем обстоятельством, что для охраны своих месторождений в ДРК китайские компании используют конголезскую армию. Хотя ДРК является безоговорочным лидером в плане добычи и запасов кобальта, Замбия, на территорию которой распространяется так называемый «Медный пояс», также представляет коммерческий интерес.

Вне всякого сомнения, тщательный анализ рисков, всех преимуществ и недостатков должен предшествовать любой инвестиционной стратегии. Россия имеет относительно слабые позиции в сфере электроники и производства литий-ионных батарей, однако традиционно сильна в сфере добычи сырья — имеет капитал и навыки работы в «трудных» государствах. Инвестиции в ДРК являются высокорискованными из-за неразвитости конголезского государства, к тому же кобальт с 2019 г. включен в список «конфликтных материалов» (conflict minerals), подпадающих под санкции США.

Однако Россия уже научилась жить под санкциями и переход на самофинансирование ей помог в деле выстраивания жизнеспособной финансовой инфраструктуры. Россия также имеет опыт работы в государствах, разрываемых этносоциальными разногласиями — нефтегазовые компании в Ираке (и вскорости также в Сирии), металлургические компании в Нигерии и Гвинее, существует также шанс, что военное сотрудничество с Мали позволит России выйти на рынок добычи урана в этой стране. И ввиду неизбежного роста спроса на кобальт, этот вариант должен быть обязательно проанализирован, особенно на фоне появления первых успешных российских компаний (Хевел, НоваВинд и др.), работающих в сфере возобновляемой энергетики.

График 3. Цена кобальта на мировых рынках.

Источник: Thomson Reuters.

Говоря о необходимости инвестировать в кобальт, следует также рассмотреть ценовую конъюнктуру металла. 2019-й год ознаменовался существенным падением котировок. Если вначале года кобальт котировался на уровне 30 долларов за фунт (порядка 450 граммов), то по состоянию на начало августа он торгуется вдвое ниже (см. График 3). Причиной тому является наращивание добычи кобальта в ДРК всеми возможными способами. Добыча Glencore, единственного из крупных игроков в Конго, который публикует отчетность по деятельности в стране, выросла на 28% в первом полугодии 2019 г. Однако, несмотря на текущую волатильность, рынок кобальта перейдет в стадию хронического дефицита в 2022–2023 гг., что лишь подкрепляет необходимость действовать как можно скорее.