В исторической ретроспективе в Европе сложилась схема деления политических партий на правых – сторонников консервации капиталистического общественного устройства (консерваторы, демохристиане, либералы) и левых, преобразующих капитализм в «демократический социализм» (социал-демократы, социалисты) либо стремящихся к его устранению путем революционных действий (коммунисты). Самоликвидация «социалистического содружества» в восточной части Европы, крах крупных компартий в западном сегменте Старого света (Италия, Франция, Испания) в условиях становления надгосударственных структур Европейского Союза формируют новые параметры партийного пространства Европы. На передний план выходят ценности глобализации и европейской интеграции. Финансово-экономический кризис рубежа первого и второго десятилетий ХХI века еще более сместил вектор совпадений и различий в действиях политических партий. Совпадение антикризисных мер правящих партий по существу стирает грани, отличавшие ранее правых и левых. В то же время все больше совпадают позиции партий, более радикальных, чем традиционные экспоненты политической культуры Европы.
Меняющийся на наших глазах мир не только сказывается на роли партий, но и побуждает вносить коррективы в оценки современной западноевропейской партийной структуры. В этой связи возникает ряд сложных, во многом спорных вопросов, в том числе: не устарела ли привычная схема этой структуры – разделение партий на левых, правых и центр?
Партии при старом и новом капитализме
На стадии становления и развития капиталистической общественной формации такое деление не вызывало никаких сомнений. Правыми называли себя представители консервативно-либеральных сил и сторонники политического клерикализма. Они представляли интересы наиболее состоятельных слоев общества и ориентировались либо исключительно на упрочение традиций, либо на осмотрительное реформирование сложившихся структур при безоговорочном сохранении ценностных установок прошлого. Наиболее яркими примерами подобного курса во второй половине ХХ века являлись политика христианских демократов в ФРГ и неоконсервативный курс М. Тэтчер в Великобритании. Левые рассматривались как защитники социально и политически ущемленной части социума и стремились в одних случаях к эволюционному, а в других – к радикальному слому капиталистической системы. Примером умеренного преобразования капитализма стал курс социал-демократов в Швеции, Норвегии и Дании, создавших структуры «социального государства». В обоих лагерях присутствовали крайние фланги: фашиствующие радикалы у одних, радикальные левые у других.
К концу XX века в Европе сложилась общественная система, которую можно условно назвать социализированным капитализмом. Ее отличало триединство социальной рыночной экономики, социального государства и социально-политического партнерства. Мотором развития экономики были, главным образом, правые партии, зачинателями социальных преобразований – левые. Правовое государство складывалось совместными усилиями правых и левых, стремившихся возвести барьер на пути экстремистов с обеих сторон. Они же сформировали и партнерские институты, стремившиеся разрешать классовые разногласия в рамках переговорного процесса. Характерным примером партнерской системы в социальной и политической сферах стала Австрия.
Социализированный капитализм, ставший плодом совместных усилий политических лагерей правой и левой ориентации, свидетельствовал об ограниченности одностороннего подхода к перспективам общественного развития. Консерваторы и либералы не сумели создать общество, которое руководствовалось бы исключительно традициями и основывалось на утверждении неограниченного права частной собственности. В свою очередь, социал-демократам удалось лишь частично реализовать модель «демократического социализма», воплотив ее постулаты в надстроечных структурах капиталистических общественных отношений. Поражение общественного строя, именовавшего себя «реальным социализмом», наглядно продемонстрировало неосуществимость коммунистического варианта общественных преобразований.
Реалии ХХI века
В результате описанных выше процессов на рубеже нового тысячелетия традиционные структурные единицы политики утратили многие родовые черты, свойственные им в прошлом. Схема «левые–правые» как, прежде всего, самоидентификация основных политических игроков полностью не исчерпала себя, поскольку сохранились идеологические различия и политическая конкуренция. Однако на практике все заметнее становится тенденция превращения осевых партий, как левой, так и правой ориентации, в организации, добивающиеся электоральной поддержки посредством обращения к различным социальным слоям и группам. Приходя к власти в составе коалиции или в одиночку, и те, и другие проводят курс, в котором присутствуют элементы разного содержания. И это вполне логично с точки зрения нынешнего этапа развития. Тем более что законодательная база не позволяет пришедшим к власти силам выходить за рамки, очерченные законом.
Евросоюз за два десятилетия своего существования создал более или менее стройную систему правовых норм, обязательных для стран-членов, преодолев прежнюю весьма мозаичную структуру правового поля Европы.
Набирающая обороты интеграция, развивающаяся не только вглубь, но и вширь, выводит на передний план новую форму деления политических сил – на тех, кто безоговорочно или с определенными оговорками поддерживает сложившуюся в странах ЕС экономическую и политическую систему, и тех, кто ее категорически отвергает; на тех, кто выступает за дальнейшую интеграцию стран Западной и Центральной Европы, и тех, кто видит в интеграции и глобализации, главным образом, негативные последствия.
Партии просистемные и антисистемные
К просистемным, на наш взгляд, относятся либеральные и консервативные партии (включая теряющих свои прежние позиции политических клерикалов), а также социал-демократы, к которым в ряде случаев примыкают партии, считавшиеся в прошлом коммунистическими. Последние наиболее активны в Италии, Венгрии, Болгарии, Румынии. Этот лагерь, в свою очередь, распадается на тех, кто продолжает делать упор на трансформированные в духе глобализации рыночные ценности (либералы, консерваторы и демохристиане), и тех, кто уделяет главное внимание вопросам социально-экономического и экологического развития (социал-демократы, примыкающие к ним реформировавшиеся компартии и зеленые).
Антисистемный лагерь образуют крайне разнородные силы. Прежде всего, это совокупность анти(ино)глобалистских движений, добивающихся изменения основного вектора глобализационного и интеграционного развития. Эти движения интернационалистские в своей основе и могут в какой-то степени рассматриваться как продолжатели традиций прежних левых движений. В их рядах представлены и радикальные левые: сохранившиеся коммунистические партии, радикал-социалисты, часть экологистов. Их политическим ареалом являются такие государства ЕС, как Греция, Португалия, Франция, ФРГ, страны Скандинавии. Противоположный фланг антисистемного лагеря составляют бывшие и сохранившие прежние установки радикал-националисты. Они отстаивают взгляды, отличающиеся зоологическим национализмом, ксенофобией и патологическим неприятием всего того, что воспринимается ими как неприемлемые новшества, измена традициям. Радикал-националисты наиболее активны во Франции, Нидерландах, Дании, Норвегии, Австрии, Греции, некоторых странах Восточной Европы. К антисистемному лагерю могут быть причислены и регионал-сепаратисты, которые в своих крайних проявлениях добиваются не только разрушения соответствующих государств, но и, как правило, занимают ретроградные позиции по большинству вопросов современного развития. В этой связи упомянем национал-сепаратистов Шотландии, Фландрии, Северной Италии, двух испанских провинций (Страны Басков и Каталонии).
Эволюция или деградация?
В складывающейся ситуации окончательно утрачивает политическую значимость термин «центризм» как выражение особой, промежуточной сущности соответствующих партий. Добавление к этому термину слов «право» или «лево» может означать лишь эквивалент слабовыраженных компромиссных политических решений. Постоянно оставаться в этих рамках не позволяет быстроменяющаяся социально-экономическая и частично внешнеполитическая конъюнктура. Политическим выражением центризма становится уже обозначенное выше самоустранение партий от управления в острых кризисных ситуациях, привлечение беспартийных менеджеров (правительство Марио Монти в Италии), создание временных коалиций на весьма зыбкой компромиссной основе (Греция). В отдельных случаях такие правительства могут включать в себя не только системные партии, но и их антагонистов – антисистемщиков. Но этот вариант отправления власти возможен лишь как паллиативное решение при неустойчивом парламентском большинстве системных партий. Показательны распад коалиции при поддержке крайне правых в Нидерландах и острый кризис коалиции, сформированной при поддержке крайне левых в Дании.
Деградация партийной системы Европы, получившая существенный импульс в период нынешнего кризиса, усиливается также тенденциями, обозначившимися на рубеже ХХ–ХХI веков. Это и сокращение численности политических партий, и утрата их влияния в среде организаций профессионального, возрастного, гендерного типа. Практически умерла партийная пресса, тают чисто партийные источники пополнения их финансовой базы. Коррупционные скандалы (упомянем здесь ФРГ и Великобританию) подрывают авторитет традиционных партий, так как их участниками нередко становятся люди из близкого к партийной верхушке окружения, а то и сами партийные верхи. Уходят в небытие некогда могучие межпартийные объединения глобального масштаба (например, Социнтерн). Организации межъевропейского партийного сотрудничества пока не стали заменой этим связям. Практика работы Европарламента свидетельствует, что значительная часть принимаемых решений определяется не по партийному, а по страновому принципу.
Прогноз на завтра
Поскольку кризисные процессы, имманентно присущие глобализации и евроинтеграционному строительству, пока не находят устойчивых форм противодействия, постольку и партийный дискурс современной Европы не может дать каких-либо осязаемых перспектив к выздоровлению. В обозримом будущем партии будут находиться в тисках двух сил. Одна из них – авторитарный глобализационный неокорпоративизм, который все больше берет на себя функцию всемирного регулятора финансовых, экономических, социальных процессов. Другая сила – массовые непартийные движения, которые подпирают политические партии снизу и стремятся бороться с неокорпоративизмом, минуя рамки чисто партийных решений. Очевидна и персонификация политического пространства, когда позиция лидера государства по существу подменяет демократическую процедуру выработки решений посредством широких партийных дискуссий. Можно предположить, что в этих условиях системные партии, при всей их склонности к политическому маневрированию, смогут играть роль чисто рекомендательных органов, в лучшем случае посредников в непредсказуемом процессе острых социальных внутриполитических и внешнеполитических конфликтов.
В такой ситуации можно прогнозировать усиление центростремительных тенденций в лагере системных партий. При всей склонности к декларированию обособленности друг от друга жизнь будет заставлять их находить точки соприкосновения в поисках выхода из нынешнего финансово-экономического кризиса, а также путей совершенствования стратегии развития глобализационных и евроинтеграционных процессов. Коалициям всегда будет отдаваться предпочтение перед возможностью сосредоточить ответственность в одних руках. Что касается антисистемных партий, то они будут все больше прибегать не столько к чисто парламентским методам борьбы или к давлению на большинство в коалиционных правительствах, сколько к соучастию в массовых внепарламентских акциях, стремясь заработать себе лишние очки в острых внутриполитических баталиях. Тем более что до сих пор ни в одной европейской стране не было даже намека на диалог между различными отрядами антисистемных партий.
В перспективе нельзя ожидать значительного изменения электоральных настроений политически активной части европейцев. Поэтому возможность перехода власти в Европе от просистемных к антисистемным партиям маловероятна. При сохранении критического настроя к власть имущим избиратель не готов отдать бразды правления политически непредсказуемым лидерам, не обладающим позитивным видением горизонта европейского развития.