Спустя тысячу лет мы вновь оказались в IX веке

Йемен всегда балансировал на грани несостоявшегося государства – на протяжении четверти века с небольшими перерывами конфликты перетекали один в другой, меняя конфигурацию и состав участников – Север и Юг в 1990-е гг., хуситы против Али А. Салеха в 2000-е гг., деятельность Аль-Каиды и других джихадистских группировок.

Йемен всегда балансировал на грани несостоявшегося государства – на протяжении четверти века с небольшими перерывами конфликты перетекали один в другой, меняя конфигурацию и состав участников – Север и Юг в 1990-е гг., хуситы против Али А. Салеха в 2000-е гг., деятельность Аль-Каиды и других джихадистских группировок.

Очевидно, что у перманентной нестабильности есть несколько фундаментальных причин. Прежде всего, это низкий уровень социально-политической модернизации, означающий отсутствие гражданского общества, персонифицированность политических процессов и слабость гражданской идентичности. Место последней занимает региональная (Север-Юг), конфессиональная (сунниты – шииты, умеренные шафииты – салафиты-ваххабиты) и племенная самоидентификации. Другая причина – традиционная значимость культуры насилия в политической жизни страны, накладывающаяся на высокую степень милитаризации общества (по некоторым данным, около 65 млн ед. оружия на 25 млн населения). Наконец, свою роль играет ресурсная недостаточность, в условиях которой любая борьба за власть скрывает за собой борьбу за доступ к ресурсам.

Речь идет о постоянно действующих системных факторах, во многом, общих для всего региона, хотя и выраженных в Йемене в наиболее экстремальной форме.

Протесты 2011 г. привели, во-первых, к смене режима А.А. Салеха, а во-вторых, к началу Национального диалога (англ. National Dialogue Conference under UNSC resolution 2051), проходившего под эгидой ООН и единодушно поддержанного международным сообществом.

Следует заметить, что в рамках «арабской весны» было предложено три формулы Национального диалога – тунисская, бахрейнская и йеменская. Первая не предполагала иностранного вмешательства: диалог осуществлялся под контролем гражданских институтов (профсоюзов, Лиги защиты прав человека и др.) и завершился вполне успешно. В Бахрейне Национальный диалог управлялся властью, а для его объективизации его была создана международная комиссия во главе с египетским адвокатом М. Аль-Басьюни, выработавшая ряд рекомендаций правительству. Не все они были реализованы, и к осени 2014 г., когда оппозиция и власть, выдвинули взаимонеприемлемые требования, диалог зашел в тупик.

REUTERS/Khaled Abdullah
Леонид Исаев:
Йемен: проблемы устойчивости власти

Наконец, в случае с Йеменом Национальный диалог, сама структура которого была гораздо сложнее, чем в Тунисе и Бахрейне, и где не было ни сильных гражданских институтов, ни сильной центральной власти, способной его проводить, обернулся усилением хуситской (зейдитской) организации «Ансар Аллах», в 2011 г. занимавшей маргинальное положение в политическом пространстве страны. В 2014 г. хуситы одержали несколько важных военных побед, нанеся удар по Аль-Каиде, а в сентябре взяли Сану.

Если рассматривать исключительно внутриполитическую составляющую нынешнего конфликта, то имеет смысл анализировать его как борьбу между элитными группами за доступ к ресурсам. Конфессиональная, племенная, региональная или идеологическая принадлежность акторов – важный фактор мобилизации и иногда организации населения, но в большинстве случаев пока не предполагают экзистенциального противостояния. Зейдитское и шафиитское право основываются на учении имама аш-Шафии, Али Абдалла Салих (зейдит), воевавший с хуситами на протяжении 2000-х гг., сегодня оказался их союзником, в новейшей истории страны были примеры совершенно неожиданных альянсов идеологических противников. Например, Партия Совместного Заседания 2002 г., объединившая суннитский исламистский ал-Ислах, Йеменскую социалистическую партию (южане) и аль-Хакк (хуситы).

Единственная линия раскола, не допускающая компромиссных решений, пролегает между суннитами, салафитами-джихадистами и хуситами. Борьба между ними в случае пролонгации конфликта может распространиться на все политическое поле страны, что приведет к повторению сирийского сценария.

Вместе с тем региональный контекст вносит свои коррективы. Конечно, противостояние хуситов и правительства не тождественно суннитско-шиитскому расколу на Ближнем Востоке и стоящей за ним саудовско-иранской борьбе. Отчасти и Саудовская Аравия, и Иран на протяжении последнего времени пытались создать лояльные им силы внутри страны.

Очевидно, что собственные политические интересы для обеих сил важнее интересов их внешних покровителей. Так, необоснованными представляются оценки хуситов как исключительно иранских агентов. В случае прихода к власти, хуситы были бы вынуждены считаться с объективной зависимостью Йемена от Саудовской Аравии и уважать традиции соседских отношений. Однако, по всей вероятности, они бы постарались диверсифицировать внешнеполитические контакты страны, и, возможно, использовать свои связи с Ираном для давления на Эр-Рияд и укрепления национального суверенитета.

Hani Mohammed/AP
Леонид Исаев:
Триумф йеменских исламистов

С другой стороны, столь же понятны опасения Саудовской Аравии, что задача Ирана – это создание шиитского пояса вокруг королевства (Ливан, Сирия, Ирак, Бахрейн, Йемен) и использование шиитского фактора могут дестабилизировать ситуацию внутри Саудовской Аравии. Хуситы в этой дестабилизации сыграли бы важнейшую роль, поскольку значительная часть шиитских племен королевства им родственна.

Именно этими опасениями вызвана резкая и до определенной степени непродуманная реакция королевства на военные успехи хуситов.

Провозглашенная Саудовской Аравией военная операция в Йемене обладает сомнительной легитимностью (СБ ООН последовательно высказывается за мирное урегулирование ситуации), ее цели не до конца ясны. По всей видимости, основной задачей операции может стать физическое уничтожение руководства хуситов, ослабление зейдитского движения и последующее возобновление Национального диалога. Однако опыт последних лет показывает, что после вооруженной интервенции, оборачивающейся резким ослаблением государственных институтов, переход к мирной политической трансформации весьма затруднителен, тем более, когда ясного проекта этой трансформации нет.

Теоретически, в случае преобладания прагматических подходов к ситуации речь снова может зайти о федерализации Йемена, тем более, что в последние годы федерализация стала универсальным рецептом западных экспертов для стран региона (Ирак, Сирия, Ливия, Йемен). Тем не менее, учитывая несостоятельность институтов государственной власти и раздробленность общества, федерализация превращается в формат разделения власти между элитными группами (как в Ираке), что может легко привести к разрушению государственности как таковой и – снова – к расколу Йемена.

Если хуситы будут видеть основной целью саудовской активности свое уничтожение, то для них речь будет идти уже не о борьбе за власть, а о выживании. Итогом может стать, во-первых, затяжная партизанская борьба, которая сделает национальный диалог бессмысленным, во-вторых, открытое вовлечение в конфликт Ирана, который окажется вынужденным защищать зейдитов, и, в-третьих, попытки хуситов нанести контрудар по королевству, используя родственные им племена, проживающие на его территории.

В случае реализации наиболее драматичного сценария, дело может обернуться и прямым саудовско-иранским вооруженным конфликтом.

Другим следствием объявленной Саудовской Аравией операции может стать усиление интеграционных тенденций в арабском мире – прежде всего, в рамках ССАГПЗ, уже второй раз демонстрирующего военное единство в противостоянии общим угрозам, но также и в рамках ЛАГ, объявившей о создании общих вооруженных подразделений.

На глобальном уровне объявленная операция в очередной раз свидетельствует об ослаблении ООН и о росте самостоятельности региональных акторов, готовых принимать подобные решения без какой-либо очевидной поддержки глобальных игроков.