30 января 2018 г. в Сочи состоялся Конгресс сирийского национального диалога, призванный стимулировать политический процесс путем предоставления широкой сирийской общественности платформы для обсуждения. Как сообщается, в его работе приняли участие почти полторы тысячи делегатов. Предполагалось, что Конгресс станет зонтичной платформой, на которой выразить свое мнение смогут не только сирийцы, уже участвующие в переговорных процессах в Женеве и Астане, но и те, кто оказался за рамками существующих переговоров и, соответственно, не имел возможности принять участие в определении будущего своей страны.
До начала Конгресса в Сочи было много разговоров о том, не подорвет ли он Женевский процесс. Судя по результатам мероприятия, оно однозначно не подрывает Женевский процесс, однако вряд ли сможет придать столь необходимый импульс политическому урегулированию. Появление в последнее время инициатив, параллельных Женевскому процессу, свидетельствует лишь о том, что деэскалация военных действий в Сирии не приблизила политическое урегулирование.
30 января в Сочи состоялся Конгресс сирийского национального диалога, призванный стимулировать импульс политический процесс путем предоставления широкой сирийской общественности платформы для обсуждения. Как сообщается, в его работе приняли участие почти полторы тысячи делегатов. Предполагалось, что Конгресс станет зонтичной платформой, на которой выразить свое мнение смогут не только сирийцы, уже участвующие в переговорных процессах, таких как Женева и Астана, но и те, кто оказался за рамками существующих переговоров и, соответственно, не имеет возможности принять участие в определении будущего своей страны. Участие в Конгрессе большого числа сирийских деятелей содействует легитимации процесса политического урегулирования конфликта и полностью соответствует идее, выраженной в Резолюции СБ ООН по Сирии № 2254, о том, что будущее своей страны должен определить сам сирийский народ.
Несмотря на создание, казалось бы, всех условий для плодотворного обсуждения, Конгресс стал заложником собственной повестки дня. Складывается впечатление, что она была сформирована для достижения слишком многих целей как во внешней политике России по отношению к Сирии, так и во внутренней политике в преддверии президентских выборов. Резолюция Совета Безопасности ООН № 2254 призывает к разработке проекта новой конституции, так что предложение Россией механизма по приданию импульса этой работе не вызывает вопросов.
В январе 2017 г. Москва впервые предложила проект сирийской Конституции, который был отвергнут сирийской оппозицией, и, к особой неожиданности, не получил поддержки среди союзников России. Проект конституции был предложен после подписания Россией, Турцией и Ираном в декабре 2016 г. соглашения о прекращении огня в Сирии, и Москва надеялась оживить процесс политического урегулирования конфликта. Прекращение огня было сорвано, и Москва оказалась под градом критики со стороны международного сообщества, которое расценило ее действия как попытку саботировать Женевский процесс самостоятельной разработкой проекта конституции.
Неудачная, хотя и честная попытка оживить политический процесс показала России необходимость институционализации подготовки проекта конституции. При этом Москва не могла принудить политическую оппозицию принять разработанный ей проект конституции так же, как сделала это, вынудив вооруженные повстанческие группы принять новый статус-кво на местах в Сирии. Жесткие силовые инструменты России не подразумевают ее способность возглавить политический диалог. Этот пробел Россия и пыталась ликвидировать в Сочи путем институционализации процесса разработки конституции.
Правительства ряда стран, сирийская оппозиция и даже ООН опасались, что проведением Сирийского конгресса в Сочи Россия хочет маргинализировать переговорный процесс в Женеве и все участвующие в нем стороны. Однако на практике получилось прямо противоположное: стремясь выполнить обещание Владимира Путина о проведении Сирийского конгресса как логического завершения сирийской войны, Москве было необходимо заручиться поддержкой всех заинтересованных сторон. Россия с самого начала столкнулась с дилеммой, поскольку попытки приступить к разработке конституции в параллельном Женевскому процессу формате (на чем настаивали представители лоялистского крыла оппозиции), так же, как и Астана, вызывали открытое неприятие международного сообщества. При этом, добиваясь своего включения в Женевский процесс, Россия, в конечном итоге, согласилась с тем, что инициированные Москвой усилия будут контролироваться ООН. В результате российское правительство выбрало сочетание обоих подходов, что вряд ли послужит укреплению Женевского процесса переговоров.
В том, что сирийская конституция должна коренным образом измениться ввиду войны и для ее прекращения, нет никаких сомнений. Проект конституции, предложенный Россией в 2017 г., отвергли как оппозиционеры, так и лоялисты. В частных беседах многие представители оппозиции признают, что этот проект был приемлемой отправной точкой для открытия национальных дебатов о будущей конституции. Однако, будучи предложенным со стороны, он сразу же стал неприемлемым для многих сирийцев. Более того, по мнению ряда оппозиционных деятелей, Сирии вообще не нужна новая конституция, и можно вполне обойтись внесением необходимых изменений в Конституцию 2012 г. Однако для всех из них принципиальным моментом является то, что работа над конституцией — сугубо внутренний вопрос самих сирийцев.
Судя по всему, горький опыт неприятия проекта практическим всеми сторонами конфликта в январе 2017 г. заставил Россию сделать нужные выводы, и она предоставила сирийцам сочинскую платформу для начала обсуждения конституции. Однако политические деятели, которые, как ожидается, будут играть важную роль в формировании переходного периода в Сирии, а именно Высшего комитета по переговорам сирийской оппозиции (ВКП/HNC) и партии «Демократический союз», представляющей курдское меньшинство, не участвовали в работе Конгресса. Участие в сочинском конгрессе не подразумевало какого-либо институционального присутствия, а это означало, что ни сирийское правительство, ни ВКП не были представлены в институциональном качестве. Вместе с тем, тот факт, что ВКП направил в Сочи трех делегатов, включая главу так называемой московской группы оппозиции Кадри Джамиля, может содействовать принятию оппозиционными силами сочинского процесса. Необходимо отметить, что отсутствие в Сочи главы оппозиционных групп Насера аль-Харири может в будущем осложнить выполнение Конгрессом своей миссии.
Чтобы получить поддержку Конгресса со стороны Турции, России пришлось пожертвовать участием курдов в переговорах. Турция, возможно, сыграла ключевую роль в легитимации Конгресса, однако ограниченное участие ВКП и полное отсутствие курдов могут, в конечном итоге, ослабить ось Россия-Турция, поскольку Анкара приняла недостаточно усилий для обеспечения участия ВКП на высоком уровне и все возможное — для недопущения курдов.
Высказывается немало сомнений относительно реального встраивания результатов сочинского конгресса в Женевский процесс. Специальный представитель ООН по Сирии Стаффан Де Мистура признал результаты Конгресса, однако не выразил готовности им следовать, ограничившись заявлением, что сообщит, как собирается продолжить выполнение возложенной на него задачи, о которой говорится в декларации Конгресса. В своем заявлении Стаффан Де Мистура, дипломатично отдав должное сочинским усилиям, выразился довольно расплывчато и не взял на себя обязательств по реализации его результатов.
Препятствовать созданию Конституционного комитета могут не только сомнения спецпредставителя ООН по Сирии относительно целесообразности включения результатов Сочинского форума в Женевский процесс, но и отказ правительства Асада обсуждать конституцию за пределами страны, а также положение на местах в Сирии. В преддверии Сочинского конгресса наблюдалась значительная эскалация военных действий в Сирии, в немалой степени вызванная проведением правительственными войсками операций в зоне деэскалации «Идлиб» и вторжением Турции в Африн. Сложившаяся ситуация слишком напоминает развитие событий в Алеппо, что в настоящий момент может помешать сирийской оппозиции вступать в какие-либо значимые политические переговоры. В то время как такое положение дел может вполне устраивать Анкару, которая в данный момент стремится наступлением на курдов продемонстрировать турецкой общественности свою победу в Сирии, для России, сделавшей ставку на успех сочинского Конгресса и поставившей на карту свой престиж, это, безусловно, плохая новость.
Не исключено, что неумышленным последствием более чем скромного представительства оппозиции на сочинском конгрессе станут пошатнувшиеся позиции России в качестве главного переговорщика по Сирии. Астанинский процесс, который сделал Москву ведущим посредником в решении военных вопросов и продемонстрировал ее способность привлекать вооруженную оппозицию и правительство к дипломатическим переговорам, позволил России поверить, что она с такой же легкостью может возглавить и сложные политические переговоры. Однако в вопросах политического влияния Москва оказалась не столь эффективной, как в силовых решениях, и неспособной заручиться достаточной поддержкой своей позиции. Это создает потенциально опасный прецедент для России и может повлиять на ее позиционирование по отношению к другим международным переговорщикам. На поверку, новый политический план по урегулированию сирийского конфликта, предложенный Соединенными Штатами, Францией, Иорданией, Великобританией и Саудовской Аравией в кулуарах парижской встречи по химическому оружию в январе и предусматривающий радикальные изменения в сирийской конституции, может, как ни удивительно, получить развитие.
Перед сочинским конгрессом было много разговоров о том, подрывает ли он Женевский процесс. Результаты этой встречи однозначно свидетельствуют, что она не представляет никакой угрозы для Женевского процесса, однако вряд ли сможет придать политическому урегулированию столь необходимый импульс. Появление в последнее время новых форматов, параллельных Женевскому процессу, свидетельствует лишь о том, что успехи в деэскалации военных действий в Сирии не облегчили достижение политического прогресса. Положение дел с сирийским конфликтом все больше напоминает состояние годичной давности, когда определяющим элементом политического процесса было военное противостояние, а в таких условиях разработка конституции является несвоевременным шагом.