В последнее время регулярно звучат публичные заявления лидеров Сирии и Турции о готовности начать процесс нормализации двусторонних отношений при посредничестве России. С позитивом, однако, диссонирует нынешняя резкая эскалация напряженности, которая характеризуется заметным ростом антисирийских настроений в турецком обществе и дестабилизацией внутренней обстановки в районах, примыкающих к сирийско-турецкой границе, и не только. Инцидент, произошедший 30 июня 2024 г. в городе Кайсери в центральной Анатолии, был связан с арестом сирийского мигранта по обвинению в изнасиловании ребенка и спровоцировал антисирийские погромы, участники которых потребовали отставки Эрдогана, «приютившего» от 3 до 4 млн сирийских беженцев. В ответ в оккупированных армией Турции районах провинции Алеппо на севере Сирии, управляемых враждебным Б. Асаду «Временным правительством Сирии» (ВПС), созданным в 2013 г. на турецкой территории, вспыхнули антитурецкие выступления. К ним добавились демонстрации против турок на части соседней провинции Идлиб, где дислоцированы турецкие военные наблюдатели, но еще в 2017 г. было учреждено другое оппозиционное Дамаску «Сирийское правительство спасения» (СПС) и заправляют враждебные Анкаре радикалы из группировки «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ)*.
У турецкого руководства и лично Р.Т. Эрдогана есть веские аргументы в пользу восстановления диалога с Сирией, обусловленные как общими интересами в сдерживании сирийских курдов (у Анкары по соображениям безопасности, у Дамаска — в борьбе с курдским сепаратизмом), так и необходимостью совместно определить судьбу «Малого Идлиба» — районов одноименной провинции, которые до сих остаются под контролем ХТШ, давно превратившись в рассадник терроризма, очаг криминальной экономики, источник распространения экстремистской идеологии и инфильтрации боевиков, в том числе на территорию Турции. Турецкие деловые круги также заинтересованы в налаживании торговли и своем участии в будущем восстановлении Сирии, не желая уступать арабским конкурентам в лице ОАЭ, Саудовской Аравии и других капиталоизбыточных монархий Персидского залива.
В свою очередь, официальный Дамаск также не против реанимирования связей с турецким соседом, вспоминая позитивный опыт развития экономического сотрудничества и политического диалога в 2000-е гг. В военно-политическом плане руководство Сирии заинтересовано в полном возвращении Идлиба, избегая по возможности затратного военного сценария, аналогичного операциям 2019–2020 гг. Также в Дамаске, по всей видимости, рассчитывают в координации с турками критически ослабить в военном, политическом и экономическом отношении самопровозглашенную курдами «Автономную администрацию Северной и Восточной Сирии» (ААСВС), которая, не считая отдельных районов провинции Алеппо, контролирует почти полностью провинцию Хасеке и около половины территории провинций Дейр-эз-Зор и Ракка, где расположены крупнейшие нефтяные месторождения, стратегические объекты энергетической инфраструктуры и сельскохозяйственные угодья. Наконец, правящие и деловые круги Сирии, подобно турецким визави, были бы заинтересованы в масштабном привлечении турецкого капитала к постконфликтному экономическому отстраиванию своей страны.
Вместе с тем, открыто поддержав антиасадовскую оппозицию и в то же время прервав контакты с официальным Дамаском, а далее приняв у себя миллионы враждебных по отношению к властям Сирии беженцев, турецкая сторона, по сути, оказалась заложником ситуации, резко сузив для себя рамки и свободу маневра. Массовый приток мигрантов создал мощное социальное давление на турецкую экономику, а накопившаяся усталость рядовых турок от «чужаков» из Сирии, которая выплеснулась на улицы после «инцидента в Кайсери», показала, что данную проблему не удалось компенсировать за счет инвестиционного вклада состоятельных сирийских беженцев в турецкую экономику.
Складывается впечатление, что «инцидентом в Кайсери» попытались воспользоваться в своих целях авторитеты и полевые командиры в зоне ВПС, рискующие потерять все в случае даже частичной «сдачи» севера Дамаску, которая по слухам может произойти при посредничестве России. Сходные опасения за собственное будущее в случае «сдачи» турками Б. Асаду «Малого Идлиба» резонно испытывают главари и полевые командиры ХТШ, привыкшие за годы конфликта получать немалые дивиденды от местной «черной» экономики, гумпомощи и транзитной торговли. Однако оба этих обстоятельства навряд ли сведут на нет шансы на примирение Сирии и Турции, тем более что дипломатические усилия на данном направлении продолжает Москва, у которой есть опыт взаимодействия «на земле» и с турками, и с сирийцами. Площадкой для переговоров может в очередной раз послужить Багдад, где в 2021–2022 гг. при содействии Пекина успешно велись закрытые консультации по вопросу нормализации отношений между Ираном и Саудовской Аравии. Ситуация с примирением Анкары и Дамаска может проясниться уже к осени 2024 г.
В последнее время регулярно звучат публичные заявления лидеров Сирии и Турции о готовности начать в скором будущем процесс нормализации двусторонних отношений при посредничестве России. Президент Сирийской Арабской Республики Башар Асад, принимая 26 июня 2024 г. спецпредставителя президента РФ по сирийскому урегулированию А.Л. Лаврентьева, признал, что позитивно относится к примирению. В свою очередь, президент Турецкой Республики Реджеп Тайип Эрдоган в обращении к нации 2 июля допустил принятие «дополнительных шагов» с турецкой стороны для установления мира в Сирии. Буквально через три дня — 5 июля, Р.Т. Эрдоган, возвращаясь с саммита ШОС в Астане, заявил журналистам, что вместе с В.В. Путиным может направить приглашение Б. Асаду на трехстороннюю встречу, в связи с чем в СМИ со ссылкой на турецкую газету Turkiye появились сообщения об организации подобного саммита уже в сентябре на территории России, Ирака или одной из стран Персидского залива. В качестве альтернативного места проведения упоминалась сама Турция.
С позитивом, однако, диссонирует нынешняя резкая эскалация напряженности, которая характеризуется заметным ростом антисирийских настроений в турецком обществе и дестабилизацией внутренней обстановки в районах, примыкающих к сирийско-турецкой границе, и не только там. Инцидент, произошедший 30 июня в городе Кайсери в центральной Анатолии, был связан с арестом сирийского мигранта по обвинению в изнасиловании ребенка и спровоцировал антисирийские погромы. Их участники потребовали отставки Эрдогана, «приютившего» от 3 до 4 млн беженцев из Сирии. Местная полиция была вынуждена применить силу, задержав 67 человек.
В ответ в оккупированных армией Турции районах провинции Алеппо на севере Сирии, управляемых враждебным Б. Асаду «Временным правительством Сирии» (ВПС), созданным в 2013 г. на турецкой территории, вспыхнули антитурецкие выступления, вплоть до перестрелок между местными арабскими боевиками и турецкими силовиками в городах Африн и Джерабулус. К ним добавились демонстрации против турок на части соседней провинции Идлиб, где дислоцированы турецкие военные наблюдатели, но еще в 2017 г. было учреждено другое оппозиционное Дамаску «Сирийское правительство спасения» (СПС) и заправляют враждебные Анкаре радикалы из группировки «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ)*.
Противоречивая на первый взгляд ситуация на самом деле представляется логичной, назревшей и прогнозируемой вне зависимости от наличия триггеров, подобных «инциденту в Кайсери». За более чем 13-летний период сирийского кризиса между Анкарой и Дамаском возник целый клубок внешнеполитических противоречий в свете вовлеченности в конфликт России, Ирана, США и монархий ССАГПЗ. К ним почти сразу прибавились проблемы внутриполитического порядка: турецкий «протекторат» на севере Сирии с несанкционированным центральными сирийскими властями присутствием войск, появление союзных Анкаре и ориентированных на нее военных и гражданских элитных групп в среде местной сирийской оппозиции, массовый исход в Турцию сирийских мигрантов, по большей части сочувствующих антиасадовской оппозиции.
После того, как решающие победы сирийских правительственных сил над отрядами оппозиции и ИГИЛ* в 2016–2018 гг. и, как следствие, географическая локализация конфликта доказали несостоятельность расчетов внешних акторов на отстранение Б. Асада от власти силовым путем, у турецкого руководства и лично Р.Т. Эрдогана начали появляться веские аргументы в пользу восстановления диалога с Сирией. Они обуславливаются прежде всего общими интересами в сдерживании сирийских курдов (у Анкары по соображениям безопасности, у Дамаска — в борьбе с курдским сепаратизмом). Во-вторых, возникла необходимость совместно определить судьбу «Малого Идлиба» — районов одноименной провинции, которые до сих остаются под контролем непредсказуемой ХТШ, давно превратившись в рассадник терроризма, очаг криминальной экономики, источник распространения экстремистской идеологии и инфильтрации боевиков, в том числе на территорию Турции. В-третьих, турецкие деловые круги заинтересованы в налаживании торговли и своем участии в будущем восстановлении Сирии, не желая уступать арабским конкурентам в лице ОАЭ, Саудовской Аравии и других капиталоизбыточных монархий Персидского залива. Причем актуальность последнего из перечисленных императивов возросла после восстановления в мае 2023 г. полноценного членства Сирии в Лиге арабских государств.
В свою очередь, официальный Дамаск также не против реанимирования связей с турецким соседом, вспоминая позитивный опыт развития экономического сотрудничества и политического диалога в 2000-е гг. В военно-политическом плане руководство Сирии заинтересовано в полном возвращении Идлиба, избегая по возможности затратного военного сценария, аналогичного операциям «Рассвет над Идлибом» и «Рассвет над Идлибом — 2» в 2019–2020 гг., когда сирийцы, несмотря на поддержку со стороны России и Ирана, не смогли полностью достичь поставленных целей, натолкнувшись на жесткий отпор турецкой армии (операция «Весенний щит» в феврале — марте 2020 г.).
Также в Дамаске, по всей видимости, рассчитывают в координации с турками критически ослабить в военном, политическом и экономическом отношении самопровозглашенную курдами «Автономную администрацию Северной и Восточной Сирии» (ААСВС), которая, не считая отдельных районов провинции Алеппо, контролирует почти полностью провинцию Хасеке и около половины территории провинций Дейр-эз-Зор и Ракка. Именно здесь расположены крупнейшие нефтяные месторождения, стратегические объекты энергетической инфраструктуры (ГЭС на реке Евфрат) и сельскохозяйственные угодья. Многие обозреватели справедливо отмечают, что выращиваемая в зоне ААСВС пшеница за годы конфликта превратилась в инструмент борьбы за суверенитет между центральным правительством и региональными курдскими властями. Подорвав позиции курдов, в Дамаске предполагают сделать их более сговорчивыми на переговорах в рамках национального диалога и в конечном счете решить «курдский вопрос» мирным путем в рамках унитарного государства — без неприемлемой для Б. Асада федерализации страны.
Наконец, правящие и деловые круги Сирии, подобно турецким визави, были бы заинтересованы в масштабном привлечении турецкого капитала к постконфликтному экономическому отстраиванию своей страны.
Вместе с тем, открыто поддержав антиасадовскую оппозицию в начале кризиса и в то же время прервав контакты с официальным Дамаском, а далее приняв у себя миллионы враждебных по отношению к властям Сирии беженцев, турецкая сторона, по сути, оказалась заложником ситуации, резко сузив для себя рамки и свободу маневра для примирения с Б. Асадом. Массовый приток мигрантов создал мощное социальное давление на турецкую экономику — не случайно в 2019 г. опросы, проведенные турецкой компанией PIAR, показали, что сирийцы воспринимаются местными респондентами как вторая по остроте проблема после обвала национальной валюты. Накопившаяся усталость рядовых турок от «чужаков» из Сирии, которая выплеснулась на улицы после «инцидента в Кайсери», показала, что данную проблему не удалось компенсировать за счет инвестиционного вклада состоятельных сирийских беженцев в турецкую экономику.
Не удивительно, что на фоне активизации обсуждения темы сирийско-турецкого примирения в начале июля резко обострилась ситуация в зоне ВПС на севере Сирии, которая, как отмечалось, находится под протекторатом Анкары. Многие аналитики резонно связывают антитурецкие демонстрации в городах Аазаз, Эр-Раи и Эль-Баб (где сирийцы спускали флаги Турции, громили офисы турецких организаций, нападали на турецких госслужащих и транспорт; сообщалось о нападении местных боевиков на турецкий армейский блокпост в Африне) именно с этим обстоятельством, а не только с «инцидентом в Кайсери». Едва ли — в чем стоит согласиться с оценкой турецкого издания Yetkin Report — масштабные беспорядки могли быть организованы настолько быстро после происшествия в далеком Кайсери и в районах, не один год существовавших благодаря донорской помощи Турции. Беспрецедентный размах выступлений вынудил Анкару временно закрыть КПП на границе, срочно перебросив в Сирию воинские подкрепления.
В свете изложенного складывается впечатление, что «инцидентом в Кайсери» попытались воспользоваться в своих целях авторитеты и полевые командиры в зоне ВПС, рискующие потерять все в случае даже частичной «сдачи» севера Дамаску. Триггером опасений, вероятно, послужили утечки в турецкой прессе о неподтвержденном официально контакте сирийских и турецких военных на российской базе «Хмеймим» в Сирии 11 июня 2024 г., практически совпавшим по времени с неожиданным приемом В.В. Путиным в Кремле министра иностранных дел Турции Хакана Фидана, который, как известно, ранее возглавлял в своей стране Национальную разведывательную организацию и не раз участвовал в секретных переговорах. Сирийско-турецкий компромисс относительно существенного расширения совместного контроля над «буферной» зоной ВПС с «выдавливанием» оттуда сирийской оппозиции исключать нельзя в обмен, к примеру, на формирование единого фронта Анкары и Дамаска против сирийских курдов и их ААСВС.
Сходные опасения за собственное будущее в случае «сдачи» турками Б. Асаду «Малого Идлиба» (в качестве другого «бонуса» за совместные действия против курдов) резонно испытывают главари и полевые командиры ХТШ, привыкшие за годы конфликта получать немалые дивиденды от местной «черной» экономики, гумпомощи и транзитной торговли. Поэтому в обозримой перспективе прогнозируются усиление напряженности и новые боестолкновения между дислоцированными здесь с 2017 г. турецкими военными наблюдателями и «строптивыми» местными радикалами.
Оба упомянутых обстоятельства способны осложнить, но навряд ли сведут на нет шансы на примирение Сирии и Турции. Тем более что дипломатические усилия на данном направлении продолжает Москва, у которой есть опыт взаимодействия «на земле» и с турками, и с сирийцами, включая совместное с турецкими военными патрулирование районов на северо-востоке Сирии в соответствии с положениями Сочинского меморандума 2019 г. Площадкой для переговоров может в очередной раз послужить Багдад, где в 2021–2022 гг. при содействии Пекина успешно велись закрытые консультации по вопросу нормализации отношений между Ираном и Саудовской Аравии. Ситуация с примирением Анкары и Дамаска может проясниться уже к осени 2024 г.
* Организация признана террористической и запрещена на территории РФ.