Шесть ключевых тенденций в российской внешней политике: западный взгляд

В октябре 2015 г. после заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай» в Сочи Иван Тимофеев опубликовал краткий анализ последних тенденций в российской внешней политике. Действительно, присоединение Крыма, конфликт на Украине, раскручивающаяся спираль санкций и недавнее вмешательство России в Сирии сделали выявление четких моделей поведения непростой задачей. Одна из трудностей заключается в необходимости отделения старого от действительно нового, сигнала от фонового шума.

В октябре 2015 г. после заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай» в Сочи Иван Тимофеев опубликовал краткий анализ последних тенденций в российской внешней политике. Действительно, присоединение Крыма, конфликт на Украине, раскручивающаяся спираль санкций и недавнее вмешательство России в Сирии сделали выявление четких моделей поведения непростой задачей.

Одна из трудностей заключается в необходимости отделения старого от действительно нового, сигнала от фонового шума. Дело в том, что набор из информационной упаковки, символизма и ряда особенностей, сопровождающий нынешнюю внешнюю политику России, делает процесс принятия решений непрозрачным. Это уже само по себе новый тренд, и сложность состоит в разграничении фактических векторов российской внешней политики и продвижения бренда лидерства, а также в понимании относительной важности этих векторов. Ниже приведены соображения, которые отражают и дополняют заслуживающий внимания список И. Тимофеева.

1. Военная мощь

Россия будет продолжать использовать военную силу в качестве наиболее надежного средства реализации своих политических целей. В отличие от Запада, который после «десятилетия войны» пришел к выводу, что военная мощь малоэффективна для достижения желаемых политических целей за рубежом, Москва извлекла из недавней истории противоположные уроки.

От второй чеченской до российско-грузинской войны, Крыма и Восточной Украины Москва для достижения политических целей полагалась в основном на военную силу. Возможности национального силового инструментария России, в том числе, экономические, дипломатические и информационные, довольно слабы и, скорее всего, еще больше ослабли от противостояния с Западом.

Стремясь обрести союзников, экономический вес и укрепить позицию в международной системе, Россия будет все больше зависеть от использования силы для изменения ситуации на местах в свою пользу, и Сирия — недавний тому пример.

2. Игра с нулевой суммой

И. Тимофеев определяет нынешний подход России к постсоветскому пространству как игру с нулевой суммой. Однако в прошлом это уже было характерно для ее политики, и именно поэтому на украинские события Россия реагирует силой. Идея о привилегированных или особых интересах на периферии — исторический вектор российской внешней политики. Но что это означает сегодня в практическом плане?

Если раньше разграничительная линия проходила вокруг Украины, то теперь она пересекает ее. Обе стороны будут вовлечены в средне- и долгосрочную игру за будущее украинского государства с равными шансами на успех. Между тем Россия будет нервно следить за тем, что происходит с ее влиянием на остальной части постсоветского пространства.

Здесь усилия Москвы будут в гораздо большей степени сосредоточены не на противодействии западному вторжению, а на борьбе с нестабильностью, политическими изменениями, терроризмом и экономическим провалом. В конечном счете Россия, скорее всего, будет реагировать на любое, по ее мнению, ухудшение положения еще более нервно и даже неосмотрительно.

3. Новая нормальность?

Поскольку прежний алгоритм взаимодействия с Западом остался в прошлом, Россия, несомненно, попытается опробовать другие идеи, чтобы выработать новые правила взаимодействия с западными «партнерами», или новую нормальность. Такие предложения, которые уже высказывались после российско-грузинской войны, будут априори бесперспективными.

Тем не менее Россия попытается вытащить себя из политической изоляции Запада посредством гамбитов, подобных сирийскому, и будет искать другие области, которые позволят добиться признания и сотрудничества, в частности с США. Следующей горячей точкой может стать Афганистан, причем не столько из-за желания добиться стабильности, сколько в силу необходимости найти другую плоскость взаимодействия с Соединенными Штатами.

Москва будет искать ответы на последствия ее разлада с Западом за пределами Европы, но всегда с оглядкой на то, что беспокоит Россию больше всего, а именно — на санкции и отсутствие стабильной нормальности в отношениях.

REUTERS/Alexei Nikolsky/RIA Novosti
Иван Тимофеев:
Новая предсказуемость России

4. Европа в первую очередь

США больше не видят Москву в качестве потенциального партнера при действующем президенте Владимире Путине и считают ее растущей угрозой, заслуживающей более жесткого отпора. Проявление подобной враждебности во взаимоотношениях, возможно, даже больше знакомо Москве. Но Россия — не СССР, и последствия окажутся гораздо менее контролируемыми. Никакой «новой нормальности» в отношениях с США не будет, поскольку России не простят ее правонарушений на Украине, а как держава она еще слишком слаба, чтобы заставить Америку искать компромисс.

Другими словами, США не согласятся отказаться от продвижения идей демократизации (возможно, они просто не в состоянии это сделать) или пойти на новую разрядку в Европе. Москве придется найти способ склонить на свою сторону немецкое руководство, чтобы тем самым свести на нет любые будущие усилия Соединенных Штатов по проведению политики сдерживания и оказанию более активного давления. Россия будет добиваться улучшения испорченных отношений с Германией, путь к возвращению благосклонности которой лежит через Украину. Именно поэтому Россия прилагала летом 2015 г. так много усилий для восстановления доверия к себе через выполнение второго Минского соглашения о прекращении огня.

5. Китайский фактор

По иронии судьбы, отношения России с Китаем будут отражением ее прежнего взаимодействия с Западом, с характерным для него чередованием циклов сотрудничества и разочарования. С одной стороны, для сотрудничества имеется гораздо больше веских оснований и экономической целесообразности. С другой стороны, как отметил американский дипломат и политолог Генри Киссинджер, Россия и Китай по самой своей природе не могут быть союзниками.

Таким образом, Россия будет последовательно стремиться получить от отношений с Китаем больше, чем тот готов ей дать. Без реального союзника в лице Пекина и в условиях изоляции со стороны Запада в международных организациях Москва повернется к новым партнерам — Южной Корее, Индонезии и Японии или к странам Ближнего Востока. Возможно, российско-иранское союзничество в Сирии позволит восстановить отношения между двумя странами, но одновременно закрепит за Москвой имидж сторонника шиитов в этом расколотом религиозными распрями регионе.

6. Экономические соображения

Усилия России по проведению экономических преобразований и импортозамещению не увенчаются успехом и уже терпят фиаско. Многое зависит от цен на нефть, на которые Россия повлиять не может, однако рассчитывать на рост даже при высоких ценах, но при сохраняющихся финансовых санкциях нет оснований. Российская политическая система устроена так, что не позволяет направить экономический кризис в позитивное русло, и мы убеждаемся в этом изо дня в день.

Вместо того чтобы учитывать тяжелое положение в экономике и действовать соответственно, внешняя политика России полностью игнорирует подход к экономическим издержкам как к необходимым и управляемым, и такая ситуация не может сохраняться вечно. Это было возможно до тех пор, пока достижения в общественном восприятии личного бренда лидерства Владимира Путина опережали накопление внутренних экономических издержек.

В ближайшем будущем, впервые за многие годы, внешняя и внутренняя политика России, наконец, встретятся друг с другом. Стиль принятия решений, исходящий в первую очередь из политической целесообразности, а затем уже из экономических последствий, будет сбалансирован внутренними соображениями, которые станут более весомыми факторами во внешней политике.

Впервые опубликовано в Russia Direct