Сделка как новая реальность мировой торговли

На первый взгляд может показаться, что по ряду вопросов Белый дом действует ситуативно, порой реактивно, иногда методом проб и ошибок, не имея заранее готового плана действий, не учитывая различные сценарии развития событий. Однако это вовсе не означает, что у американского руководства нет стратегического видения. Напротив, с точки зрения глобального замысла, Трамп и его команда нацелены на поистине революционные изменения.

Пожалуй, главным символом и своего рода политическим логосом эпохи Трампа стало понятие «сделка». Классическая трамповская логика сделки: «сначала выполнение американских условий, потом обсуждение потенциальной выгоды для всех сторон».

Многим государственным и негосударственным акторам понадобилось время, чтобы привыкнуть к трамповскому взгляду на мировую политику через оптику сделок. Однако это не приблизило мир к единодушному принятию новой реальности, скорее речь идет о приспособлении к хаотичному порядку здесь и сейчас с крайне туманным видением будущего. Это не новый баланс сил, это продолжение логики демонтажа старого мирового порядка, в которой США все чаще играют роль центрального деструктора этого самого порядка, параллельно переосмысливая значение собственного лидерства.

Логика сделки по отношению к внутренней экономике порождает определенные противоречия, которые можно наблюдать на примере трех мощных (хотя далеко не во всем единых) коалиций групп интересов.

Первую коалицию составляют условные «изоляционисты», чьи интересы тесно переплетены с традиционной промышленностью. Для них протекционизм и философия «Америка прежде всего» означает прямую и немедленную выгоду. В первую очередь, речь о сталелитейной и алюминиевой отраслях, энергетике, текстильной промышленности. Их идеал — это замкнутый производственный цикл внутри страны, в рамках которого США максимально независимы от глобальных цепочек поставок.

Вторую коалицию можно условно обозначить как «глобалисты», выступающие осторожными, а порой и открытыми критиками тарифной политики Трампа. Ядро данной коалиции составляют крупные технологические компании и транснациональный финансовый капитал. В целом речь идет о компаниях и отраслях, чья бизнес-модель по определению является глобалистской. Тарифы для них — не защита, а дополнительный налог, которые разрушают десятилетиями выстраиваемые связи, повышают издержки, провоцируют ответные меры.

Между полюсами «изоляционистов» и «глобалистов» находится третья, неустойчивая коалиция, которую можно обозначить как «колеблющиеся». Для них политика администрации Трампа — это попытка примкнуть то к одной коалиции, то к другой. Они находятся в постоянном поиске компромисса, который при этом находится далеко не всегда. Например, автопроизводители отчасти тяготеют к «изоляционистам», так как нуждаются в защите от импорта из Европы или азиатских стран, но при этом их производство зависит от импортных комплектующих, а продажи на внешних рынках уязвимы для ответных мер.

Таким образом, в практической плоскости «Трампономика» — это не единая экономическая политика, а перманентный внутренний торг, в рамках которой Белый дом, пытаясь угодить одной группе («изоляционистам»), наносит ущерб другой («глобалистам») и в итоге ставит в неопределенное положение тех, кто, по мнению администрации, должен был получить выгоду от тарифов. Логика сделки, основанная на желании как можно быстрее оказаться в нужной точке, будь то восстановление промышленной мощи или вытеснение конкурентов, игнорирует сложные взаимозависимости современной экономики. В результате, бизнес живет в состоянии волатильности и непредсказуемости, что приводит к накоплению внутренней напряженности. Впрочем, в таком состоянии находится не только американский бизнес, но и все традиционные и потенциальные партнеры США по всему миру.

Примат быстрых двусторонних «сделок» над сложным многосторонним процессом — краеугольный камень и во внешней торговой политике Трампа. США сегодня предпринимают беспрецедентную, во многом революционную попытку переформатировать всю архитектуру международной торговли, отказываясь от роли гаранта системы, которую они же сами и создавали после Второй мировой войны. Логика Белого дома проста — многосторонние институты, будь то ВТО, НАФТА или различного рода соглашения с ЕС, слишком громоздки и невыгодны. Они навязаны американским интересам и не позволяют США в полной мере использовать их главный козырь — экономическую мощь, которая оказывается скованной институтами.

США все больше полагаются не на привлекательность своей модели, а на силу санкций и тарифов. Можно предположить, что в долгосрочной перспективе такая политика приведет к ослаблению глобальных позиций Америки, даже если в краткосрочной перспективе сделки помогают одерживать ряд ситуативных побед.

Все вышесказанное имеет самое непосредственное отношение и к нынешнему витку российско-американских отношений. Основа для выстраивания взаимовыгодных торговых отношений существует. Однако шансы на то, что торговля сможет выступить стабилизирующим фактором, не стоит как переоценивать, так и сбрасывать со счетов. Трамп воспринимает экономические отношения с Россией не только с точки зрения выгоды для США (которая в любом случае будет точечной), но и как рычаг потенциального давления на Москву. Попытки российской стороны обсуждать возможности для развития торговли воспринимаются в Вашингтоне не только как конструктивные и взаимовыгодные предложения, но и как сигнал к тому, что их можно использовать как фактор переговорного процесса на своих условиях. Поэтому России в этой ситуации следует максимально осторожно и в то же время жестко отстаивать свою позицию, не забывая о том, что сделка — это продолжение логики силовых отношений со всеми вытекающими.

Анализ американского политического процесса в последнее время — не самое благодарное занятие, поскольку любые прогнозы рискуют разбиться о реальность хаоса, в царство которого погружены Соединенные Штаты. Причем хаотизация присуща как внутриполитическому, так и внешнеполитическому векторам. Единый знаменатель здесь — слабая предсказуемость действий американской правящей элиты, прежде всего, Дональда Трампа и его администрации. На первый взгляд даже может показаться, что по ряду вопросов Белый дом действует ситуативно, порой реактивно, иногда методом проб и ошибок, не имея заранее готового плана действий, не учитывая различные сценарии развития событий. Однако это вовсе не означает, что у американского руководства нет стратегического видения. Напротив, с точки зрения глобального замысла, Трамп и его команда нацелены на поистине революционные изменения. Впрочем, революционные замыслы требуют учета большого количества деталей, ведь политика — это зачастую скучный инкрементальный процесс, а желание побыстрее оказаться в нужной точке, перепрыгнув множество нюансов, рискует натолкнуться на большое количество обратных или неучтенных эффектов.

Пожалуй, главным символом и своего рода политическим логосом эпохи Трампа стало понятие «сделка». Философия сделки, перенесенная Трампом из мира бизнеса в политику, означает решение или урегулирование спорных моментов между различными сторонами, нахождение взаимовыгодных точек соприкосновения интересов. Причем сделка может и должна, по мнению Трампа, осуществляться максимально быстро — у США нет времени церемониться по мелочам, есть вводные данные, есть переговорщики, есть интересы, а значит должен быть и результат. И неважно, идет ли речь о заключении торгового соглашения или завершении какого-либо международного конфликта. Если результата нет, давление необходимо усиливать и добиваться сделки дальше, либо выходить из игры. Многим государственным и негосударственным акторам понадобилось время, чтобы привыкнуть к трамповскому взгляду на мировую политику через оптику сделок. Однако это не приблизило мир к единодушному принятию новой реальности, скорее речь идет о приспособлении к хаотичному порядку здесь и сейчас с крайне туманным видением будущего. Это не новый баланс сил, это продолжение логики демонтажа старого мирового порядка, в которой США все чаще играют роль центрального деструктора этого самого порядка, параллельно переосмысливая значение собственного лидерства. В этой ситуации внешнеполитические и экономические стратегии ведущих государств мира сводятся к учету краткосрочных выгод и издержек, а правила, держащиеся на институтах, уступают место «понятиям». Причем у международных акторов порой остается крайне немного времени на раздумья, в то время как диапазон альтернатив сокращается — либо принимать новые «понятия» и добиваться для себя максимально возможного благоприятного исхода, либо переосмысливать роль сотрудничества и институтов без США.

Иван Тимофеев:
Тарифная политика Дональда Трампа: итоги первых ста дней

«Трампономика» как арена сделок

Провозглашенный Белым домом и движением MAGA курс на агрессивный протекционизм на современном витке своего развития демонстрирует свою истинную природу, раскрывая преимущества для одних акторов и недостатки для других. Администрация Трампа всегда старалась представить свою протекционистскую программу как единую национальную стратегию, способную объединить под своим крылом американское общество и предпринимательские круги. Однако на практике такая политика не столько консолидирует общество, сколько обнажает множественные расколы. Логика сделки по отношению к внутренней экономике порождает определенные противоречия, которые можно наблюдать на примере трех мощных (хотя далеко не во всем единых) коалиций групп интересов.

Первую коалицию составляют условные «изоляционисты», чьи интересы тесно переплетены с традиционной промышленностью. Для них протекционизм и философия «Америка прежде всего» означает прямую и немедленную выгоду. В первую очередь, речь о сталелитейной и алюминиевой отраслях, энергетике, текстильной промышленности. Например, для сталелитейной промышленности тарифы стали той самой быстрой сделкой, которую ониждали от американской администрации и которую активно лоббировали. Тарифы возвели четкие барьеры, которые позволили им открыто защищать свои интересы, создавать рабочие места от Огайо до Пенсильвании, привлекать инвестиции и диктовать внешним игрокам свои условия. Их идеал — это замкнутый производственный цикл внутри страны, в рамках которого США максимально независимы от глобальных цепочек поставок. Энергетическая отрасль также является явным бенефициаром. Для нее политика Трампа выгодна по трем основным причинам: А) она предполагает агрессивное продвижение интересов энергетических компаний за рубежом, Б) увязывает торговые сделки с необходимостью инвестиций в энергетическую отрасль и покупкой американских энергоносителей (например, Япония согласилась вложить 550 млрд долл. в нефтегазовую промышленность, а ЕС готов потратить до 750 млрд долл. на закупку энергоносителей из США), В) США при Трампе стали открытыми критиками идеи отказа от углеводородных источников энергии.

Вторую коалицию можно условно обозначить как «глобалисты», выступающие осторожными, а порой и открытыми критиками тарифной политики Трампа. Ядро данной коалиции составляют крупные технологические компании и транснациональный финансовый капитал. В целом речь идет о компаниях и отраслях, чья бизнес-модель по определению является глобалистской. Тарифы для них — не защита, а дополнительный налог, которые разрушают десятилетиями выстраиваемые связи, повышают издержки, провоцируют ответные меры. Например, глава Apple Тим Кукпрогнозировал, что только за 3-й квартал 2025 г. компания потеряет 1,1 млрд долларов из-за введенных пошлин. Впрочем, не по всем вопросам технологический сектор выступает против жесткой политики Трампа. Так, Марк Цукерберг, несмотря на то, что возглавляемая им корпорация Meta[1] несет определенные убытки от тарифов,нашел в Трампе союзника в борьбе против Евросоюза и его избыточного, по мнению главы компании, регулирования цифровой сферы.

Тем не менее в целом «глобалисты» смотрят на мировой рынок через призму сотрудничества и формирования глобальных правил торговли, которые должны обеспечивать свободное движение товаров, данных и капиталов. Так, крупнейшая холдинговая компания Berkshire Hathaway Уоррена Баффета, обычно держащегося в стороне от большой политики, в двух подряд квартальных отчетах (завторой итретий кварталы 2025 г.) предупреждала о «вредных последствиях» тарифов для американского бизнеса. Эти доклады можно считать своего рода квинтэссенцией опасений «глобалистов» по поводу экономической политики Трампа.

Между полюсами «изоляционистов» и «глобалистов» находится третья, неустойчивая коалиция, которую можно обозначить как «колеблющиеся». Для них политика при администрации Трампа — это попытка примкнуть то к одной коалиции, то к другой. Они находятся в постоянном поиске компромисса, который при этом находится далеко не всегда. Например, автопроизводители отчасти тяготеют к «изоляционистам», так как нуждаются в защите от импорта из Европы или азиатских стран, но при этом их производство зависит от импортных комплектующих, а продажи на внешних рынках уязвимы для ответных мер. В категорию «колеблющихся» можно включить и сельскохозяйственный сектор, который изначально был скорее на стороне Трампа, но оказался главной жертвой торговых войн,потеряв огромные рынки сбыта в Китае.

Таким образом, в практической плоскости «Трампономика» — это не единая экономическая политика, а перманентный внутренний торг, в рамках которой Белый дом, пытаясь угодить одной группе («изоляционистам»), наносит ущерб другой («глобалистам») и в итоге ставит в неопределенное положение тех, кто, по мнению администрации, должен был получить выгоду от тарифов. Логика сделки, основанная на желании как можно быстрее оказаться в нужной точке, будь то восстановления промышленной мощи или вытеснение конкурентов, игнорирует сложные взаимозависимости современной экономики. В результате, бизнес живет в состоянии волатильности и непредсказуемости, что приводит к накоплению внутренней напряженности. Впрочем, в таком состоянии находится не только американский бизнес, но и все традиционные и потенциальные партнеры США по всему миру.

Дмитрий Новиков:
Доктрина Трампа-Вэнса: есть ли у Вашингтона внешнеполитическая концепция?

Деконструкция институтов

Примат быстрых двусторонних «сделок» над сложным многосторонним процессом — краеугольный камень и во внешней торговой политике Трампа. США сегодня предпринимают беспрецедентную, во многом революционную попытку переформатировать всю архитектуру международной торговли, отказываясь от роли гаранта системы, которую они же сами и создавали после Второй мировой войны. Логика Белого дома проста — многосторонние институты, будь то ВТО, НАФТА или различного рода соглашения с ЕС, слишком громоздки и невыгодны. Они навязаны американским интересам и не позволяют США в полной мере использовать их главный козырь — экономическую мощь, которая оказывается скованной институтами.

Институты подразумевают наличие многосторонних правил, арбитраж, долгосрочные обязательства, отчасти и уступки суверенитета во имя сотрудничества. «Сделка» Трампа, напротив, суверенна и сиюминутна, она основана на силе и стремлении во чтобы то ни стало защитить американские национальные интересы здесь и сейчас. Зачем доказывать свою правоту органу по разрешению споров в ВТО, если можно напрямую пригрозить партнеру тотальными пошлинами и выбить из него необходимое соглашение? Трамп не желает, чтобы США были частью клуба, где голос страны — это лишь один из многих. Эффективнее и выгоднее, по его мнению, вести переговоры тет-а-тет, где сила убеждения, помноженная на мощь и сохраняющуюся зависимость мировых рынков от американской экономики, дает подавляющее преимущество.

Такого рода стратегирование — прямое следствие бизнес-опыта Трампа, где переговоры играют роль ключа к достижению результата, а результат заключается в том, что кто-то всегда получает большее преимущество по сравнению с другой стороной. Во времявыступления на Генассамблее ООН 23 сентября 2025 г. Трамп недвусмысленно дал понять, что его задача состоит не только в защите американского суверенитета, но и в сохранении центральной роли США в мировой экономике. Стабильность мирового рынка, по мнению Трампа, теперь полностью зависит от того, насколько прочной и привлекательной для мира будет американская экономика. Вложение в экономику США в этой логике можно рассматривать как безрисковый актив, который в итоге будет выгоден всем.

По сути, это переиначенный взгляд на мировой либеральный порядок, в котором США продолжают оставаться стержнем, но при этом снимают с себя обязательства по поддержанию международных институтов. Этот стержень отличается от того, каким видели его США после Второй мировой войны и до начала XXI в. В послевоенном порядке США были готовы нести издержки (экономические, политические, военные) для поддержания стабильности всей системы, даже если это не всегда приносило сиюминутную выгоду. Сейчас главная цель США — это извлечение максимальной выгоды для себя, а глобальная стабильность становится, по сути, побочным продуктом силы американской экономики. Раньше экономическая мощь США использовалась для создания и расширения зоны процветания среди союзников, что укрепляло условный «западный мир» и делало его привлекательным для других стран. Сегодня же экономическое взаимодействие рассматривается как игра с нулевой суммой — если Китай или какая-либо европейская страна получает выгоду от торговли, следовательно, США что-то теряют. Соответственно, задача заключается не в поиске баланса, а в переворачивании дисбаланса в свою пользу.

Но отказ от институтов несет в себе и ряд фундаментальных рисков. Прежде всего, происходит демонтаж предсказуемых механизмов согласования решений и интересов в международном пространстве, которые были выгодны в том числе и самим США, так как обеспечивали стабильность для их бизнеса по всему миру. Кроме того, такой подход провоцирует ответную фрагментацию, когда другие страны, видя ненадежность США как партнера, начинают создавать альтернативные экономические союзы и зоны свободной торговли без американского участия. Сегодня активно продвигается работа по созданию зоны свободной торговли между Евросоюзом и МЕРКОСУР, продолжает развиваться Всеобъемлющее и прогрессивное соглашение для Транстихоокеанского партнерства (CPTPP), а Канада и Мексиканачали двустороннее сближение на фоне желания США пересмотреть параметры североамериканского торгового соглашения (USMCA).

Иными словами, США все больше полагаются не на привлекательность своей модели, а на силу санкций и тарифов. Можно предположить, что в долгосрочной перспективе такая политика приведет к ослаблению глобальных позиций Америки, даже если в краткосрочной перспективе сделки помогают одерживать ряд ситуативных побед.

Павел Кошкин:
В современной политической культуре США уступки — признак слабости

Российско-американские отношения: Wandel durch Handel?

Все вышесказанное имеет самое непосредственное отношение и к нынешнему витку российско-американских отношений. Трамп и его администрация, несомненно, занимают более прагматичную позицию по отношению к России, особенно если проводить параллели с периодом президентства Джо Байдена. Однако в какой степени Россия и США способны преодолеть сложившийся за последние годы комплекс противоречий — вопрос открытый. Очевидно, что линии коммуникации между Москвой и Вашингтоном работают на разных уровнях, и одной из тем, которая периодически возникает в двусторонней повестке и которая в теории обладает потенциалом разрядки, — это торговля.

Основа для выстраивания взаимовыгодных торговых отношений существует. У США есть интерес в доступе к российским ресурсам, причем не столько к традиционным углеводородам (в этой области, напротив, можно говорить о нарастании конкуренции), сколько к редкоземельным элементам, жизненно необходимым для американских высокотехнологических отраслей. Россия же, в свою очередь, остро нуждается в современных технологиях, оборудовании и инвестициях для модернизации различных секторов своей экономики. К тому же многие американские корпорации — естественные сторонники более прагматичного курса по отношению к России, выступая в том числе за смягчение санкций, которые вредят их собственному бизнесу. Деловые коридоры коммуникации могут стать буфером, которые способны в том числе смягчать негативный эффект от действий более негативно настроенных к России групп в американском истеблишменте.

Такого рода комплементарность потенциально создает естественную основу для сделок, выгодных обеим сторонам, которые могут лечь в основу более фундаментальной базы в двусторонних отношениях, придав новый смысл известной немецкой формуле времен холодной войны «Wandel durch Handel» («изменение через торговлю»). В условиях сохраняющегося недоверия в сфере стратегической безопасности торговые сделки действительно обладают потенциалом и могут играть роль инкрементальных шагов на пути к поступательному налаживанию отношений.

С другой стороны, торговля неизбежно остается заложницей конфронтации. Санкции, которые изначально имели точечный характер, эволюционировали в сложную и глубоко институционализировнаную систему ограничений, призванную оказать максимальное экономическое давление на ключевые сектора российской экономики. Современные санкции — это не инструмент гибкой политики, а самовоспроизводящийся и эволюционирующий механизм, который будет крайне сложно демонтировать независимо от администрации в Белом доме. Дискуссии о потенциальной отмене или ослаблении санкций ведутся не в контексте взаимного улучшения отношений, а в виде ультиматумов, выполнение которых должно предшествовать уступкам. Классическая трамповская логика сделки: «сначала выполнение американских условий, потом обсуждение потенциальной выгоды для всех сторон».

В такой парадигме шансы на то, что торговля сможет выступить стабилизирующим фактором, не стоит как переоценивать, так и сбрасывать со счетов. Важно не забывать, что в данном случае речь идет не о стабильных и предсказуемых экономических отношениях, а о торге, в котором исход никогда не предопределен, а достигнутые результаты могут быть всегда пересмотрены. Трамп воспринимает экономические отношения с Россией не только с точки зрения выгоды для США (которая в любом случае будет точечной), но и как рычаг потенциального давления на Москву, а потенциал этого давления с американской стороны гораздо шире. Попытки российской стороны обсуждать возможности для развития торговли воспринимаются в Вашингтоне не только как конструктивные и взаимовыгодные предложения, но и как сигнал к тому, что их можно использовать как фактор переговорного процесса на своих условиях. Поэтому России в этой ситуации следует максимально осторожно и в то же время жестко отстаивать свою позицию, не забывая о том, что сделка — это продолжение логики силовых отношений со всеми вытекающими.

1. Компания Meta признана экстремистской организацией в России, и ее деятельность запрещена на территории РФ.