Россия — США: на пороге новой гонки ядерных вооружений

К концу второго десятилетия XXI в. в сфере контроля над ядерными вооружениями сложилась ситуация, когда Россия и США, вполне вероятно, войдут в следующее десятилетие без действующих между ними соглашений по ядерному разоружению. Бессрочный Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности сторон (Договор РСМД) прекращает свое действие в августе 2019 г. Негативную роль в принятии решения о выходе из ДРСМД сыграло противоречие в вопросе проверки выполнения соглашений по контролю над вооружениями. С одной стороны, заключение подобного соглашения однозначно воспринимается как положительный факт, свидетельствующий об укреплении доверия между государствами-участниками. С другой стороны — сопровождение этого соглашения детальной системой проверки и контроля говорит об отсутствии такого доверия как такового. Трудно сказать, можно ли легко разрешить это противоречие. Но, как представляется, стороны будущих договоренностей должны для начала хотя бы признать его существование.

Новый Договор о СНВ 2010 г. может прекратить свое действие в феврале 2021 г., поскольку шансы на его продление невелики. В этих условиях ничто не будет ограничивать новую гонку ядерных и других вооружений, которая может начаться (если уже не началась) между Россией и США, учитывая сложившуюся ситуацию военно-политической напряженности в их отношениях.

«Новое видение» стратегической стабильности, которое уже практически принято на официальном уровне в РФ, предполагает рассмотрение проблемы безопасности в едином комплексе, увязывая в один пакет ядерные и неядерные вооружения, наступательные и оборонительные системы, традиционные и «экзотические» средства ведения войны. На взгляд автора, это является серьезной ошибкой. Так, в сознание военно-политического руководства стран постепенно внедряется мысль о том, что применение некоторых типов обычных вооружений почти не отличается от использования ядерного оружия. А это означает, что при соответствующем планировании ответных действий перерастание обычного конфликта в ядерный становится более реальным, чем при директивном установлении жесткого «ядерного порога». Все это ведет также и к практической невозможности достижения какой-либо договоренности в области контроля над ядерными (и другими) вооружениями.

При отсутствии сдерживающих гонку вооружений международных соглашений каждая из сторон будет принимать (и уже принимает) самостоятельные решения о том, реагировать или не реагировать на появление новых систем оружия у противоположной стороны. И если речь пойдет о необходимости какой-то реакции, то кроме технических и финансовых ограничителей ничто не будет препятствовать односторонним действиям в сфере совершенствования и наращивания собственного ядерного арсенала. Таким образом, вероятность начала нового витка гонки ядерных и других вооружений между РФ и США является достаточно высокой. В сложившейся ситуации одним из решений, которое позволило бы несколько снизить степень напряженности в рассматриваемой сфере, могут стать односторонние заявления руководства РФ и США о продолжении соблюдения основных положений Нового Договора о СНВ после прекращения срока его действия в случае отказа от его продления.

Руководители ядерных держав и исполнители их приказов должны полностью отдавать себе отчет в том, что использование ядерного оружия первым в вооруженном конфликте является военным преступлением, какие бы «обоснования» подобным действиям не давались, и какие цели не преследовались бы при принятии подобного решения. Это варварское оружие никогда не должно быть применено и может быть только инструментом сдерживания, а не ведения войны. Принятие всеми ядерными державами обязательства не применять ядерное оружие первым может стать серьезным шагом к ликвидации угрозы полного уничтожения цивилизации в случае эскалации конфликта на ядерный уровень. Именно поэтому ядерное оружие должно быть «отделено» от других видов вооружений, а вопрос о его сокращении и полной ликвидации должен решаться вне зависимости от прочих «факторов», в том числе с учетом положений «классической» теории стратегической стабильности.

После того, как США, а вслед за ними и Россия, объявили о прекращении своих обязательств по Договору РСМД, на повестку дня со всей остротой встал вопрос о судьбе Нового Договора о СНВ 2010 г. Срок действия этого соглашения истекает 5 февраля 2021 г. Вместе с тем ст. 14 Договора предусматривает, что его действие может быть продлено «на срок не более пяти лет», если любая из сторон поднимает такой вопрос, и это должно стать предметом совместного рассмотрения. Многие из экспертов выражают обоснованные опасения, что в сложившихся условиях обострения российско-американских отношений вопрос о продлении Договора так и не будет поднят, и менее чем через два года уже ничто не будет ограничивать гонку ядерных и других стратегических вооружений. В указанной связи они призывают руководителей двух стран не разрушать до конца выстроенную в течение десятилетий систему контроля над вооружениями и как минимум продлить действие Договора 2010 г. еще на пять лет, не говоря уже о необходимости сохранить Договор РСМД, хотя шансы на это являются минимальными.

Таким образом, третье десятилетие нашего века, вполне вероятно, будет характеризоваться отсутствием какого-либо контроля и договорных ограничений в сфере модернизации ядерных вооружений. Иными словами, вся ответственность за принятие таких решений ляжет на руководство ядерных держав, а эффект от практических шагов в названной области будет сказываться в течение достаточно продолжительного периода времени в будущем. Если последствия названных решений будут отрицательными, то их ликвидация станет одной из важнейших задач преемников нынешних руководителей России, США, возможно, и других ядерных держав, как это уже было в истории, когда Л. Брежневу и Р. Никсону пришлось иметь дело с последствиями гонки ядерных вооружений, развязанной их предшественниками. Можно констатировать, что этим двум лидерам удалось решить проблему лишь частично, и только М. Горбачев и Р. Рейган сумели остановить и повернуть вспять продолжающееся наращивание этих вооружений двумя странами, ядерные арсеналы которых к тому времени уже многократно превышали все разумные пределы «сверхуничтожения».

В указанной связи многое будет зависеть от общих представлений этих будущих руководителей о проблеме национальной безопасности, способах и методах ее укрепления, в конечном итоге от избранного политического курса в данной области. Не исключено, что стороны все же вернутся к контролю над вооружениями в той или иной форме. Поэтому представляется весьма актуальным проанализировать преимущества и недостатки существующей системы этого контроля, которая занимала центральное место в решении вопросов международной безопасности в течение последних десятилетий и которая, вполне возможно, станет достоянием истории уже в ближайшие несколько лет. Немаловажным является и анализ предлагаемых подходов к укреплению международной безопасности, включая проблему стратегической стабильности, которая находится в центре внимания многих исследователей военно-политических проблем, а также руководства России и США.

Преимущества и недостатки традиционного контроля над ядерными вооружениями

Александр Ермаков:
(Не) Бойся мартовских ид

За десятилетия существования договорных отношений в сфере ядерных вооружений между СССР/Россией и США со всей очевидностью выявились как серьезные преимущества, так и явные недостатки такого подхода к обеспечению национальной и международной безопасности. Одним из главных преимуществ в данном плане следует считать сам факт заключения соглашения по ограничению ядерных вооружений. Вслед за этим, как правило, следует общее потепление отношений между участниками договора как в сфере безопасности, так и во многих других. Вспомним, например, период разрядки середины – конца 1970-х гг. (после заключения Договора ОСВ-1) и значительное улучшение советско-американских отношений в конце 1980–90-х гг. (после подписания Договора РСМД и ряда соглашений в сфере ограничения и сокращения СНВ) [1].

Контроль над вооружениями также всегда ставил перед собой и более конкретные задачи. Такой задачей для Договора ОСВ-1 была остановка неконтролируемой гонки вооружений в плане наращивания носителей стратегического ядерного оружия, и более конкретно — баллистических ракет наземного и морского базирования. Стороны (СССР и США) договорились в 1972 г. об установлении пределов развертывания стратегических носителей наземного и морского базирования, тем самым достигнув определенной предсказуемости в сфере военного строительства, которое в значительной мере зависело от планов и действий противоположной стороны. Это позволило решить (в какой-то мере) проблему планирования строительства стратегических ядерных сил, а также сэкономить значительные бюджетные средства.

Первые успехи в сфере контроля над вооружениями позволили в дальнейшем добиться и более серьезных целей. Речь идет о наложении ограничений не только на носители стратегического ядерного оружия, но и на количество развернутых на них ядерных боезарядов, о расширении круга подлежащих контролю стратегических систем, включая тяжелые бомбардировщики и ядерные крылатые ракеты большой дальности. В конечном итоге стороны сумели перейти от простых ограничений на наращивание стратегических ядерных арсеналов к их реальным сокращениям. При этом за последние 25 лет они сумели уменьшить эти арсеналы примерно в восемь раз — с 11–12 тыс. стратегических боезарядов до примерно 1,5 тыс. для каждой из сторон. Наконец, наиболее радикальным соглашением СССР и США можно считать Договор РСМД, в соответствии с которым стороны полностью ликвидировали целый класс ядерных вооружений — баллистические и крылатые ракеты наземного базирования средней дальности. И хотя эти системы, согласно принятой классификации, не включались в категорию «стратегических» (хотя, по сути, были стратегическими для СССР и теперь России), подобный положительный опыт мог вполне быть применен и в отношении других ядерных систем.

В большинстве случаев, давая оценку заключенным договорам по контролю над ядерными вооружениями, эксперты и официальные лица обращали внимание прежде всего на достоинства таких договоренностей [2]. В то же время, обнаруживая некоторые недостатки (от которых несвободно практически любое подобное соглашение), предлагали ликвидировать их в последующих соглашениях. Иногда это удавалось сделать, иногда — нет. Но в целом сам процесс ядерного разоружения большинством комментаторов всегда оценивался положительно и в последние десятилетия рассматривался как непрерывный с перспективами подключения к нему всех ядерных государств.

Вместе с тем следует отметить, что наряду с внешним «благополучием» и неуклонно поступательным движением в сторону расширения и углубления контроля над ядерными вооружениями как между, так и внутри стран-участниц данного процесса нарастал и ряд самых серьезных противоречий. К середине 2010-х гг. эти противоречия постоянно накапливались и в конечном итоге «выплеснулись наверх», создав реальную угрозу разрушения всей системы международных договоренностей, как минимум российско-американских договоров в рассматриваемой области.

Что касается «внешних противоречий», т.е. противоречий между участниками соглашений по контролю над вооружениями, то наиболее ярко они проявлялись в ходе самих переговоров. И это совершенно естественно. Ведь, вступая в переговоры, стороны вырабатывают собственный подход к будущему соглашению, что формулируется в первоначальной позиции. Очень часто (если не всегда) эта позиция предусматривает определенный «запас», без которого просто невозможно надеяться на достижение такого соглашения. В время переговоров этот «запас» постепенно «расходуется» в обмен на соответствующие уступки противоположной стороны в ходе поиска компромисса. Такой компромисс представляется каждой из сторон как серьезный «шаг вперед» по пути достижения окончательной договоренности.

Но такое бесконфликтное течение переговоров происходит, как свидетельствует практика, далеко не всегда. Часто в целях достижения договоренности требуется серьезная корректировка собственной первоначальной позиции «за пределами» оговоренного ранее «запаса». Именно в такие моменты происходит переход внешних противоречий между участниками переговоров во внутренние, что связано с необходимостью пересмотра изначально согласованной позиции между всеми заинтересованными ведомствами, принимающими участие в процессе выработки решений.

Немного истории

Алексей Арбатов:
Диалектика судного дня: гонка вооружений и их ограничения

Следует отметить, что изначальные противоречия внутреннего характера могут возникнуть еще до начала самих переговоров. Речь идет об ответе на вопрос, следует ли вообще вступать в такие переговоры или нет. Так, когда в конце 1960-х гг. в СССР встал подобный вопрос, Министерство обороны выступило категорически против переговоров с США по ядерным стратегическим наступательным вооружениям. Военные считали, что Соединенные Штаты пойдут на какую-либо договоренность только в том случае, если эта договоренность даст им военно-стратегические преимущества, что не может быть выгодно для СССР. Они не верили в возможность достижения баланса интересов сторон, а также в саму идею решения вопросов безопасности путем переговоров с «вероятным противником».

Несмотря на то, что военных все же удалось «уговорить» дать свое согласие на переговоры, высокая степень подозрительности и сомнений всегда сопровождала их подход к контролю над ядерными вооружениями. При этом почти любой предложенный компромисс (даже вполне обоснованный и очевидный) рассматривался ими как уступка, что вызывало сопротивление с их стороны. Это, наряду с прочим, значительно усложняло и замедляло процесс выработки и принятия соответствующих решений, что, в свою очередь, приводило к тому, что переговоры по таким соглашениям, как ОСВ-1, СНВ-1, и некоторые другие продолжались по нескольку лет.

В период Л. Брежнева руководству СССР удавалось сохранять баланс между интересами отдельных ведомств при формулировании и корректировке позиции страны на переговорах по ограничению и сокращению ядерных вооружений. Существовавший в то время порядок не допускал утверждения позиции СССР и, соответственно, директив для советской делегации на переговорах по контролю над вооружениями без согласования и одобрения руководителей пяти основных ведомств — ЦК КПСС, Минобороны, МИД, ВПК и КГБ СССР. Подобные решения принимались только единогласно. Если мнения по какой-либо из позиций расходились, то предпринимались все усилия для достижения консенсуса, вплоть до назначения специальных комиссий по урегулированию возникших разногласий, и только в единичных случаях решение оставалось за Генсеком ЦК КПСС [3].

Ситуация изменилась в период пребывания у власти М. Горбачева, когда новое политическое руководство страны поставило задачу достичь на договорной основе с США глубоких сокращений накопленных ядерных арсеналов, а затем, к 2000 г. — и полной ликвидации всех ядерных вооружений в глобальном масштабе. В данной связи на военных было оказано серьезное давление в целях ускорения согласования с США положений будущих Договоров РСМД и СНВ-1 и выдвижения новых инициатив в данной области. В ряде случаев их просто «обходили», когда министр иностранных дел Э. Шеварднадзе пытался действовать напрямую через Генсека. Все это, естественно, вызывало большое неудовольствие и даже протесты со стороны Минобороны СССР.

Особое неприятие вызвало единоличное решение М. Горбачева (под влиянием Э. Шеварднадзе) о включении в параметры ликвидации в рамках ДРСМД оперативно-тактического ракетного комплекса СС-23 «Ока». Эта новейшая на тот момент система, по утверждению военных и представителей ВПК, не должна была подпадать под категорию средств «меньшей дальности» (свыше 500 км) и, таким образом, должна была оставаться на вооружении. Американцы настаивали, что ракета таких габаритов должна иметь дальность, превышающую установленный предел [4]. СССР отстаивал свою позицию на переговорах с США до тех пор, пока Генсек не принял указанное решение, с которым военные были вынуждены согласиться. Но неудовольствие от такой уступки, равно как и от самого Договора РСМД, сохранялось на всем протяжении его действия. В целом многие из представителей Минобороны считали (и продолжают считать) этот договор «несправедливым» в том числе и по той причине, что СССР был вынужден ликвидировать в два с лишним раза большее количество ракетных систем, чем США (1 846 против 846).

После распада СССР в сфере ядерного разоружения произошли самые серьезные изменения. Для России в последнее десятилетие прошлого века и в начале нынешнего данная проблема приобрела не только роль одного из важнейших приоритетов, но стала и насущной необходимостью. Тяжелое экономическое положение страны, помноженное на устаревание ракетно-ядерного арсенала, не оставляло другого выбора, как пойти по пути дальнейших глубоких сокращений, что было практически неизбежно.

В США также считали, что после окончания Холодной войны отпала необходимость поддерживать огромный потенциал стратегических ядерных вооружений в «активном» состоянии, и в конце 2001 г. администрацией Дж. Буша-мл. было принято решение об односторонних сокращениях боезарядов, развернутых на стратегических носителях, до уровня 1 700–2 200 ед. в течение десяти последующих лет [5]. «Вилка» в 500 боезарядов появилась в результате неудачи в достижении компромисса между Администрацией президента США в лице Госдепартамента и военными. Последние категорически не соглашались со снижением количества развернутых боезарядов на стратегических носителях ниже 2000 ед. В результате и было принято решение установить указанные рамки планируемых односторонних сокращений в зависимости от складывающейся военно-политической ситуации. План также предусматривал возможность наращивания этого арсенала из «активного резерва» (сокращаемые боезаряды должны были не уничтожаться, а храниться на складах в качестве этого «резерва») в случае резкого изменения такой ситуации [6].

Российское руководство сочло необходимым сохранить договорно-обязывающие отношения с США в сфере ядерных вооружений. Тем более что после неудачи с вводом в действие Договора СНВ-2 и объявления Соединенными Штатами о выходе из бессрочного Договора по ПРО в конце 2001 г. система контроля над вооружениями могла серьезно пострадать. В действии оставался бы только бессрочный Договор РСМД, который, как уже говорилось, продолжал вызывать неудовольствие в военных кругах. Кроме того, до 5 декабря 2009 г. в действии оставался бы Договор СНВ-1 с чрезмерно высокими и недостижимыми для России ограничениями в 6 000 ядерных боезарядов на стратегических носителях. В указанной связи России удалось удержать США в «правовом поле» контроля над стратегическими вооружениями, склонив партнера к заключению в 2002 г. Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов, параметры которого полностью совпадали с объявленными Дж. Бушем-мл. пределами односторонних сокращений, включая упомянутую «вилку» в разрешенном количестве боезарядов, несколько странную для такого типа договоров.

На выработку этого соглашения потребовалось всего несколько месяцев. Это, наряду с прочим, свидетельствует и об отсутствии серьезных разногласий с партнером по переговорам, и об отсутствии таких противоречий внутри российского военно-политического руководства. Заключение в 2010 г. Нового Договора о СНВ (СНВ-3) также прошло достаточно «гладко», что позволило ограничить число развернутых ядерных боезарядов на стратегических носителях до 1550 ед. (правда, без учета крылатых ракет воздушного и других видов базирования), а развернутых носителей этого оружия — до 700 ед. для каждой из сторон. После этого Россия и США в переговоры по дальнейшему сокращению стратегических (и других) ядерных вооружений не вступали [7].

Проблемы проверки выполнения соглашений

Дмитрий Стефанович, Малкольм Чалмерс:
Наступает ли конец контроля над вооружениями?

За десятилетия развития системы контроля над вооружениями самые кардинальные изменения претерпела система проверки заключенных соглашений. На первых этапах такая проверка возлагалась на «национальные технические средства» — разведывательные спутники сторон, которым участники договоров обязались «не чинить помех», включая отказ от применения «преднамеренных мер маскировки», затрудняющих такой контроль.

Такое положение дел в сфере верификации сохранялось в течение 15 лет — до заключения Договора РСМД в 1987 г. и Договора СНВ-1 в 1991 г. При этом если в соглашениях ОСВ-1 и ОСВ-2 положения о проверке выполнения обязательств сторон по этим документам занимали всего несколько строк, то в Договоре РСМД и особенно в СНВ-1 названные положения были оформлены многостраничными протоколами, детально расписывающими все этапы и процедуры контроля, включая инспекции на местах. С точки зрения открытости и повышения уверенности сторон в неукоснительном выполнении своих обязательств, это был реальный прорыв.

Вместе с тем, на мой взгляд, здесь стороны несколько «увлеклись», стараясь предусмотреть и обеспечить техническую возможность обнаружить любые, даже мелкие нарушения того или иного соглашения. Как результат — появление большого количества различного рода взаимных претензий по поводу весьма незначительных «нарушений», не оказывающих практически никакого влияния на баланс сил сторон. Но сам факт наличия этих претензий отнюдь не способствовал укреплению режима действия того или иного договора. Со временем количество таких «нарушений» и претензий накапливалось, и, несмотря на то, что подавляющее большинство из них разрешалось в «техническом порядке», все это способствовало созданию атмосферы недоверия и сомнения в отношении намерений противоположной стороны.

Таким образом, можно констатировать, что в вопросе проверки выполнения соглашений по контролю над вооружениями существует ярко выраженное противоречие. С одной стороны, заключение подобного соглашения однозначно воспринимается как положительный факт, свидетельствующий об укреплении доверия между государствами-участниками. С другой стороны — сопровождение этого соглашения детальной системой проверки и контроля говорит об отсутствии такого доверия как такового. Трудно сказать, можно ли легко разрешить это противоречие. Но, как представляется, стороны будущих договоренностей должны для начала хотя бы признать его существование.

Разумеется, нельзя утверждать, что Договор РСМД «пал жертвой» именно названного противоречия. Но оно, несомненно, сыграло свою негативную роль в принятии решения о выходе из этого соглашения, объявленного 2 февраля 2019 г. президентом США, и в последовавшем за ним заявлении российского президента о приостановке выполнения Российской Федерацией Договора РСМД.

Причины и последствия ликвидации договора РСМД

Можно без преувеличения утверждать, что потеря интереса к Договору РСМД со стороны России объясняется действиями США по развертыванию позиционной системы ПРО в Европе. Можно сказать и больше: согласно логике военно-политического руководства РФ, Договор РСМД, препятствуя развертыванию российских систем оружия, способных поражать объекты этой ПРО, ослабляет безопасность России. Существует еще целый ряд аргументов, согласно которым Договор РСМД перестал устраивать РФ. Об этом уже в течение многих лет заявляют высокопоставленные официальные лица государства, включая президента страны. Поэтому тот факт, что именно США первыми объявили о выходе из данного договора, не меняет сути проблемы: российское военно-политическое руководство в данном соглашении более не заинтересовано [8].

Как представляется, логика руководства РФ в этом вопросе базируется на идее о необходимости создавать военную угрозу в ответ на оборонительные действия США и НАТО в Европе. При этом утверждается, что эти оборонительные неядерные системы «угрожают» наступательным ядерным средствам РФ и могут быть использованы в наступательных целях. Приходится констатировать, что данная «логика» сумела перевесить подход к безопасности, который был воплощен в Договоре РСМД. Этот Договор предполагал снижение угрозы путем запрета опасных наступательных ядерных вооружений сторон, способных в короткое время уничтожать важные стратегические объекты на территории европейской части РФ. Теперь руководство РФ, по всей очевидности, готово пойти на риск повторного появления в Европе американских баллистических ракет, хотя, видимо, считает, что ситуация первой половины 1980-х гг. вряд ли повторится.

Что касается США, то побудительные мотивы выхода из Договора РСМД менее ясны. Если создание, испытания и производство новых систем средней дальности вряд ли могут представить серьезную техническую проблему, то вопросы развертывания таких ядерных вооружений наземного базирования остаются открытыми. Разумеется, официальной причиной выхода США из Договора является «нарушение» РФ его положений в связи с испытаниями и развертыванием крылатой ракеты 9М729 и ультимативными требованиями по ее уничтожению, включая пусковые установки и связанное с ними оборудование. Тем не менее, даже если признать, что в ходе одного из испытаний ракета незначительно превысила допустимый Договором предел, этого явно недостаточно для столь радикальных действий, которые предприняли США в данной связи. Скорее всего, все это явилось лишь поводом для выхода из данного соглашения, что, на наш взгляд, также не противоречит интересам руководства РФ.

Вряд ли стоит также принимать в качестве серьезного аргумента заявление президента США (которое он повторяет вслед за В. Путиным) о том, что Договор РСМД является несправедливым, поскольку ряд других стран имеют на вооружении ракеты средней дальности [9]. Эти политики почему-то «забывают» о том, что называемые ими страны (Израиль, Иран, КНР, КНДР и ряд других) в большинстве своем вообще не имеют на вооружении межконтинентальных баллистических ракет или обладают весьма незначительным их количеством. В этих условиях невозможно себе представить, чтобы указанные страны согласились бы на полную ликвидацию своих ракет средней дальности, в то время как Россия и США сохранили сотни своих баллистических ракет наземного и морского базирования. В таком случае возможно лишь радикальное решение проблемы, а именно: вести переговоры о ликвидации всех баллистических ракет дальностью свыше 500 км, по крайней мере, таких ракет наземного базирования [10]. К подобному решению проблемы безопасности ни США, ни Россия явно не готовы. При этом никакого другого решения с выдвижением конкретных параметров возможной многосторонней договоренности ни Россия, ни США не предлагают.

Сегодня трудно сказать, как Соединенные Штаты намерены распорядиться той «свободой рук», которую им предоставляет отказ от ограничений Договора РСМД. Начало переговоров о развертывании этих средств на территории любой страны позволит сделать окончательный вывод о том, на кого данные ракеты будут нацелены. При этом выбор места развертывания с данной точки зрения достаточно ограничен. Если это Европа, то объектом нацеливания будет являться Россия. Если Азиатско-тихоокеанский регион — то Китай. Других «достойных» целей для американских ядерных систем средней дальности наземного базирования просто-напросто не существует. Во всяком случае, именно эти две страны будут наиболее внимательно следить за американскими действиями и намерениями в рассматриваемой области и делать соответствующие выводы в отношении собственной безопасности.

О «новом видении» стратегической стабильности

Андрей Кортунов:
Есть ли жизнь после смерти контроля над вооружениями?

Сразу после подписания Нового Договора о СНВ в 2010 г. многие исследователи военно-политических проблем считали важным продолжить процесс ядерного разоружения. Ими предлагались различные варианты будущих соглашений [11], которые в основном сводились к тому, чтобы еще более понизить зафиксированные в Договоре потолки стратегических носителей и развернутых на них ядерных боезарядов примерно еще на треть [12]. При этом часто высказывалась точка зрения, что такие сокращения не нарушат стратегическую стабильность и могут только послужить дальнейшему ее укреплению [13].

Что касается самой стратегической стабильности, то в последние годы большое количество экспертов приходит к выводу, что в связи с развитием новых средств вооруженной борьбы это понятие приобретает «новый смысл» [14]. На стратегическую стабильность во все большей степени начинают оказывать влияние, прежде всего, неядерные вооружения. Среди этих вооружений кроме противоракетной обороны называются стратегические системы оружия в неядерном оснащении (МБР и крылатые ракеты), противоспутниковое оружие и «космические вооружения» в целом, кибероружие, наличие ядерного оружия у «третьих стран» [15] и целый ряд других. На эту тему опубликовано большое количество статей и научных сборников [16].

Для начала отметим, что одним из результатов этого «нового видения» явился тот факт, что, по крайней мере, в России, произошло своего рода «смыкание» точек зрения экспертов, традиционно выступавших за продолжение диалога по ядерному разоружению и тех, кто скептически оценивал перспективы решения проблемы безопасности переговорным путем. Во всяком случае, и те, и другие считают, что «стратегическая стабильность» на сегодня носит более многоплановый характер, чем во времена «Холодной войны», и что «новые факторы» требуют какого-то учета или соответствующей реакции в виде «ассиметричного ответа».

На наш взгляд, здесь налицо явное противоречие в логике тех, кто, с одной стороны, выступает за новые соглашения по сокращению ядерных вооружений и одновременно проповедует «новое видение» стратегической стабильности. Ведь по этой логике такие договоры как РСМД и СНВ перестают отвечать интересам безопасности РФ, поскольку никак не учитывают появление названных «новых факторов», дающих преимущество США. Согласно такой логике, неизбежно напрашивается вывод о том, что дальнейшие сокращения СНВ России и Соединенных Штатов еще больше подорвут стратегическую стабильность. Чтобы этого не случилось, одновременно с таким новым соглашением необходимо достичь договоренности по ПРО, космическим вооружениям, стратегическим неядерным средствам и другим. Совершенно очевидно, такой сценарий является абсолютно нереальным. Поэтому, согласно той же логике, новые соглашения по дальнейшему сокращению ядерных вооружений не нужны, а проблему безопасности следует решать в одностороннем порядке, т.е. путем гонки вооружений. Следует особо отметить, что данный вывод не является предложением автора настоящей статьи. Это лишь «проекция» логики сторонников «нового видения» стратегической стабильности в ее конечном, практическом проявлении. Кстати, Россия и США после указанных выше заявлений руководителей двух стран по поводу прекращения обязательств по Договору РСМД движутся как раз по этому пути. Последнее, что осталось — это отказаться от продления срока действия Нового Договора о СНВ, что, скорее всего, и случится.

Теперь о стратегической стабильности как таковой. Вряд ли кто-то может отрицать, что это понятие неразрывно связано с концепцией ядерного сдерживания. Оно является своего рода развитием и продолжением этой концепции и базируется на оценке эффективности первого ядерного удара и потенциала ответного удара атакованной стороны. При этом считается, что если даже в самых неблагоприятных условиях жертва агрессии способна полностью уничтожить своего оппонента или причинить нападающей стороне «неприемлемый» или «заданный» ущерб, то ядерное сдерживание является надежным, а стратегическая стабильность — устойчивой. Сохранение и укрепление названной способности при различных вариантах модернизации, наращивания или сокращения стратегических наступательных вооружений одной или обеими сторонами и составляет сущность поддержания стратегической стабильности.

В отличие от большинства военно-стратегических концепций, стратегическая стабильность имеет четко сформулированное «числовое» выражение, тем самым приближаясь к точным наукам. Специальные компьютерные программы позволяют с определенной степенью погрешности определить возможные результаты гипотетического обмена ядерными ударами между сторонами конфликта. В расчет принимается большое количество показателей и характеристик систем стратегических вооружений. В их число входят количество и мощность боезарядов, степень боеготовности, точность попадания в цель, степень защищенности, способ базирования и многие другие. В результате соответствующих расчетов можно сделать вывод о том, сколько средств может пережить первый удар и быть задействовано в ответных действиях. При расчетах эффективности ответного удара в расчет принимается наличие или отсутствие системы противоракетной обороны стороны-агрессора и ее характеристики. Полученный результат, выраженный в количестве боезарядов, способных достичь территории агрессора в ответном ударе, дает ответ на вопрос, будет ли ему причинен «заданный ущерб» или нет. Иными словами, сохраняется ли стратегическая стабильность, или она может быть нарушена при той или иной конфигурации вооружений, в том числе после выполнения сторонами условий планируемого соглашения или осуществления программ модернизации стратегических ядерных сил.

Разумеется, такой метод оценки последствий обмена ядерными ударами является достаточно приближенным. Тем не менее он позволяет хотя бы оценить, насколько улучшится или ухудшится стратегическая ситуация в тех или иных условиях. И такое «улучшение» или «ухудшение» может быть выражено в конкретных цифрах. С этой точки зрения, стратегическая стабильность может считаться реальным инструментом, позволяющим лицам, принимающим соответствующие решения (заключать или не заключать соглашение по сокращению вооружений, какие ответные меры принимать на программы модернизации стратегических ядерных сил противоположной стороны, какую реакцию можно ожидать со стороны оппонента в ответ на собственные действия в сфере такой модернизации и т.д.), делать это с «открытыми глазами» и с опорой на конкретные расчеты.

Теперь вернемся к вопросу о «новом видении» стратегической стабильности. Как представляется, сам термин «стратегическая стабильность» является настолько удачным и привлекательным, что его начинают трактовать весьма произвольно, придавая ему то значение, которого он никогда ранее не имел. Фактически сторонники «нового видения» рассуждают о проблеме безопасности в свете очередной «революции в военном деле», а не о результатах гипотетического обмена ядерными ударами и надежности ядерного сдерживания, используя (на мой взгляд, неправомочно) уже устоявшееся и вполне конкретное выражение.

Вадим Козюлин:
Всемирный забег на гиперзвуковую скорость

Сторонники этого «видения» фактически предлагают отказаться от существующего инструмента расчета результатов обмена ядерными ударами, заменив его общими рассуждениями о проблемах безопасности. Действительно, если «ввести» в уравнение стабильности новые неопределенные элементы, доверие к такому подходу резко уменьшится. Можно допустить, что на стратегическую стабильность могут влиять те факторы, которые они называют. Но все это требует доказательств. А именно, как «космические вооружения» влияют (или могут повлиять) на эффективность первого удара и потенциал ответного удара? В каких конкретных величинах это можно выразить? То же самое о неядерных стратегических вооружениях, кибероружии и прочих «факторах», о которых они заявляют. Обо всех этих вопросах можно и нужно говорить отдельно, но это требует дополнительных серьезных исследований.

А пока вольно или невольно сторонники названного подхода к стратегической стабильности фактически ставят под сомнение полезность существующих договоренностей по ограничению и сокращению ядерных вооружений, которые базируются на традиционном понимании этого термина. И это только «полбеды». Настоящая проблема заключается в том, что утверждения о наличии названных «новых факторов» стратегической стабильности только подталкивают военно-политическое руководство к парированию таких угроз «ассиметричным» путем, а именно — усилением гонки ядерных вооружений. В указанной связи следует признать, что сторонники ядерного разоружения как в России, так и в США, и других странах на данном этапе потерпели серьезное поражение. Верх взяли проповедники «жесткого» подхода, которым удалось внушить руководству России страх перед «превосходством США» в области ПРО, высокоточного, космического и другого оружия, а также перед «планами США» по созданию условий «победы» в ядерной войне. Сторонники «нового видения» стратегической стабильности им в этом только подыграли. Ведь совершенно очевидно, что обсуждения проблемы стратегической стабильности с США, о необходимости которых часто заявляет российское руководство, с позиции «нового видения» заведомо обречены на провал в силу названных выше причин. А это означает, что отношения двух стран в стратегической области могут только усугубиться в случае такой практически «запрограммированной» неудачи в достижении комплексного соглашения на основе этого «нового видения». Из этого следует весьма неутешительный вывод о том, что «новое видение» стратегической стабильности не только не стимулирует контроль над ядерными вооружениями, но и препятствует достижению новых соглашений в данной области.

И это еще не все. «Новое видение» стратегической стабильности предполагает рассмотрение проблемы безопасности в едином комплексе, увязывая в один пакет ядерные и неядерные вооружения, наступательные и оборонительные системы, традиционные и «экзотические» средства ведения войны [17]. На взгляд автора, это является серьезной ошибкой. Так, в сознание военно-политического руководства стран постепенно внедряется мысль о том, что применение некоторых типов обычных вооружений почти не отличается от использования ядерного оружия. А это означает, что при соответствующем планировании ответных действий перерастание обычного конфликта в ядерный становится более реальным, чем при директивном установлении жесткого «ядерного порога». Руководители ядерных держав и исполнители их приказов должны полностью отдавать себе отчет в том, что использование ядерного оружия первым в вооруженном конфликте является военным преступлением, какие бы «обоснования» подобным действиям не давались, и какие цели не преследовались бы при принятии подобного решения. Это варварское оружие никогда не должно быть применено и может быть только инструментом сдерживания, а не ведения войны. Принятие всеми ядерными державами обязательства не применять ядерное оружие первым может стать серьезным шагом к ликвидации угрозы полного уничтожения цивилизации в случае эскалации конфликта на ядерный уровень. Именно поэтому ядерное оружие должно быть «отделено» от других видов вооружений, а вопрос о его сокращении и полной ликвидации должен решаться вне зависимости от прочих «факторов», в том числе с учетом положений «классической» теории стратегической стабильности.

Будет ли новый виток гонки вооружений?

Можно констатировать, что к концу второго десятилетия нынешнего века произошла серьезная девальвация ценностей двухсторонних (Россия — США) договоров по ограничению и сокращению ядерных вооружений. Стороны явно разочаровались в полезности таких соглашений, все более настойчиво говоря о том, что данная проблема требует многостороннего подхода. Об этом открыто заявляют и президент России, и президент США. В то же время с их стороны не поступает никаких конкретных предложений о том, как может выглядеть новая система многостороннего ядерного разоружения, кто в ней должен участвовать и какие ядерные средства должны подлежать подобному контролю. Налицо явно выраженный кризис в сфере контроля над ядерными вооружениями. Последствия этого кризиса пока не совсем ясны. В частности, открытым остается вопрос о том, последует ли за этим новый виток гонки вооружений или нет.

Руководители России и США в последнее время часто говорят о том, что желают избежать такого витка. Тем не менее программы модернизации ядерных сил продолжаются. В США кроме продления сроков службы отдельных систем оружия предполагается осуществить постепенную замену существующих средств на новые, более эффективные, — МБР, БРПЛ, ПЛАРБ и тяжелые бомбардировщики. Такая программа будет весьма дорогостоящей, хотя может растянуться на десятилетия — до 2040 г. При этом общего количественного увеличения ядерных боезарядов в стратегических силах США пока не планируется. Видимо, предел в 1550 ед., установленный Новым Договором о СНВ, в Соединенных Штатах сочли достаточным для осуществления надежного сдерживания любого потенциального противника. Тем не менее эта программа почти наверняка станет «раздражающим фактором» для России, что может повлечь за собой очередной тур «ответных действий». К этому следует добавить продолжающееся наращивание противоракетного потенциала США, что в России однозначно воспринимается как угроза ее безопасности. В этой связи многие из российских программ в области создания и совершенствования стратегического ядерного потенциала представляются в качестве «ответных мер» на действия США. Со стороны России также имеется перечень «раздражающих факторов» для США, связанных с разработками новейших систем ядерных вооружений [18]. Среди этих систем следует особо отметить подводные дроны, которые могут оснащаться мощными термоядерными зарядами. По сути дела, речь идет о создании нового вида стратегических вооружении, который к тому же никак не ограничивается действующим Договором о СНВ 2010 г. Появление такого оружия, в свою очередь, играет против идеи продления срока действия данного соглашения.

При отсутствии сдерживающих гонку вооружений международных соглашений каждая из сторон будет принимать (и уже принимает) самостоятельные решения о том, реагировать или не реагировать на появление новых систем оружия у противоположной стороны. И если речь пойдет о необходимости какой-то реакции, то кроме технических и финансовых ограничителей ничто не будет препятствовать односторонним действиям в сфере совершенствования и наращивания собственного ядерного арсенала. Таким образом, вероятность начала нового витка гонки ядерных и других вооружений между РФ и США является достаточно высокой. В сложившейся ситуации одним из решений, которое позволило бы несколько снизить степень напряженности в рассматриваемой сфере, могут стать односторонние заявления руководства РФ и США о продолжении соблюдения основных положений Нового Договора о СНВ после прекращения срока его действия в случае отказа от его продления.

* * *

Дмитрий Стефанович:
Развал ДРСМД как стимул?

К концу второго десятилетия XXI в. в сфере контроля над ядерными вооружениями сложилась ситуация, когда Россия и США, вполне вероятно, войдут в следующее десятилетие без действующих между ними соглашений по ядерному разоружению. Бессрочный Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности сторон (Договор РСМД) прекращает свое действие в августе 2019 г. Новый Договор о СНВ 2010 г. может прекратить свое действие в феврале 2021 г., поскольку шансы на его продление невелики. В этих условиях ничто не будет ограничивать новую гонку ядерных и других вооружений, которая может начаться (если уже не началась) между Россией и США, учитывая сложившуюся ситуацию военно-политической напряженности в их отношениях. Руководители двух стран заявляют, что стремятся избежать такого развития событий. Но отсутствие диалога в сфере ограничения и сокращения ядерных вооружений и ведущиеся и планируемые программы по модернизации ядерных сил заставляют делать вывод о том, что новый виток гонки вооружений вполне может начаться, если уже не набирает темпы. Положение усугубляется тем, что как в России, так и в Соединенных Штатах отсутствуют конструктивные идеи по перспективам ядерного разоружения. Обе стороны заявляют о необходимости подключения к этому диалогу третьих ядерных держав, но никаких конкретных предложений в указанной связи сделано не было. Неясна и возможная основа будущих договоренностей. Если в предыдущих соглашениях стороны исходили из необходимости укрепления стратегической стабильности, то активно продвигаемая идея ее «нового видения» еще больше ставит под сомнение возможность достижения новых договоренностей на этой основе. Это «новое видение», которое уже практически принято на официальном уровне в РФ, может иметь самые отрицательные последствия с точки зрения перспектив контроля над вооружениями. Фактически эта идея утверждает, что проблема безопасности может быть решена только комплексным путем и должна учитывать все новые факторы, влияющие на стратегическую стабильность. При этом авторы данной идеи практически приравнивают ядерные вооружения к неядерным средствам, а оборонительные системы — к наступательным. Все это ведет, с одной стороны, к размыванию ядерного порога, а с другой — к практической невозможности достижения какой-либо договоренности в области контроля над ядерными (и другими) вооружениями. Таким образом, можно ожидать, что в ближайшем обозримом периоде ничто не будет ограничивать военные программы сторон, а их объем и интенсивность осуществления будут зависеть исключительно от представлений руководства стран о собственной безопасности, их технических и экономических возможностей. Избежать такого развития событий можно, но это должно стать предметом интенсивных научных исследований и совместных усилий политиков, военных и ученых всех ядерных государств.

Список литературы

1. Reykjavik Revisited. Steps Toward a World Free of Nuclear Weapons / Complete Report of Hoover Institution Conference // Edited by George P. Shultz, Stepen P. Andreasen, Sidney D. Drell, and James E. Goodby. Hoover Institution Press Publication № 565. 2008. P. 510.

2. Антонов А. Контроль над вооружениями: история, состояние, перспективы // ПИР-Центр. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 2012. С. 245.

3. Savel’yev A., Detinov N. The Big Five. Arms Control Decision-Making in the Soviet Union // Praeger Publishers. 1995. P. 229.

4. Такой «габаритный» подход был использован США и в вопросе о «нарушениях» Россией Договора РСМД, начиная с середины 2010-х гг. Речь идет о крылатой ракете 9М729, которая при примерно таких же размерах, как и американская «Томагавк», имеет в пять раз меньшую дальность. США утверждают, что для резкого увеличения дальности стрельбы российской ракетой достаточно «всего лишь» увеличить объем топлива в ее баке, что позволяют габариты этой системы оружия.

5. Young Stephen and Gronlund Lisbeth. A Review of the 2002 US Nuclear Posture Review // Union of Concerned Scientists. Working Paper. May 14, 2002.

6. Nuclear Transformation. The New US Nuclear Doctrine. // Edited by James J. Wirtz and Jeffery A. Larsen. Palgrave Macmillan. 2005. P. 288.

7. Deterrence. Its Past and Future // Edited by George P. Shultz, Sidney D. Drell, and James E. Goodby. Hoover Institution Press. 2011. P. 432.

8. Савельев А.Г. Договор о ракетах средней и меньшей дальности и стратегическая стабильность. / Безопасность и контроль над вооружениями 2017–2018. Преодоление разбалансировки международной стабильности // Москва: РОССПЭН. 2018. С. 32–40.

9. Балуевский Ю. Стратегическая стабильность в эпоху глобализации // Россия в глобальной политике. 2003. № 4. [Baluevskii Yu. Strategicheskaya stabil’nost’ v epokhu globalizatsii [Strategic Stability in an Era of Globalization] // Russia in Global Affairs. 2003. № 4.]

10. Савельев А.Г. О многостороннем подходе к проблеме ядерного разоружения // Российский совет по международным делам. Рабочая тетрадь № IX. Москва: Спецкнига. 2013. С. 4–15.

11. Zenko Micach. Toward Deeper Reductions in US and Russian Nuclear Weapons // Council on Foreign Relations. Center for Preventive Action. Council Special Report № 57. November 2010. P. 35.

12. Дворкин В. Сокращение наступательных вооружений / Полицентричный ядерный мир: вызовы и новые возможности. // Под ред. А. Арбатова и В. Дворкина. М.: РОССПЭН. 2017. С. 54–74.

13. Арбатов А.Г., Дворкин В.З., Ознобищев С.К. Россия и дилеммы ядерного разоружения // ИМЭМО РАН, Москва. 2012. С. 290. [Arbatov A.G., Dvorkin V.Z., Oznobishchev S.K. Rossiya i dilemmy yadernogo razoruzheniya [Russia and the Dilemmas of Nuclear Disarmament] // IMEMO RAN. Moscow. 2012. P. 290.]

14. Tsypkin M., Wueger D. 21st Century Strategic Stability: A U.S.-Russia Track II Dialogue// Center on Contemporary Conflict. Naval Postgraduate School. October 2014. Report № 2014–010. P. 34.

15. Weapons of Terror. Freeing the World of Nuclear, Biological and Chemical Arms // The Weapons of Mass Destruction Commission. Stockholm, Sweden. 2006. P. 227.

16. Влияние технологических факторов на параметры угроз национальной и международной безопасности, военных конфликтов и стратегической стабильности. // Под ред. А.А. Кокошина. М.: Издательство Московского университета. 2017. С. 480.

17. Koblentz Gregory D. Strategic Stability in the Second Nuclear Age // Council on Foreign Relations. Council Special Report № 71. November 2014. P. 65.

18. Легволд Роберт. Вызовы новой ядерной эпохи в условиях мирового (бес)порядка XXI века / Полицентричный ядерный мир: вызовы и новые возможности // Под ред. А. Арбатова и В. Дворкина. М.: РОССПЭН. 2017. C. 32.