Протест как способ диалога, или как власти Ирана взаимодействуют с обществом

Протестная активность была неотъемлемой частью социально-политической жизни Исламской Республики на протяжении почти всей ее истории. За эти годы была выработана особая модель взаимодействия государства и общества в связи с регулярными выступлениями. Исторически протесты в Иране, несмотря на жесткую тактику властей по купированию исходящих угроз, почти всегда вели к заметным изменениям и реформам, хотя обычно это происходило не моментально, а спустя какое-то время.

За последние годы произошли важные изменения в характере протестов. Если раньше в народных выступлениях участвовали преимущественно представители среднего класса, то последнее время сформировался новый тренд — протест бедных. С изменением социального состава трансформировалась и форма. Нынешний протест почти не несет в себе четких политических призывов или требований. Такой протест переместился с площадей столицы в сторону небольших городов или окраин мегаполисов. Что еще более важно — эти люди гораздо чаще прибегают к насилию и беспорядкам.

При всей сложности нынешняя ситуация не выглядит как экзистенциальная угроза для властей страны. Прежде всего, протест в массе своей лишен организации и координации. Единственная возможная опасность на этом направлении — синхронизация жесткого протеста с активностью иностранных спецслужб. Спровоцировать массовые выступления извне — задача не просто сложная, но вряд ли возможная. Однако «подлить масла в огонь» в нужный момент — уже более выполнимая цель. Хотя до сегодняшнего дня по-настоящему преуспеть на этом направлении иностранным силам не удавалось.

История протестной активности в Иране говорит о том, что самые массовые выступления становятся реакцией на действия властей. Нынешняя тактика правительства заключается скорее в том, чтобы не обращать на себя внимание излишним вмешательством в происходящие процессы. В то же время такой подход очевидно не приведет к заметным положительным изменениям. В этой ситуации единственным способом резко улучшить возможности бюджета и состояние экономики остается ядерная сделка. Иранские политики также осознают значение отмены санкций как фактора стабильности для страны в сегодняшней ситуации.

Иранский протест — одна из излюбленных тем для спекуляций со стороны иностранных наблюдателей. В результате противники Тегерана, включая Вашингтон, рисуют протесты как народное сопротивление теократическому истеблишменту и видят в них неминуемый конец Исламской Республики. Внутри самой страны многие воспринимают протесты как индикатор устойчивости политической системы, а их наличие — как ее нежелание меняться. Ни один из этих взглядов не отражает картины, наблюдаемой в действительности.

Причины для недовольства

Никита Смагин:
Иран в ШОС: вынужденный поворот на Восток и альтернативный миропорядок

Лето 2022 г. начинается для иранского государства сложно. Значительная часть прежних острых проблем остается нерешенной или даже усугубилась, к тому же к ним могут добавиться еще и новые сложности.

Прежде всего непростой остается общая экономическая ситуация. Формально худшие годы, когда в связи с возвращением санкций США и началом пандемии ВВП страны два года подряд падал на 6–7%, остались позади. Согласно уточненным данным Всемирного банка за 2020 г., рост ВВП составил примерно 3%, при этом итоги 2021 г. уже демонстрируют повышение на 4%. Прогноз на 2022 г. с учетом роста цен на нефть на фоне ситуации вокруг Украины и возможного притока инвестиций из России, связанных с финансовой изоляцией Москвы, также относительно оптимистичный — около 4%.

Однако при чуть более детальном рассмотрении ситуация выглядит несколько сложнее. Данные Всемирного банка свидетельствуют о том, что реальный ВВП Ирана в 2020–2021 гг. достиг лишь уровня 2010–2011 гг., при этом в пересчете на душу населения этот показатель едва дотягивает до 2004–2005 гг. Иными словами, жители Ирана за последние десять лет в массе своей стали ощутимо беднее. При этом сохраняется высокая инфляция, средние показатели которой достигают 40%. Значительный рост цен традиционно болезненнее всего сказывается на жизни бедных и среднезажиточных слоев общества. Кроме того, нынешний экономический рост носит почти исключительно восстановительный характер и в ближайшей перспективе имеет тенденцию к снижению (+2,7% в 2023 г. и +2,1% в 2024 г.). К этому следует добавить массовую безработицу среди молодежи, высокую волатильность на рынке иностранной валюты и другие сопутствующие факторы.

Помимо общих экономических сложностей существует целый ряд общественных раздражителей, ставших системными проблемами за последние несколько лет. Одной из таких тем является дефицит электроэнергии, который зачастую приводит к веерным отключениям. В 2021 г. такие блэкауты становились причиной отдельных стихийных протестов. Ситуация особенно обостряется в летнее время из-за использования кондиционеров. Кроме того, в жаркий период в Иране мелеют реки, что уменьшает возможности использования ГЭС. Власти пытаются повлиять на ситуацию за счет ограничения майнига криптовалюты и введения квот на энергопотребление для госучреждений. Однако все эти меры носят «косметический» характер и не затрагивают главную причину — систему субсидий, по которой электричество предлагается населению за бесценок, а ряду учреждений, вроде мечетей, предоставляется бесплатно. Все это ведет к росту энергопотребления и нерентабельности самой отрасли, что сказывается на качестве инфраструктуры.

Еще одним важным раздражителем стал нарастающий экологический кризис — дефицит воды. Здесь наблюдаются последствия ошибочной политики по использованию водных ресурсов, которые усугубляются глобальным потеплением. Летнее время закономерно становится периодом обострения проблемы, которая каждый год приводит к локальным протестам со столкновениями и жертвами. Быстрое решение этого вопроса отсутствует в принципе, а долгосрочное требует глобальной перестройки экономической модели. Так, ключевой причиной дефицита воды стал многолетний курс Тегерана на обеспечение своей продовольственной безопасности, что привело к разработке водозатратных сельскохозяйственных культур. Решение этой задачи не только сложно само по себе, но и требует широкой интеграции в мировую экономику, что невозможно при нынешнем режиме санкций в отношении Ирана. Поэтому здесь страна обречена на медленную деградацию как минимум на ближайшие годы.

К этим традиционным вызовам, обострение которых носит сезонный характер, в этом году может добавиться еще один — мировой продовольственный кризис на фоне событий вокруг Украины. Рост цен на зерновые уже привел к тому, что в мае 2022 г. власти Ирана были вынуждены снизить субсидии на соответствующий импорт. Эта мера привела к резкому скачку цен на хлеб, что стало причиной выступлений в некоторых городах страны, которые в ряде случаев привели к беспорядкам и столкновениям.

Лето 2022 г. в Иране продолжает тенденцию последних лет и, как обещают, будет жарче предыдущих. Поскольку экономический рост пока не компенсирует факторы, которые раздражают общество, текущий год может стать еще более знаковым с точки зрения протестной активности в стране. К этому стоит добавить общие проблемы инфраструктуры, которые регулярно приводят к инцидентам с жертвами, вроде обрушения домов или схода поездов с рельс. Они также учащаются в летний период, что связано с ростом нагрузки на инфраструктуру во время жары. Примечательно, что в последнее время подобные происшествия также могут стать причиной для выступлений, как это произошло после обрушения здания в Абадане в мае 2022 г.

Культура народных выступлений

Иван Тимофеев:
Выгодообретатели

Протестная активность была неотъемлемой частью социально-политической жизни Исламской Республики на протяжении почти всей ее истории. За эти годы была выработана особая модель взаимодействия государства и общества в связи с регулярными выступлениями. Исторически протесты в Иране, несмотря на жесткую тактику властей по купированию исходящих угроз, почти всегда вели к заметным изменениям и реформам, хотя обычно это происходило не моментально, а спустя какое-то время.

Так, протесты «Зеленого движения» в 2009 г. привели к тому, что в 2013 г. к власти пришел президент-реформатор Хасан Рухани, который пошел на нормализацию отношений с Западом и либерализацию внутренней ситуации в Иране. Другим примером могут стать протесты 2019 г. из-за трехкратного повышения цен на бензин, которые были жестко подавлены, однако в итоге властями была предложена новая схема социальных выплат.

Иранская политическая система отличается наличием демократических и невыборных институтов власти. Первые, которые включают Меджлис и президента, проходят через процедуру выборов и регулярно сменяются. Это означает, что общество в известной степени обладает каналами обратной связи при взаимодействии с демократическими органами власти. Однако в случае с невыборными институтами, к которым сегодня можно отнести как духовного лидера и Совет стражей конституции, так и Корпус стражей исламской революции (КСИР), — такого рода каналов нет. В этих условиях протесты становятся чуть ли не единственным способом сообщить властям о своих проблемах. Политический истеблишмент не просто борется с протестующими, но и реагирует на их требования.

Протестные тренды

За последние годы произошли важные изменения в характере протестов. В период с 1999 по 2009 гг. народные выступления преимущественно ассоциировались с реформаторским крылом политической системы и их основным электоратом — средним классом. Однако к 2017 г. сформировался новый тренд — протест бедных. Эти люди традиционно скорее относились к электорату консерваторов в Иране.

С изменением социального состава трансформировалась и форма. Нынешний протест почти не несет в себе четких политических призывов или требований. Это люди, доведенные до крайней точки экономическими или экологическими (что особенно актуально в последние годы) проблемами. Такой протест переместился с площадей столицы в сторону небольших городов или окраин мегаполисов. Что еще более важно — эти люди гораздо чаще прибегают к насилию и беспорядкам. Типичной формой стали нападения на службы безопасности и поджоги магазинов, банков, заправок и т.д.

Конечно, протестуют не только бедные. 2021 и 2022 гг. стали достаточно яркими с точки зрения и географии, и социальной репрезентативности народных выступлений в Иране. Все это отличается разнообразием как по форме (согласованные митинги, спонтанные демонстрации, забастовки рабочих), так и по причинам — люди протестовали из-за проблем с водой, перебоев с электричеством, маленьких зарплат в школах, условий труда на предприятиях в нефтяной сфере, ситуации на фондовом рынке, повышения налогов, курса доллара и т.д. Конечно, ни один из этих протестов не оказался по-настоящему массовым или охватывающим всю страну. Но совокупно, начиная с апреля 2021 г., не было ни одного месяца, когда бы люди по тем или иным причинам не выходили на протестные акции.

При всей сложности нынешняя ситуация не выглядит как экзистенциальная угроза для властей страны. Прежде всего, протест в массе своей лишен организации и координации. Внесистемной оппозиции как организованной силы в Иране не существует в принципе. Конечно, протестующие из бедных слоев за последние годы переступили грань ненасильственного сопротивления и периодически первыми применяют насилие в отношении сил безопасности, но все же эти акции носят спонтанный и эпизодический характер.

Никита Смагин:
Иранский крен: зачем России заниматься Исламской Республикой?

Единственная возможная опасность на этом направлении — синхронизация жесткого протеста с активностью иностранных спецслужб. Изощренные попытки спровоцировать выступления в Исламской Республике наблюдались и ранее. Так, в октябре 2021 г. в Иране из-за кибератаки начались перебои в продажах топлива для автомобилей на заправках по системе квот для населения. В тот же момент в ряде городов были взломаны несколько информационных табло на улицах и шоссе города. На них вместо информации о движении и трафике появился лозунг: «Хаменеи! Где наш бензин?». Позже западная пресса подтвердила, что за атакой стояли спецслужбы Израиля.

Спровоцировать массовые выступления извне — задача не просто сложная, но вряд ли возможная. Однако «подлить масла в огонь» в нужный момент — уже более выполнимая цель. Хотя до сегодняшнего дня по-настоящему преуспеть на этом направлении иностранным силам не удавалось.

Другой тип — это протест профессиональных объединений. За последние полтора года наиболее яркими стали выступления работников нефтяной отрасли с целью увеличения зарплат и улучшения условий труда, пенсионеров в поддержку реформы пенсионной системы и фермеров за решение водного кризиса. Здесь ситуация скорее обратная протесту бедных. Профессиональные объединения способны к организации и координации и всегда вступают с конкретными требованиями. Более того, при достаточном уровне давления власть почти всегда идет на диалог и частичное удовлетворение требований. Однако этот вид протеста неполитический, он лишен радикальной составляющей и в значительной степени проходит под контролем властей.

Наконец, третьим видом протеста можно назвать акции сепаратистов, или выступления с национальным подтекстом. Самыми проблемными с этой точки зрения являются курдские активисты в Иранском Курдистане, арабский фактор в Хузестане и белуджские организации в Систане и Белуджистане. Последняя из упомянутых провинций считается наиболее небезопасной в Иране, однако главный элемент здесь — криминальный. Существуют отдельные организации, базирующиеся в Пакистане и стремящиеся бороться за национальную независимость белуджей. Однако выглядит это, скорее, как отдельные вылазки с целью проведения террористических акций на территории Ирана. Ничего похожего на полномасштабное сепаратистское движение не наблюдается.

Что касается Хузестана, то здесь в большинстве случаев отсутствует фактор компактно проживающего национального меньшинства — арабы в провинции перемешаны с другими этническими группами. Выступлений, особенно из-за проблем с водой, здесь достаточно, однако они обычно не принимают характер национального движения из-за разнообразности участников.

Самым сложным на этом направлении можно назвать Иранский Курдистан. Здесь налицо компактное проживание этнической группы и наличие сепаратистских организаций, которые базируются в Ираке. Не случайно иранские власти так болезненно воспринимают вылазки представителей этих сил и даже отвечают на них ракетными ударами. В то же время Иранский Курдистан не входит в число территорий, где народные выступления в последние годы принимают массовый или системный характер, как это случалось в Тегеране, Исфахане или Хузестане.

Таким образом, несмотря на возросшую частоту протеста за последние годы, отсутствуют главные факторы, способные превратить эту активность в настоящую угрозу: сочетание организации, координации и готовности протестующих к жертвам. Наконец, напрочь отсутствуют свидетельства о другом важном факторе: расколе элит или колебаниях среди сил безопасности. После прихода к власти консерваторов, скорее, мы видим обратный процесс — сплочение элит. Точно так же армия, полиция и ополчение «Басидж» исправно исполняют приказы и без колебаний дают жесткий отпор протестующим в случае агрессивных действий.

Продолжение «диалога»

Петр Кортунов:
СВПД 1.01 — сейчас или никогда

Как и раньше, нынешние протесты нужно рассматривать как долгосрочный процесс, в ходе которого демонстранты сообщают истеблишменту о своей неудовлетворенности, и через какое-то время происходит реакция властей на этот запрос. Главное послание, которое сегодня можно считать — неудовлетворенность экономической ситуацией.

Правительство Раиси пытается дать ответ на текущие вызовы за счет «косметических» корректив. Такой подход во многом оправдан — масштабные реформы в ситуации системного кризиса могут спровоцировать еще большие проблемы. Как писал Алексис де Токвиль, «самое опасное время для испытывающего проблемы правительства обычно наступает тогда, когда оно начинает реформы» [1]. Преобразования повышают ожидания, и когда они не приносят требуемых изменений, народ скорее выходит на улицы.

Ярким примером могут стать зимние протесты в Иране 2017–2018 гг. Тогда команда реформаторов во главе с президентом Хасаном Рухани добилась заключения ядерной сделки, и в 2016 г. санкции были сняты. По итогам года рост ВВП составил 13,5%, то есть макроэкономические показатели были одними из лучших за всю историю Ирана. Однако при этом обычный народ не почувствовал быстрого улучшения уровня жизни, хотя до этого реформаторы постоянно указывали на ядерную сделку как на залог успешного развития и процветания. В итоге, когда в конце 2017 г. поднялись цены на яйца, это спровоцировало масштабные и кровопролитные протесты.

Более того, история протестной активности в Иране говорит о том, что самые массовые выступления становятся реакцией на действия властей. Нынешняя тактика правительства заключается скорее в том, чтобы не обращать на себя внимание излишним вмешательством в происходящие процессы. В то же время такой подход очевидно не приведет к заметным положительным изменениям. В этой ситуации единственным способом резко улучшить возможности бюджета и состояние экономики остается ядерная сделка. Ее возвращение вряд ли сулит моментальный рост иностранных инвестиций, однако в случае отмены санкций Иран сможет в течение нескольких месяцев нарастить экспорт нефти в 2–2,5 раза.

Таким образом, главным последствием «традиционного диалога» протестующих и власти сегодня можно назвать продолжающиеся попытки антизападных сил в лице консерваторов восстановить соглашение, которое было разорвано США. Так, в конце мая 2022 г. спецпредставитель США по Ирану Роберт Мэлли заявил, что вероятность провала на переговорах гораздо выше, чем успеха, и наблюдатели начали говорить о тупике. Однако уже в начале июня глава МИД Ирана Хосейн Амир-Абдоллахиян сообщил, что Тегеран представил Вашингтону новый пакет предложений по восстановлению ядерной сделки.

Разумеется, Иран продолжает торговаться на переговорах и настаивать на том, что на уступки должна идти американская сторона. Однако показательно, что даже после решительного отказа со стороны США пойти на одно из ключевых требований Исламской Республики — исключить КСИР из списка террористов — Тегеран продолжает вносить новые предложения. Это говорит о понимании иранскими политиками значения отмены санкций как фактора стабильности для страны в сегодняшней ситуации.

1. Alexis de Tocqueville, The Ancien Regime and the French Revolution. New York: Cambridge University Press, [1856] 2011. P. 157.