Промышленное мышление: как и на какие деньги сегодня думают о внешней политике

В своей новой книге «Индустрия идей» американский политолог Дэниел Дрезнер описывает совершенно новую среду, в которой работает современный рынок идей.

Д. Дрезнер начинает с разграничения между двумя типами исследователей, присутствующих в информационном пространстве. Первые, «публичные интеллектуалы», это те, кого мы чаще всего имеем в виду под «экспертами». Они следят за появляющимися идеями и критикуют их, исходя из глубокого понимания конкретного вопроса и контекста. Их главная роль — отсеивать хорошие идеи и концепции от плохих, вплоть до обличения «голых королей».

Второй тип — это «идейные лидеры». Эти исследователи — тоже, без сомнения, интеллектуалы — строят свою риторику вокруг одной большой идеи, которую они проповедуют, словно евангелисты, и активно используют для объяснения реальности.

Все, что происходит с индустрией идей, более благоприятно сказывается на положении именно «идейных лидеров», а перед «публичными интеллектуалами» стоят серьезные вызовы. На новом рынке внешнеполитического анализа удача сопутствует дерзким, прямолинейным и медийным, а не осторожным и цепляющимся за академические традиции.

Почему так получается? Д. Дрезнер выделяет три основные причины.

Первая — эрозия доверия ко всякого рода авторитету и традиционным носителям престижа, в первую очередь государству.

Вторая причина, почему экспертам-евангелистам живется легче, чем их менее уверенным коллегам, — политическая поляризация. Все больше людей окапываются на одной из политических позиций и не склонны слушать аргументы противоположной стороны. Ситуацию усугубляют пузыри, которые образуются вокруг нас в социальных медиа.

Третья группа факторов вращается вокруг экономического неравенства. Эксперты, если они хотят продвинуть свои наработки да вдобавок заработать на них, должны подгонять их под вкусы филантрокапиталистов, живущих в «золотом кольце» международных деловых и политических собраний от Давосского форума до Валдайского клуба.

Помимо экспертов-проповедников Д. Дрезнер видит и других счастливчиков, кому благоволят новые боги рынка идей. Например, экономисты явно выигрывают у политологов, потому что с помощью цифр и графиков создают ощущение, что всегда знают, о чем говорят.

Более приспособленными к новой индустрии идей оказываются более молодые «фабрики мысли» и совсем новые игроки — частные консалтинговые фирмы, умеющие продавать свои услуги. Плутократы, как невежливо называет их автор, легко пугаются и поддаются на красивые графики, что заставляет обслуживающих их экспертов работать Кассандрами-пессимистами и постоянно обнаруживать тайные знаки и скрытые тренды, ставка на которые позволит заказчикам сохранить и приумножить свои богатства.

Отвечая на вопрос «что делать?», Д. Дрезнер считает, что вернуть джинна в бутылку уже не получится и работать с новым информационным и идеологическим пространством в любом случае придется. Автор призывает традиционные институты — независимые университеты и исследовательские центры — взять на себя ответственность за восстановление экспертного реноме и бороться за свою репутацию в новых условиях.

Daniel Drezner
The Ideas Industry. How Pessimists, Partisans, and Plutocrats are Transforming the Marketplace of Ideas

Идеи, как известно, не рождаются из вакуума, а всегда являются продуктом культурных, исторических и социально-экономических условий, в которых находится мыслитель. Внешнеполитические концепции и стратегии вряд ли можно считать исключением. В своей новой книге «Индустрия идей» американский политолог Дэниел Дрезнер описывает совершенно новую среду, в которой работает (или не работает) современный рынок идей.

Хотя книга претендует на рассказ об индустрии идей в целом, автор, будучи международником, сосредоточивается в первую очередь на внешней политике, особенно на американской. Тем не менее описанные свойства американской интеллектуальной среды покажутся знакомыми и российскому читателю, а большинство выводов и наблюдений непременно имеют параллели (а иногда — перпендикуляры) и в российских реалиях.

Дэн Дрезнер уже давно метит на роль Стивена Хокинга от мира науки о международных отношениях. Солидное место в его резюме занимают не столько научные или аналитические исследования, сколько работа в популярных жанрах. Особенную известность ему принесли колонка в Washington Post и книга «Теория международных отношений и зомби» — подражание короткой, но яркой мэшап-волне конца 2000-х гг. («Гордость и предубеждение и зомби», «Разум и чувства и гады морские»). Ироничный стиль, уверенное владение поп-культурными аллюзиями и умелая работа в самых современных форматах завоевали Д. Дрезнеру славу в интернет-среде, при этом не лишили его репутации «приличного» исследователя в высоких коридорах академического и экспертного сообщества.

Новые правила игры

В книге практически нет линии повествования за исключением той, что соединяет введение, пару глав и заключение. Остальные главы производят впечатление сборника зарисовок о различных сторонах современной публично-интеллектуальной жизни: растущей роли частного сектора, академической науке, социальных сетях, феномене ученых–суперзвезд и т.п. Поэтому книгу вполне можно читать отдельными главами без большой необходимости знакомиться с остальными.

Д. Дрезнер начинает с важного для него разграничения между двумя типами исследователей, присутствующих в информационном пространстве. Первые, «публичные интеллектуалы» (public intellectuals), это те, кого мы чаще всего имеем в виду под «экспертами». Они следят за появляющимися идеями и критикуют их, исходя из глубокого понимания конкретного вопроса и контекста. Их главная роль — отсеивать хорошие идеи и концепции от плохих, вплоть до обличения «голых королей».

Второй тип — это «идейные лидеры» (thought leaders). Эти исследователи — тоже, без сомнения, интеллектуалы — строят свою риторику вокруг одной большой идеи, которую они проповедуют, словно евангелисты, и активно используют для объяснения реальности. Как бы автор ни старался, в описании этой категории просматривается легкое презрение к такого рода экспертам, несколько дальше, чем публичные интеллектуалы, ушедшим от высоких идеалов чистой науки.

Такая таксономия важна для книги, потому что Д. Дрезнер с самого начала заявляет: все, что происходит с индустрией идей, более благоприятно сказывается на положении именно «идейных лидеров», а перед «публичными интеллектуалами» стоят серьезные вызовы. На новом рынке внешнеполитического анализа удача сопутствует дерзким, прямолинейным и медийным, а не осторожным и цепляющимся за академические традиции.

Почему так получается? Д. Дрезнер выделяет три основные причины.

Андрей Кортунов:
Глобальный дефицит доверия. Только 15% населения доверяют «системе»

Первая — эрозия доверия ко всякого рода авторитету и традиционным носителям престижа, в первую очередь государству. Политологи и социологи уже давно обсуждают этот тренд, хотя особую остроту эта проблема приобрела именно на фоне крупных политических событий, вызванных антиэлитными настроениями (набившие оскомину «Трамп, Brexit и другие»). Д. Дрезнер указывает на стабильно низкую удовлетворенность граждан деятельностью правительства в США, хотя проблема недоверия к власти ярко выражена и в России — достаточно посмотреть на рейтинги правительства, отдельных министерств, политических партий, судов и полиции.

На экспертной среде это отражается общим падением доверия к социальным наукам. Появляются откровенно антиинтеллектуальные настроения, вроде знаменитого в период Brexit-кампании «хватит с нас экспертов». Доступность гугл-поиска, «Википедии» и обширность блогосферы создают хорошо известный в России феномен «диванных экспертов», которые обладают особой уверенностью в своих суждениях благодаря экранам смартфонов и ноутбуков, ограждающих их цифровую личность от чаще всего не такого самоуверенного «я».

При этом во внешней политике такое экспертное амплуа крайне заманчиво. В СМИ о международных отношениях говорят и пишут много, что само по себе создает чувство понятности происходящего. К тому же мировая политика в медиа часто освещается с помощью знакомых по художественной литературе сюжетных ходов — «хорошие парни против плохих», «шкурные интересы под личиной благой идеи», «удар в спину» и т.п. Иными словами, чувство того, что «все понятно», возникает очень быстро — остается лишь добавить непреодолимое желание высказаться.

Вторая причина, почему экспертам-евангелистам живется легче, чем их менее уверенным коллегам, — политическая поляризация. Д. Дрезнер сосредоточивается на противостоянии республиканцев и демократов. Он приводит свидетельства в пользу того, что все больше людей окапываются на одной из политических позиций и не склонны слушать аргументы противоположной стороны. Ситуацию усугубляют пузыри, которые образуются вокруг нас в социальных медиа — цифровые алгоритмы показывают нам то, что нам должно заведомо понравиться, запирая нас в кругу единомышленников и укрепляя в наших убеждениях.

В итоге любое экспертное суждение оценивается, прежде всего исходя из партийной или идеологической принадлежности автора. Нам в России это как нигде знакомо. На исследователей и их работодателей все чаще навешивают ярлыки «прокремлевский», «либеральный» или «евразиец» и судят о высказанных идеях по большей части на основе своего отношения к этому ярлыку: «Что хорошего могут написать люди из McKinsey?», «Ну, это понятно, что бред, ведь он Дугина репостит!», «Это все американская пропаганда, им зарплату из американских фондов платят».

Наконец, третья группа факторов, определяющая сегодняшний рынок идей, вращается вокруг экономического неравенства. Д. Дрезнер утверждает, что в США и в мире сформировался узкий круг богатых и влиятельных, которые готовы платить за хорошие глобальные идеи, но эти идеи должны быть сформулированы как рекламные слоганы и, естественно, не могут противоречить интересам спонсоров. В итоге эксперты, если они хотят продвинуть свои наработки да вдобавок заработать на них, должны подгонять их под вкусы филантрокапиталистов, живущих в «золотом кольце» международных деловых и политических собраний от Давосского форума до Валдайского клуба, кстати, щедро упоминаемого Д. Дрезнером на первых страницах книги.

Антон Цветов:
«Фабрики мысли» не должны превращаться в «фабрики чувств»

В российских реалиях плутократический фактор, конечно, можно смело поделить на соотношение американского ВВП к российскому и еще немного отнять, но проблема останется той же. Денежный пирог, от которого пытаются отрезать кусок российские международники, крайне мал. Самый надежный способ забронировать себе его часть — постоянная аффилиация с источником государственного финансирования — министерством или ведомством. Отдельные сделки возможны через научно-исследовательские разработки для органов государственной власти (реже — предприятий), однако процесс их распределения редко бывает прозрачным, а результаты самих исследований — публичными.

Так или иначе, самое стабильное финансирование для российских исследователей обычно строится на одном источнике, и если это не университет или институт РАН, то не исключено превращение таких организаций в «карманные» центры, занимающиеся решением интеллектуальных задач с заранее известным результатом. При этом хотя бы приблизиться к независимости можно только при реальном разнообразии источников дохода и частных доноров. Но для этого у бизнеса должны быть не только «лишние» деньги и интерес к международным процессам, но и определенная степень доверия к качеству экспертизы.

Паны и пропавшие

Помимо экспертов-проповедников Д. Дрезнер видит и других счастливчиков, кому благоволят новые боги рынка идей. Например, экономисты явно выигрывают у политологов, потому что с помощью цифр и графиков создают ощущение, что всегда знают, о чем говорят. У экономистов сформировался широкий костяк убеждений, которых придерживается большинство: «свободный рынок лучше, чем несвободный», «рыночные механизмы государственного вмешательства всегда лучше, чем иные». У них даже есть базовые «моральные ценности» вроде эффективности по Парето, которая заставляет их в каждой ситуации искать выигрыш, не уменьшая выигрыша других игроков.

У политологов и международников таких нормативных основ нет. Более того, многие постулаты современных международно-политических теорий не придутся по вкусу лицам, принимающим решения. Например, большинство крупных теоретических течений подчеркивают определяющую роль структурных факторов международной среды. Проще говоря, реалисты, либеральные институционалисты или неомарксисты считают, что международная политика такая, какая есть, потому что «так устроена жизнь», а роль простых смертных, пусть и занимающих высокие посты, невелика. Конечно, мало какой политик или чиновник, глядя со своего места, легко с этим согласится. Д. Дрезнер приводит хрестоматийный пример госсекретаря Дина Ачесона, который очень обиделся, узнав, что в одной научной работе он фигурировал как «зависимая переменная».

Академическая наука оказывается у Д. Дрезнера в числе проигравших от новых правил, по крайней мере те ее представители, которые отвергают необходимость активного вовлечения ученых в публичную дискуссию. Автор признает, что закрытость жителей башни из слоновой кости уже стала мемом и пренебрежительно называет весь комплекс претензий к академии «стандартным обвинением» (standard indictment). Однако Д. Дрезнер утверждает, что особенности современного рынка идей еще острее ставят этот вызов перед учеными. Массового успеха достигнут лишь те, кто хотя бы иногда действуют как уличный проповедник, а не келейный писарь.

Более приспособленными к новой индустрии идей оказываются более молодые «фабрики мысли» (think tanks) и совсем новые игроки — частные консалтинговые фирмы. Для первых остро стоит задача диверсификации источников дохода, и многие из них получают до пятой части финансирования от частных корпораций, что, однако, ставит перед ними и этические вопросы. Большое расследование The New York Times, нашумевшее в экспертной среде несколько месяцев назад, вскрыло неоднозначные схемы у таких гигантов, как Институт Брукингса, где грань между исследовательской деятельностью и лоббизмом пересекалась не раз и каждый раз без должной прозрачности.

Консалтинговые фирмы и агентства, оценивающие политические риски, оказываются едва ли не наиболее приспособленными к новому рынку, прежде всего в силу своего умения продавать свои услуги. Плутократы, как невежливо называет их автор, легко пугаются и поддаются на красивые графики, что заставляет обслуживающих их экспертов работать Кассандрами-пессимистами и постоянно обнаруживать тайные знаки и скрытые тренды, ставка на которые позволит заказчикам сохранить и приумножить свои богатства. В пользу частников также срабатывает старое как мир правило пиара — если кто-то готов платить за такие исследования, значит, они чего-то стоят. В итоге некоторым из них удается сильно набить себе цену. Так, например, любимый российским читателем Stratfor получает статус «теневого ЦРУ», хотя многие профессионалы разделяют оценку текстов этой фирмы как «The Economist неделю спустя и в несколько сот раз дороже».

Как приручить бурю?

Ближе к концу книги автор задается вопросом, стал ли рынок идей «лучше»? Ответ Д. Дрезнера — «Лучше не стало. Дела по-прежнему плохи, но плохи по-другому». Взрывное развитие новых медиа и социальных сетей заметно сравняли поле для игры, снизили барьеры для входа на рынок идей. Это создает массу шума, но и увеличивает вероятность успешного поиска самородных теорий и концепций.

Для начинающих экспертов твиттер-наука дает возможность быстро вбрасывать новые тезисы и идеи, при этом за ними может не быть необходимого исследовательского багажа. Из-за этого медиа-среда может «перегреть» совершенно сырой или откровенно ложный тезис. При этом для «суперзвезд» новая экономика идей оказывается источником невиданных раньше доходов — Фарид Закария берет по 75 тыс. долларов за одну лекцию. С другой стороны, ученые–знаменитости становятся почти неприкасаемыми — тот же Ф. Закария без потерь пережил скандал, в ходе которого его уличили в многочисленных случаях плагиата. Для издательств же главное — получить доход, поэтому они готовы печатать все, что угодно, написанное, например, Томасом Фридманом (сам Фридман, кстати, от этого в ужасе).

Отвечая на вопрос «что делать?», Д. Дрезнер предлагает не самый прорывной набор решений, в чем, правда, честно признается. Автор считает, что вернуть джинна в бутылку уже не получится и работать с новым информационным и идеологическим пространством в любом случае придется. Д. Дрезнер призывает традиционные институты — независимые университеты и исследовательские центры — взять на себя ответственность за восстановление экспертного реноме и бороться за свою репутацию в новых условиях. Наконец, автор не очень убедительно предлагает экспертному сообществу заняться самоконтролем и созданием внутренних сдержек, способных повысить качество внешнеполитической экспертизы.

Книга Д. Дрезнера — не самая подробная, но обширная экскурсия по закоулкам нового рынка внешнеполитических идей. С одной стороны, российского читателя — особенно молодого — она заставит позавидовать разнообразию карьер в международных исследованиях. Более опытные эксперты увидят у своих американских коллег несравнимые возможности влиять на реальный политической процесс. Пока же российские практики внешней политики, как правило, считают «теоретиков» недостаточно осведомленными, чтобы с ними вообще можно было предметно говорить о внешнеполитических проблемах, к тому же в нарушение традиционной дистанции между «государевыми людьми» и «подданными».

В то же время описываемый Дэниелом Дрезнером мир очень похож, пусть и как увеличенная копия, на российскую действительность. Проблемы, с которым сталкиваются герои книги, хорошо знакомы и нам — «партийные» исследователи, жесткая борьба за крошечные финансовые ресурсы, «смерть экспертизы», нерелевантность методов исследования и многое другое.

Д. Дрезнер, хорошо известный своим мастерством масс-культурных аналогий, заканчивает книгу рассуждением о своей личной карьерной истории и сравнивает ее перспективы с теми, что в фильме «Темный рыцарь» (вторая часть трилогии Кристофера Нолана про Бэтмена) описывает прокурор Харви Дент: «Ты или умираешь героем или живешь достаточно долго, чтобы стать злодеем».

Как и многие смельчаки, Д. Дрезнер, надеется пройти по кромке забора между двумя участками. Слева — популярная наука, доступная широкой аудитории и способная бороться за внимание читателя. Справа — этическая чистота и «настоящие» глубокие исследования. Возможно, у Д. Дрезнера и его последователей получится удержать равновесие, но упадут многие — в этом сомневаться не приходится.