Сегодня дипломатическая война уже не сводится к эпизодическим высылкам отдельных дипломатов или даже их групп. Под угрозу поставлено дальнейшее существование дипломатических миссий как таковых. Вполне возможно, что в недалеком будущем мы недосчитаемся нескольких российских посольств в разных странах мира, а этим странам в свою очередь придется столкнуться с полной приостановкой своей дипломатической работы в Москве. Еще несколько лет назад такая неприглядная перспектива выглядела как чисто гипотетическая возможность, сегодня ее приходится учитывать во внешнеполитическом планировании как нежелательный, но вероятный вариант грядущей реальности.
Закрытие посольств необязательно означает сворачивание дипломатической деятельности и прекращение политического диалога. Дипломаты по-прежнему будут ездить на переговоры, на международных конференциях по-прежнему будут обсуждаться острые проблемы мирового развития, многосторонние организации по-прежнему будут вырабатывать компромиссные резолюции и декларации. В какой-то степени сокращение числа посольств будет содействовать ускоренному развитию практики многосторонней дипломатии, формирования ситуативных коалиций стран для решения конкретных задач глобальной и региональной повестки дня.
Тем не менее закрытие посольств — очень серьезный удар по базовой инфраструктуре внешней политики. По крайней мере в том виде, в котором мы к этой политике привыкли. Посольства, консульства, торгпредства — это нервные окончания сложного внешнеполитического организма, своего рода подушечки пальцев, которыми страна тактильно воспринимает своих партнеров. Никакие, пусть даже самые тонкие перчатки не позволят сохранить непосредственность этого восприятия.
В послании Федеральному собранию Владимир Путин среди прочего коснулся и международных отношений. По словам главы государства, «цеплять» Москву стало своего рода видом спорта, однако Россия нацелена на добрые отношения со всеми государствами и не хочет сжигать мосты. Президент отметил, что при необходимости ответ будет «асимметричным, быстрым и жестким», при этом красные линии в контактах с другими странами наше государство будет определять само в каждом конкретном случае. Речь российского лидера прозвучала спустя несколько дней после очередного витка дипломатической войны между Западом и РФ, которая лишь продолжает набирать обороты.
Сегодня она уже не сводится к эпизодическим высылкам отдельных дипломатов или даже их групп. Под угрозу поставлено дальнейшее существование дипломатических миссий как таковых. Вполне возможно, что в недалеком будущем мы недосчитаемся нескольких российских посольств в разных странах мира, а этим странам в свою очередь придется столкнуться с полной приостановкой своей дипломатической работы в Москве. Еще несколько лет назад такая неприглядная перспектива выглядела как чисто гипотетическая возможность, сегодня ее приходится учитывать во внешнеполитическом планировании как нежелательный, но вероятный вариант грядущей реальности.
Сворачивание сети посольств — крайне неприятное занятие, чем бы оно ни было вызвано. В истории, в том числе и в истории России, бывали ситуации, когда приходилось принимать решения о сокращении числа дипломатических представительств под грузом финансовых проблем. Даже такие решения весьма болезненны — приходится, как говорится, резать по живому, жертвовать менее важными интересами во имя более важных. Но закрытие посольства под давлением принимающей стороны — это совсем другое дело. Это не добровольное, а вынужденное решение, принимаемое, как правило, в условиях острого политического кризиса и нередко предполагающее полный разрыв дипломатических отношений.
Тем не менее закрытие посольства — это еще не конец света. Попробуем оценить, как отдельные дипломатические задачи могут решаться в ситуации, когда диппредставительства более не функционируют.
Если говорить об обслуживании задач «высокой политики», таких как подготовка встреч на высшем уровне, визитов министров и других высокопоставленных чиновников, работа над проектами договоров и соглашений, то эти функции, скорее всего, возьмут на себя центральные аппараты внешнеполитических ведомств. При том понимании, что министерства иностранных дел давно не обладают монополией на разработку и ведение внешней политики; им приходится делиться своими былыми полномочиями с военным, разведчиками, министерствами экономического блока, не говоря уже об аппаратах президентов и премьер-министров. Так что даже, скажем, закрытие российского посольства в Вашингтоне не привело бы к автоматическому прекращению общения двух стран по вопросам стратегической стабильности или деэскалации в Сирии.
Прикладная информационно-аналитическая работа, которую традиционно ведут в посольствах, также начнет все больше перемещаться в центр, благо возможности «виртуального присутствия» экспертов и аналитиков в стране пребывания постоянно возрастают. Конечно, впечатления от личных встреч и непосредственных наблюдений дипломатов «на объекте» полноценно заменить невозможно, но можно по крайней мере активнее использовать академические институты и ведомственные аналитические центры для частичной компенсации «информационного вакуума», тем более что за время пандемии все научились общаться и работать с иностранными коллегами в удаленном режиме.
Значительную часть задач по визовому обслуживанию граждан можно было бы передать на аутсорсинг частным компаниям; такая практика уже давно используется, в том числе и в России. Конечно, никакой визовый центр не в состоянии полноценно заметить консульство, но по крайней мере частично принять на себя консульскую нагрузку он вполне способен. Для решения более сложных задач будут создаваться секции интересов в посольствах нейтральных стран. Опять-таки опыт имеется: например, в Тбилиси при посольстве Швейцарии в Грузии уже много лет существует секция интересов Российской Федерации.
Посольство традиционно выполняет и просветительские функции, работая с самыми различными аудиториями, включая свои диаспоры в стране пребывания. Эта часть посольской работы, по всей видимости, перейдет под крыло государственных и полугосударственных информационных агентств, если, конечно, их отделения и корреспондентские пункты не будут закрыты одновременно с посольствами. Вообще говоря, в пользу более четкого разграничения функций дипломата и пропагандиста можно привести множество аргументов; такое разграничение способно пойти скорее на пользу дипломатической службе.
Суммируя вышесказанное, еще раз подчеркнем: закрытие посольств необязательно означает сворачивание дипломатической деятельности и прекращение политического диалога. Дипломаты по-прежнему будут ездить на переговоры, на международных конференциях по-прежнему будут обсуждаться острые проблемы мирового развития, многосторонние организации по-прежнему будут вырабатывать компромиссные резолюции и декларации. В какой-то степени сокращение числа посольств будет содействовать ускоренному развитию практики многосторонней дипломатии, формирования ситуативных коалиций стран для решения конкретных задач глобальной и региональной повестки дня.
Тем не менее закрытие посольств — очень серьезный удар по базовой инфраструктуре внешней политики. По крайней мере в том виде, в котором мы к этой политике привыкли. Посольства, консульства, торгпредства — это нервные окончания сложного внешнеполитического организма, своего рода подушечки пальцев, которыми страна тактильно воспринимает своих партнеров. Никакие, пусть даже самые тонкие перчатки не позволят сохранить непосредственность этого восприятия.
А для принимающей стороны продолжение работы посольства — далеко не самый последний инструмент сохранения стабильности двусторонних отношений, и особенно в условиях кризиса, поскольку любой дипломат — от убеленного сединами посла до делающего первые карьерные шаги атташе — это помимо прочего источник информации и канал коммуникации. Это собеседник, помогающий составить правильное представление о логике, страхах, намерениях и ожиданиях другой стороны. Очень хотелось бы надеяться, что здравый смысл все-таки восторжествует, и на дипломатическом фронте мы увидим если и не прочный мир, то по крайней мере устойчивое перемирие.
Впервые опубликовано в «Известиях».