От гибридных операций к гибридной дипломатии

Несмотря на то, что публичная дипломатия никак не ассоциируется с силовыми и тем более военными операциями, в США важнейшим «пользователем» инструментария публичной дипломатии оказываются силовые структуры. Среди них прочное первое место занимает командование сил специальных операций. Мы сталкиваемся не столько со стратегией поведения бойцов на потенциально враждебной территории, подкрепленной вновь созданными уставами, сколько с разработанной методикой распространения влияния с использованием инструментов публичной дипломатии. Однако в данном случае в качестве проводника дипломатических усилий непривычно для себя выступает Армия США. Статус специальной операции для гуманитарной помощи либо каких-то других действий, при необходимости переходящих в силовую поддержку, создает исключительно гибкий инструмент для проведения внешней политики США в обход международного права. В частности, переход к силовым операциям отмечен в последние годы в Сомали, Йемене, Мали и Ливии. Таким образом, использование персонала командования сил специальных операций, обеспечивает удивительную гибкость, сочетая мягкую и жесткую силу, в формате, который может быть обозначен как «умная сила». Если попробовать представить себе градацию от мягкой силы к непосредственному боевому столкновению, операции командования сил специальных операций окажутся в пограничной зоне, причем постепенно расширяя спектр воздействия в направлении мягкой силы. Не стоит, конечно, думать, что спецназ США используется только лишь для создания позитивного имиджа и распространения мягкой силы. Второе дно этих операций обычно засекречено, но присутствует практически в любой из значимых операций.

Комментарий к статье Special Operations and Diplomacy: A Unique Nexus.

Несмотря на то, что публичная дипломатия никак не ассоциируется с силовыми и тем более военными операциями, в США важнейшим «пользователем» инструментария публичной дипломатии оказываются силовые структуры. Среди них прочное первое место занимает командование сил специальных операций. Примечательно, однако, что цель разработанных стратегий состояла не только и не столько в декларированной поддержке миротворчества путем повышения уровня культурных компетенций и создания позитивного имиджа вооруженных сил США. Во многом более важной частью стратегии стало распространение влияния США и купирование влияния конкурирующих режимов, прежде всего Ирана, Пакистана и Китая на территориях, где проводятся войсковые операции. В этом свете неудивительно, что проводником глобального уровня стратегии стало Командование сил специальных операций.

Мы сталкиваемся не столько со стратегией поведения бойцов на потенциально враждебной территории, подкрепленной вновь созданными уставами, сколько с разработанной методикой распространения влияния с использованием инструментов публичной дипломатии. Однако в данном случае в качестве проводника дипломатических усилий непривычно для себя выступает Армия США.

Проблема поддержания мира на территориях, где отсутствуют действенные социальные или государственные институты, была осознана Армией США с некоторым запозданием, во время операции «Свобода Ирака». Выработке общей стратегии по проведению комплекса мероприятий в сфере публичной дипломатии в интересах Армии США способствовали скандалы, связанные с привлечением к поддержанию порядка различных ЧВК, что повлекло за собой резонансные инциденты, связанные с гибелью местного населения. Армия столкнулась с новым форматом участия в конфликте, который требовал качественного освещения в позитивном ключе с одной стороны, а с другой — отвлекал до 60% персонала на операции, не связанные непосредственно с боевыми действиями. Солдаты были подготовлены к поддержанию оккупации, но оказались совершенно не готовы к мирным действиям в потенциально враждебной среде. Попытки копировать израильские подходы не увенчались успехом, после чего была поставлена задача разработки информационных стратегий, применимых на враждебных территориях силами Армии США и специальных операций. Результатом разработки этой стратегии стал отработанный инструментарий по поддержанию мира, в существенной мере опирающийся на методы, характерные для публичной дипломатии.

В 2011 г. командование сил специальных операций США возглавил адмирал Вильям МакРейвен, которого в некоторых публикациях называют визионером. С его именем связан разворот сил специальных операций в сторону использования мягкой силы в интересах поддержания американских интересов. Под его руководством также были предприняты усилия по созданию и расширению сети сил специальных операций за рубежом и установлению более тесной координации со структурами Госдепаратамента США. Результатом этих мероприятий стало присутствие персонала командования сил специальных операций в 138 государствах мира и тесное его вовлечение в поддержку дипломатических официальных усилий Госдепа другими средствами.

Фокус проводимых операций находится на Ближнем Востоке и в Афганистане. При этом командование сил специальных операций ведет также активную деятельность в политически нестабильных зонах в Колумбии, Филиппинах и ряде государств Центральной Африки.

Примечательно изменение концепции по проведению подобных операций с течением времени. В 2011 г. командование сил специальных операций стремилось к поддержке прокси-образований, где декларированной целью было создание устойчивых военизированных формирований, которые смогли бы самостоятельно противодействовать экстремистским региональным движениям. Следует обратить внимание на то, что эта открытая цель имеет двойное дно: поддержкой пользуются те формирования, деятельность которых выгодна США в противостоянии политическим конкурентам. В дальнейшем, однако, модальность операций сменилась в направлении поддержания позитивного имиджа США на проблемных территориях, то есть использовании мягкой силы в ее «полужестком» проявлении. В 2016 г. в Нигере СОКОМ нанял ветеринаров для вакцинации животных и проведения образовательных программ во время массового падежа скота, одновременно поддерживая базу БПЛА. Ранее в Грузии СОКОМ привлек медицинский персонал в интересах проведения аудита медицинских учреждений. В ряде стран спецназ проводил вакцинацию местного населения, а также активно привлекался к гуманитарным операциям по повышению уровня образования населения, насаждению норм персональной гигиены, контрацепции, борьбы со СПИДом и т.п.

Очевидный вопрос, который встает в связи с таким нехарактерным поведением, — это «почему же спецназ»? Ответ на него довольно прост: силы специальных операций действуют в рамках секретной части оборонного бюджета, не подчиняются законам и нормам ведения войн (или имеют возможность произвольно толковать эти нормы), не требуют для своего использования каких-либо международных согласований, а также решения Конгресса. Таким образом, создается окно возможностей для проведения гуманитарных операций в произвольном их толковании по прямому решению ОКНШ и президента США, без мандата ООН. При этом такие операции легко могут быть ориентированы на поддержку нелегитимных образований на национальных территориях, создание центров вооруженной оппозиционной деятельности и т.п.

Статус специальной операции для гуманитарной помощи либо каких-то других действий, при необходимости переходящих в силовую поддержку, создает исключительно гибкий инструмент для проведения внешней политики США в обход международного права. В частности, переход к силовым операциям отмечен в последние годы в Сомали, Йемене, Мали и Ливии. Таким образом, использование персонала командования сил специальных операций, обеспечивает удивительную гибкость, сочетая мягкую и жесткую силу, в формате, который может быть обозначен как «умная сила». Если попробовать представить себе градацию от мягкой силы к непосредственному боевому столкновению, операции командования сил специальных операций окажутся в пограничной зоне, причем постепенно расширяя спектр воздействия в направлении мягкой силы.

Генерал Джозеф Вотел, командовавший силами специальных операций США с 2014 по 2016 гг., в своей публикации «Нетрадиционные боевые действия в серой зоне» отмечает: «Несмотря на то, что серая зона описывает некоторое пространство между конфликтом и миром внутри политического континуума, методы связывания и атаки нашего противника в этом пространстве имеют много общего с политической войной [1], которая была определяющей во время холодной войны. Политическая война проходила именно в пространстве между дипломатией и открытым военным противостоянием, где традиционные государственно-ориентированные практики неадекватны или неэффективны, а масштабные военные операции признаны неприменимыми по различным причинам». Командование сил специальных операций в его современной форме оптимизировано для предоставления превентивного военного вклада в мероприятия государственной политической войны и способно проводить малозаметные и политически значимые операции. Силы специальных операций предоставляют американским властям стратегические варианты для защиты и продвижения национальных интересов США без привлечения армейских формирований к дорогостоящим, длительным операциям экспедиционных контингентов [2].

Не стоит, конечно, думать, что спецназ США используется только лишь для создания позитивного имиджа и распространения мягкой силы. Второе дно этих операций обычно засекречено, но присутствует практически в любой из значимых операций.

Так, например, в упомянутом кейсе с аудитом лечебных учреждений в Грузии основной целью командования сил специальных операций было лоббирование создания центра биологических исследований Армии США в государстве, где регулирования биотехнологий фактически не существует. Создание такого центра на территории США прямо запрещено. Второстепенная цель состояла в поиске хорошо доступного и оборудованного медицинского учреждения для размещения закрытой лаборатории в дополнение к небезызвестной лаборатории Лугара, где в 2000-е годы собирались опасные штаммы с заявленной целью их дальнейшего уничтожения. Грузинские источники также заявляют, что есть основания полагать, что упомянутые центры биологических исследований, пользуясь де-факто экстерриториальным статусом, использовались для организации бесконтрольного транзита наркотиков между Талибаном и Албанией. Примечательно в этой связи изъятие трех тонн жидкого героина, «Слез Аллаха», на грузинской территории. Это наркотик нового поколения, где концентрация опиатов превышает таковую в порошке в 5 раз, причем его производство значительно сложнее, чем привычной порошковой формы. В 2016 г. биолаборатория США появилась также на территории Украины. Через несколько месяцев местные правоохранители начали изымать «Слезы Аллаха» в килограммовых масштабах, чего ранее не отмечалось.

Активное привлечение командования сил специальных операций к дипломатическим мероприятиям и гуманитарным операциям также вызывает опасения в США. Замечательна цитата из статьи: «Послы должны признать, что наш лучший шанс на поддержание нашей способности к использованию мягкой силы во многих проявлениях может быть сопряжен с вовлечением сил специальных операций… противодействие глобальному экстремизму не может демонстрировать серьезного прогресса без привлечения спецназа и структур USAID». Эта цитата является прямым свидетельством того, что силовые структуры США заинтересованы в расширении своего прямого влияния на внешнеполитические решения государства, причем готовы отстаивать свою вовлеченность в том числе и при помощи силового ресурса.

Сами представители силовых структур пытаются развеять эти опасения, указывая на то, что даже несмотря на присутствие сил специальных операций в 138 государствах, они не имеют достаточной компетенции в установлении и поддержании официальных дипломатических контактов высокого уровня. И в то же время, в силу своей невысокой компетентности в этих областях представители командования сил специальных операций периодически высказывают сомнения в эффективности традиционной дипломатии как таковой, ошибочно полагая, что отработанные технологии «дипломатии снизу» позволяют добиваться поставленных целей меньшими усилиями и с большей эффективностью, чем это делает официальный дипломатический корпус. У этой дихотомии есть и другая сторона: дипломатический корпус в стране присутствия в той или иной мере осведомлен о возможностях командования сил специальных операций, в связи с чем может возникать соблазн простого решения, тем более что оно более не представляется невозможным.

Примечательно, что рассматриваемая модальность использования силовых структур в сочетании с официальными дипломатическими учреждениями перекликается с концепцией гибридных боевых действий в их расширенном формате. Фрэнк Хоффман, автор концепции гибридных операций, дает в своей основополагающей работе крайне точное и узкое определение гибридных боевых действий, которые включают в себя «спектр различных модальностей ведения войны, включая классические, нерегулярные тактики и построения, террористические акты, включая ненаправленное насилие, а также криминальные беспорядки» [3]. В дальнейшем, однако, Рассел Гленн расширил определение гибридной угрозы до следующего: Противник, который одновременно использует некоторую комбинацию политических, военных, экономических, социальных и информационных технологий, а также конвенциональные, иррегулярные, катастрофические, террористические и криминальные методы ведения войны. Может включать в себя комбинацию государственных и негосударственных акторов.

В то время как Ф. Хоффман фокусируется преимущественно на исследовании методов вооруженной борьбы, Р. Гленн вводит расширенное понимание использования силы, включающее в себя политические, экономические, социальные и информационные технологии.

Пример развертывания сил специальных операций, действующих в координации с учреждениями Госдепартамента США, полностью укладывается в это определение гибридных угроз. Действительно, мы наблюдаем одновременное использование политических и военных технологий, а также возможности по созданию и привлечению иррегулярных сил к ведению операций на иностранных территориях. Это снижает порог перехода к непосредственному вмешательству в дела суверенных государств, одновременно размывая границу между дипломатическими мероприятиями и специальными операциями, причем все чаще эту границу не могут обозначить и сами чиновники. Таким образом, можно говорить о «гибридизации» классической дипломатии в меняющихся условиях, где официальная дипломатия начинает смешиваться с публичной, а при необходимости способна воспользоваться и силовыми методами. Разумеется, складывающаяся ситуация не может способствовать повышению уровня стабильности в мире. России следует обратить внимание на складывающиеся тенденции с перспективой донесения до контрагентов и партнеров позиции о недопустимости подобной «гибридизации» дипломатической деятельности.

1. К определениям «политической войны» см. Wilson Centre Digital Archive, “George Kennan on Organizing Political Warfare”, https://digitalarchive.wilsoncenter.org/document/114320.pdf

2. Там же

3. См. Hoffman, Frank, Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Warfare, (Arlington: Potomac Institute for Policy Studies, 2007), p. 8.