Хотя российская концепция Большой Евразии уже доказала свою целесообразность в разрешении ряда внешнеполитических дилемм, она по-прежнему нуждается в дальнейшем развитии. Парадигма «orders within orders» может расширить и дополнить идею большого евразийского партнерства, а также обеспечить продвижение и защиту долгосрочных интересов России путем переформатирования ее отношений с ЕС и Китаем по ключевым направлениям.
По мере постепенного ухудшения отношений Москвы и Запада после окончания холодной войны евразийский вектор во внешней политике России приобретал все большее значение и в итоге превратился в одну из основополагающих установок её международного видения — большое Евразийское партнерство. Эта концепция, родившаяся после событий на Украине в 2014 г., помогла наполнить дополнительным (но все еще ограниченным) содержанием российское видение плюралистического и полицентричного мира с прицелом на переустройство глобальной геополитической «шахматной доски».
Вместе с тем идея Большой Евразии родилась из противоречивых импульсов, которые продолжат лежать в её основе. Это должно побудить российскую элиту не пересматривать данную мировоззренческую установку в целом, а, скорее, переосмыслить ее отдельные концептуальные основы для того, чтобы усилить многовекторность российской внешней политики.
Независимо от того, решит ли российская элита руководствоваться этой новой парадигмой открыто или использует ее в качестве неафишируемого концептуального руководства, она тем самым может концептуально расширить свое видение внешней политики. Российскую сторону часто обвиняют в том, что через выдвижение абстрактной идеи интегрированного Большого евразийского пространства она старалась просто выиграть время в условиях набирающего силу Китая. Однако представители сообщества заверяют, что в ответ на отказ Вашингтона и Брюсселя признать законность российских интересов у России не оставалось иного выхода, кроме как решительно отреагировать на события в Украине. Наполнение концепции Большой Евразии дополнительным контентом поможет Москве не только расширить взаимодействие с другими ведущими державами на своих условиях, но и усилить свое влияние на формирование будущего мирового порядка путем консолидации существующих нормативных рамок и расширения круга партнеров по диалогу.
Более того, после тщетных усилий на протяжении четверти века найти себе место в Европе Россия занялась выработкой новой стратегии и формированием новой идентичности на северной оконечности Евразии. Работа по созданию множества взаимодополняющих друг друга евразийских инициатив поможет ей интегрировать свои территории в соответствующие регионы по всему суперконтиненту. Это укрепит основы многовекторной внешней политики России и ее влияние на динамику событий, что является ключом к поддержанию статуса великой державы в долгосрочной перспективе.
Хотя российская концепция Большой Евразии уже доказала свою целесообразность в разрешении ряда внешнеполитических дилемм, она по-прежнему нуждается в дальнейшем развитии. Парадигма «orders within orders» может расширить и дополнить идею Большого евразийского партнерства, а также обеспечить продвижение и защиту долгосрочных интересов России путем переформатирования ее отношений с ЕС и Китаем по ключевым направлениям.
Вместе с тем идея Большой Евразии родилась из противоречивых импульсов, которые продолжат лежать в её основе. Это должно побудить российскую элиту не пересматривать данную мировоззренческую установку в целом, а, скорее, переосмыслить ее отдельные концептуальные основы для того, чтобы усилить многовекторность российской внешней политики.
Дилемма Москвы
С одной стороны, московский «поворот на Восток» был отчасти призван укрепить статус России как великой державы и усилить позиции Кремля в Европе путем углубления связей с динамичными азиатскими рынками. Запуск такого «поворота» произошел до начала украинского кризиса и, соответственно, он был ориентирован на мир, в котором отношения России с ЕС хоть и оставляли желать лучшего, но не были откровенно враждебными. С другой стороны, неспособность России в 2013 г. убедить Украину присоединиться к Евразийскому экономическому союзу (ЕАЭС) привела не только к полномасштабному кризису в отношениях с Западом, но и показала необходимость выхода Москвы за рамки постсоветского пространства, чтобы надолго обеспечить себе место среди ведущих мировых держав.
По мнению ряда аналитиков, в долгосрочной перспективе отношения между Россией и Евросоюзом улучшатся. Однако в настоящее время Москва оказывается между ЕС, члены которого проявляют редкое единодушие в отношении санкций против России, и Китаем, стратегическое партнерство строится на различных основах.
Кремль стремится извлечь максимум выгод из общих с Пекином взглядов на вопросы нормативного характера (например, обе стороны осуждают смену режима и выражают приверженность принципу невмешательства во внутренние дела государств). Тем не менее Москва нередко использует Китай как инструмент усиления своего голоса в споре с Западом по нормативным вопросам, хотя реальная приверженность построению евразийского порядка на основе общих принципов действительно существует. Однако дилемма России в отношении Китая этим не исчерпывается.
Пока отношения России с Западом оставляют желать лучшего, у Москвы не остается иного выхода, кроме как сделать стратегическое партнерство с Пекином стержнем своих усилий по поддержанию статуса великой державы. Россия не является в региональном порядке Азии игроком первого эшелона, что ставит под сомнение способность ЕАЭС без Украины стать самостоятельным полюсом на глобальном уровне. При этом неспособность России наладить связи с Западом приведет к росту ее зависимости от Китая, что сделает невозможным достижение цели, к которой она стремится, а именно — сохранить статус великой державы.
Переосмысление статуса великой державы
Критики полагают, что великодержавный дискурс Кремля в основном преследует психологическую и политическую цели, компенсируя тем самым уход со сцены Советского Союза и укрепляя легитимацию власти режима. Однако такая позиция игнорирует тот факт, что эта цель чрезвычайно разумна в стратегическом плане: для слабеющей державы имеет смысл попытаться сохранить место за тем столом, где будут определяться правила игры. Вопрос лишь в том, каким образом увеличить шансы России на получение гарантированного места за этим столом и добиться возможности формировать международный порядок, отвечающий интересам Москвы. Статус великой державы является средством для достижения цели, а отнюдь не самоцелью.
Готовясь к возвращению Гонконга под суверенитет Китая, коммунистическое руководство в Пекине выдвинуло концепцию «одна страна — две системы». Цель заключалась в том, чтобы решить одним махом сразу две проблемы: разработать работоспособную модель для Гонконга, а также предложить модель для будущего воссоединения Тайваня с материком. Точно так же концептуальное новшество в рамках парадигмы Большой Евразии может помочь России убить одним выстрелом сразу двух зайцев: изменить характер ее отношений с Европой и переосмыслить роль Центральной Азии в контексте российско-китайского партнерства. Мы можем назвать эту парадигму «orders within orders» (порядки внутри порядков).
Своим рождением концепция большого Евразийского партнерства обязана разочарованию, которое было вызвано неспособностью России и Евросоюза создать единое экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока. Таким образом, тон, который задает Большая Евразия, во многом обусловлен ответной реакцией на продемонстрированное Брюсселем отторжение: Брюссель больше не сможет относиться к России как к младшему партнеру, от которого ждут соблюдения законодательства ЕС. Скорее, в России теперь придется видеть равного партнера, и Евросоюз сможет присоединиться к сообществу Большой Евразии только при согласии с ее плюралистическими принципами. Результат во многом выглядит как бинарное соперничество между китайско-российским центром и союзной с США периферией, что ограничивает экономические выгоды для многих игроков, извлечь которые им предоставляла большая стратегическая свобода действий.
Парадигма «orders within orders», напротив, концептуализировала бы отношения между Россией и ЕС как формирование региональной системы в рамках более широкого международного порядка Большой Евразии, действующего в соответствии со своими принципами и инициирующего собственный двусторонний диалог по функционированию глобального мироустройства. Это в полной мере отвечает стремлению России к установлению плюралистической Евразии. Более того, это даже усилит евразийский плюрализм и улучшит наше понимание его сути. Это также способствовало бы выстраиванию позитивных связей между Москвой и Брюсселем и наполнению их внутренней динамикой, а также закреплению за евразийским суперконтинентом достойного места на глобальной шахматной доске.
Таким образом, Москва сможет извлечь выгоду из выстраивания диалога и с Брюсселем, и с Пекином, не ставя под угрозу свое стратегическое партнерство с последним. В процессе диалога Россия сделает упор на его первостепенную важность для международных отношений, что повысит ее шансы на закрепление за собой статуса великой державы, а также продемонстрирует, что российский вклад в формирование нового международного порядка отнюдь не сводится к искусному разрушению, как часто утверждают критики. Нынешнее противостояние Москвы и Запада, а также углубление ее связей с Китаем поместили Россию в эпицентр нескольких, ныне взаимосвязанных, «горячих точек» от Украины и Сирии до Северной Кореи, в которых сталкиваются интересы великих держав. В силу этого Россия обладает уникальными возможностями для влияния на международный климат и получения от этого огромных дивидендов.
Трансформация ключевых принципов российской внешней политики
По мнению ряда исследователей, будущее глобальной политики будет определяться взаимодействием между блоками, а не державами, что приведет к созданию нескольких международных порядков. Евросоюз и сам является в Европе субрегиональным порядком. Это становится все более очевидным благодаря процедуре принятия им решений, а также ограничениям, которые налагаются его институциональной структурой на проведение внешней политики. Разворачивающаяся дискуссия будет касаться того, как он распорядится своей властью в процессе укрепления доминирующей позиции на территории Европы к западу от линии Санкт-Петербург — Ростов-на-Дону. России следует стремиться к оказанию конструктивного влияния на этот процесс с тем, чтобы он отвечал ее долгосрочным интересам и закреплял логику позитивного сотрудничества в отношениях между Москвой и Брюсселем.
Нынешний тупик в отношениях между Россией и Евросоюзом отчасти является результатом того, что обе стороны отказываются пересматривать ключевые принципы, лежащие в основе их внешней политики. Брюссель никогда не согласится на европейский порядок со сферами влияния в ялтинском стиле, ссылаясь на положение Парижской хартии о том, что все европейские страны должны иметь право распоряжаться своей судьбой. Москва, со своей стороны, считает, что на ее односторонние уступки после окончания холодной войны ЕС не ответил взаимностью и приступил к построению европейского порядка с центром в Брюсселе, в котором России отводится роль второстепенной державы.
Таким образом, для достижения успеха парадигма «orders within orders» должна рассматриваться не как возврат к односторонним уступкам, а, скорее, как переосмысление задач и возможностей Большого евразийского партнерства с тем, чтобы максимально расширить круг партнеров, с которыми Россия может развивать конструктивные отношения. ЕС мог бы ответить взаимностью, переосмыслив свою базовую концепцию «устойчивости», которая занимает центральное место в его Глобальной стратегии 2016 года. Евросоюз может сместить акцент с устойчивости своих институтов и укрепления либерального международного порядка на поддержание стабильности и продолжительного сотрудничества на всем европейском субконтиненте (включая Россию).
Эта парадигма может также помочь очертить контуры отношений Москвы с Пекином в Центральной Азии. Хотя нарративы о том, что Россию в этом регионе потеснит Китай, зачастую слишком сгущают краски, утверждение здесь отдельного порядка в рамках Большой Евразии может помочь Москве закрепить определенный набор принципов и практик. Они позволят обеспечить поддержание сотрудничества и сохранение доверия между всеми сторонами, даже если в ближайшие годы и десятилетия геополитические конфигурации и баланс сил на евразийском суперконтиненте претерпят изменения.
Независимо от того, решит ли российская элита руководствоваться этой новой парадигмой открыто или использует ее в качестве неафишируемого концептуального руководства, она тем самым может концептуально расширить свое видение внешней политики. Российскую сторону часто обвиняют в том, что через выдвижение абстрактной идеи интегрированного большого Евразийского пространства она старалась просто выиграть время в условиях набирающего силу Китая. Однако представители сообщества заверяют, что в ответ на отказ Вашингтона и Брюсселя признать законность российских интересов у России не оставалось иного выхода, кроме как решительно отреагировать на события в Украине. Наполнение концепции Большой Евразии дополнительным контентом поможет Москве не только расширить взаимодействие с другими ведущими державами на своих условиях, но и усилить свое влияние на формирование будущего мирового порядка путем консолидации существующих нормативных рамок и расширения круга партнеров по диалогу.
Более того, после тщетных усилий на протяжении четверти века найти себе место в Европе Россия занялась выработкой новой стратегии и формированием новой идентичности на северной оконечности Евразии. Работа по созданию множества взаимодополняющих друг друга евразийских инициатив поможет ей интегрировать свои территории в соответствующие регионы по всему суперконтиненту. Это укрепит основы многовекторной внешней политики России и ее влияние на динамику событий, что является ключом к поддержанию статуса великой державы в долгосрочной перспективе.