Read in English
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Алексей Сарабьев

К.и.н, заведующий Научно-издательским отделом ИВ РАН

К концу осени 2015 г. на арене ливанской политики стали заметны серьезные подвижки в урегулировании политического кризиса в Ливане, центральным вопросом которого стало устранение полуторагодового президентского вакуума. И эти подвижки, кажется, способны перестроить привычную диспозицию на политическом поле: в 20-х числах ноября 2015 г. в Париже произошло событие, которое ошеломило даже очень искушенных в ливанских реалиях политиков.

К концу осени 2015 г. на арене ливанской политики стали заметны серьезные подвижки в урегулировании политического кризиса в Ливане, центральным вопросом которого стало устранение полуторагодового президентского вакуума. И эти подвижки, кажется, способны перестроить привычную диспозицию на политическом поле: в 20-х числах ноября 2015 г. в Париже произошло событие, которое ошеломило даже очень искушенных в ливанских реалиях политиков.

Что случилось?

Можно не углубляться в тонкости отношений в среде ливанской политической элиты, чтобы понять, что сепаратное предложение по кандидатуре ливанского президента, сделанное за пределами Ливана, подкрепленное политической поддержкой из-за рубежа, без уведомления ключевых партнеров по согласованию фигуры претендента на президентский пост, выглядит тревожно. Лидер альянса «14 марта» и неформальный глава партии «Мустакбаль» Саад Харири предложил президентский пост лидеру ливанской партии «Марада», депутату от Згорты Сулейману Франжье, о чем тот и сообщил 25 ноября 2015 г. Пикантности этому предложению придает то, что двое из четырех основных претендентов на кресло президента — это соратники С. Харири по «14 марта», тогда как предложение было сделано члену противоборствующего лагеря — «8 марта», куда кроме «Марады» входят «Хезболла» и «Свободное патриотическое движение» (а также «Дашнакцутюн», «Сирийская национал-социальная партия» и др.).

Сепаратное предложение по кандидатуре ливанского президента, сделанное за пределами Ливана, подкрепленное политической поддержкой из-за рубежа, без уведомления ключевых партнеров по согласованию фигуры претендента на президентский пост, выглядит тревожно.

Этот факт вызвал очень осторожную реакцию высокопоставленных ливанских политиков из обоих альянсов. Несколько дней подряд они хранили мрачное молчание. Возмущение ливанских политиков не выносилось на публику, и в прессу попадали в основном намеки — призывы и заявления о недопустимости «любых видов политического шантажа и сомнительных сделок, подрывающих сам пост президента». Мишель Аун заявил, что это не сможет заставить его отказаться от борьбы за высший пост в пользу С. Франжье. Позднее он сказал, что «назначать» С. Франжье было делом альянса «8 марта» и что он не понимает, почему это мог сделать С. Харири, а также довел до сведения своих коллег из «Хезболлы», что не принимает названную кандидатуру. Свою непримиримую позицию подтвердил и Самир Джааджа, заявив о готовности вести борьбу за президентство до конца. Однозначную поддержку решению выдвинуть кандидатуру С. Франжье в президенты высказали в «Прогрессивно-социалистической партии» В. Джумблата.

Что касается духовенства, то вполне логично, что в первую очередь о своей позиции должны были заявить иерархи Маронитской церкви. Патриарх Бишара Бутрос ар-Раи спешно вернулся из пастырской поездки по странам Латинской Америки и принял участие в заседании маронитской коллегии епископов в Бкерке 3 декабря 2015 г. На ней была сформулирована официальная позиция духовных лидеров маронитов. Как и следовало ожидать, она была взвешенной и достаточно отстраненной: кандидатура С. Франжье была признана одной из четырех достойнейших, но особо подчеркивалось, что Маронитская церковь «не имеет своих кандидатов, как не имеет и права налагать свое вето на кого-либо из них».

www.dailystar.com.lb
Сулейман Франжье, лидер ливанской
партии «Марада»


Вскоре активность зарубежных представителей вызвала негодование внутри Ливана.

Имели место и менее дипломатичные оценки. Например, неназванный источник — высокопоставленный политик-христианин из блока «14 марта» — выразил серьезную обеспокоенность по поводу того, как был «номинирован» С. Франжье (очевидно, тем, что его кандидатуру выдвинул политик-мусульманин из противостоящего политического альянса). Подобные настроения, скорее всего, широко распространены в массе христиан Ливана.

Иностранный след

Вскоре после «назначения» С. Франжье 27 ноября 2015 г. в североливанской резиденции в Бнешаи его посетил временный поверенный в делах США в Ливане Р. Джонс. Этот визит дал обозревателям повод говорить о справедливости слухов о поддержке этого кандидата со стороны США, КСА и Франции. Тем временем «сверка часов» продолжалась: американский дипломат нанес ряд визитов и другим ливанским политикам. В частности, 30 ноября 2015 г. в резиденции в Бикфайе прошла его встреча с молодым главой «Катаиб» Сами Жмайелем (очевидно, с целью заручиться поддержкой по выдвинутой кандидатуре), а через 10 дней — и с его отцом, экс-президентом страны Амином Жмайелем. В числе первых посол Саудовской Аравии Али аль-Асири открыто поддержал кандидатуру С. Франжье как оптимальную, заявив, что не видит возможности прохождения на пост президента С. Джааджи и А. Жмайеля, тогда как кандидатура М. Ауна, с точки зрения руководства КСА, неприемлема. Однако вскоре активность зарубежных представителей вызвала негодование внутри Ливана, например, у руководства «Ливанских сил».

Важнейшим событием в процессе согласования мнений по фигуре будущего президента послужил продуктивный диалог между основными противостоящими ливанскими альянсами — «14 марта» и «8 марта».

Важнейшим событием в процессе согласования мнений по фигуре будущего президента послужил продуктивный диалог между основными противостоящими ливанскими альянсами — «14 марта» и «8 марта». Диалог включал в себя два трека: мусульманский — между «Мустакбаль» (Саад Харири) и «Хезболлой» (Хасан Насралла), и христианский — между СПД (Мишель Аун) и Ливанскими силами (Самир Джааджа). Оба трека были запущены в декабре 2014 г., и переговоры по ним с переменным успехом шли в течение 2015 г.

Кроме того, был развернут прямой диалог между партиями «Хезболла» и «Катаиб» — абсолютно полярными по своим убеждениям сторонами. За прошедшие два года состоялось несколько встреч, на которых обсуждались реформы избирательного законодательства и кандидатура президента. Однако за исключением сохранения площадки для контактов эти встречи, по-видимому, нельзя назвать успешными. Так, избранный летом 2015 г. новый глава фалангистов Сами Жмайель, в частности, не считает легитимной и полезной помощь ливанской армии со стороны «Хезболлы», воюющей также на стороне сирийского режима, и полагает, что «Хезболла» «продолжает подвергать опасности жизни ливанцев и их средства к существованию».

REUTERS/Aziz Taher
Протесты «мусорного кризиса»,
сентябрь 2015

Принимая во внимание явно организованный процесс согласования позиций основных конкурентов на ливанской политической арене, а также оригинальный метод выявления консенсусной фигуры на президентский пост, продемонстрированный лидером суннитской общины Ливана, можно прийти к выводу об усилившемся влиянии Саудовской Аравии на процессы в стране. Влияние КСА не конфликтует с интересами другого крупнейшего регионального игрока — Ирана, который считается косвенным покровителем альянса «8 марта». Напротив, очевиден конструктивный диалог, направленный на поиск новой формулы политического баланса в Ливане, что трудно было бы представить без договоренности двух региональных держав.

«Перетасовка колоды карт» политической элиты

Влияние КСА не конфликтует с интересами Ирана, который считается косвенным покровителем альянса «8 марта».

В отношении ливанской христианской политической элиты эти процессы могут означать серьезную «перетасовку колоды» — перегруппировку сил на внутриполитическом поле. Хотя и без того жесткая борьба кандидатов-маронитов за президентское кресло углубила фрагментацию христианского лагеря.

Разные политические предпочтения и внешнеполитическая ориентация ключевых ливанских политиков-христиан, помноженные на клановые амбиции, дают в результате тяжелую картину раздробленности христианского сообщества Ливана, где глубокие линии разлома давно проходят не только по границам конфессиональных общин, но и внутри них.

Жесткая борьба кандидатов-маронитов за президентское кресло углубила фрагментацию христианского лагеря.

Вряд ли стоит говорить об ослаблении позиций христиан Ливана: на протяжении многих лет они не демонстрировали тенденций к объединению на основе религии. Даже такие деятельные в политическом плане фигуры, как прежний и нынешний патриархи Маронитской церкви, не смогли сыграть существенной объединяющей роли. Наиболее вероятно, что перестройка ливанской политической арены будет заключаться в окончательном отходе от сирийского фактора как краеугольного в размежевании элиты на два основных альянса.

Престройка ливанской политической арены будет заключаться в окончательном отходе от сирийского фактора как краеугольного в размежевании элиты на два основных альянса.

Отношение к былому сирийскому засилью во внутренней политике Ливана уже давно не первостепенный пункт политических платформ. Нынешние тенденции, возможно, продолжат отодвигать сирийский фактор на окраину идеологического поля. Но что тогда выйдет на первый план и станет определять возможность блокирования вопреки близости по конфессиональному признаку? Что несут с собой новые лидеры политических партий?

Пока налицо усиливающаяся сверх всякой меры опора на внешние силы, которая делает тщетными любые централизаторские усилия, например, в рамках «Национального диалога» (будь то под эгидой М. Слеймана, Бишары ар-Раи или Н. Берри). То есть вместо консолидации политических сил страны, централизации власти и усиления роли армии и спецслужб в противостоянии региональным угрозам, вместо налаживания хозяйственной жизни в условиях внутриполитического кризиса наблюдается центробежный процесс апелляции к региональным лидерам при сомнительном доминировании даже не конфессиональных, а клановых интересов.

Что же будет?

Вероятно, что Ливан переживет этот сложный период политической нестабильности в обрамлении целого набора проблем иного характера (народные протесты, растущая безработица, угроза вторжения исламистов, теракты, трудности в экономике, проблема беженцев [1]). Уверенность в этом существует благодаря наличию устоявшейся системы внутренних противовесов, которые вызывают живой интерес у исследователей демократических моделей. Ливанская система в последнее время часто именуется «консоциальной демократией», которая предполагает, в частности, пропорциональное представительство конфессиональных общин во власти, широкие коалиции конфессиональных элит, полномочия общин в отношении внутренней регуляции и взаимное право вето лидеров общин [2]. Поразительным образом эта модель позволила пережить «волны турбулентности» в арабском мире. Присущие этому обществу механизмы регуляции приводят Ливан к социально-политическому равновесию, которое не может характеризоваться иначе как динамическое.

Вместе с тем до сих пор нерешенными остаются серьезные вопросы, которые только на первый взгляд могут показаться формальными процедурами: согласование и принятие нового закона о выборах, проведение неоднократно отложенных выборов в Совет депутатов (парламент), утверждение кандидатур на высшие командные должности в армии и спецслужбах и др. Дебаты среди ливанских парламентариев по этим вопросам идут уже много месяцев, а то и лет (новый избирательный закон должен был быть принят до июня 2013 г.; парламентские выборы переносились дважды и оба раза — на полтора года; полномочия глав силовых ведомств продлеваются на год и на полгода). И вновь вопросы заходят в тупик вследствие желания ключевых политиков видеть во власти как можно больше своих сторонников. Установление динамического равновесия, таким образом, явно затянулось.

Налицо усиливающаяся сверх всякой меры опора на внешние силы, которая делает тщетными любые централизаторские усилия.

Наконец, еще один важный момент. Очевидно, что недооцененным со стороны политической элиты до сих пор остается высокий протестный потенциал нового поколения ливанцев, для которых система конфессионального представительства, хотя и привычна и реально действует, все сильнее обнаруживает свои недостатки. Внесистемные протесты, которые прошли в разгар «мусорного кризиса» в августе-сентябре 2015 г., — это новое явление для страны, поскольку на этот раз «оседлать» их не сумела ни одна из политических сил Ливана.

Без сомнения, это грозное предупреждение тем, кто, будучи наделенными властью, излишне полагаются на внешнеполитический фактор или на финансовое могущество своей клановой группы, оставляя внутреннюю политику Ливана без внимания. Христиане Ливана могут в случае выхода массовых протестов на улицы отвернуться от своих «традиционных» представителей во властных структурах и не только оставить их без поддержки, но и, вполне вероятно, предложить свою, переформатированную модель политической элиты, свободной от малопонятных теперь клановых амбиций, уходящих корнями в далекое феодальное прошлое.

Показательно, что Набих Берри, человек, который всеми силами пытается примирить своих коллег-депутатов и вывести страну из кризиса исполнительной и законодательной власти, выступая перед студентами элитных Американского, Ливано-Американского и Университета св. Иосифа, сказал, обращаясь к молодежи: «Именно вам работать в политике, но не принимайте ту, что достается вам в наследство, беритесь за ту политику, в которой вы видите будущее страны».

1. О проблеме беженцев в контексте межконфессиональной напряженности в Ливане см. подробнее: Meier D. Lebanon: The Refugee Issue and the Threat of a Sectarian Confrontation // Oriente Moderno (Brill, Leiden), No. 94 (2014). Р. 382-401.

2. Nelson S. Is Lebanon’s confessional system sustainable? // Journal of Politics & International Studies, Vol. 9, Summer 2013. P. 343.

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся