«Немецкий вопрос» в XXI веке

Накануне Дня Победы трудно найти более актуальную тему, чем наследие Второй мировой войны. В Советском Союзе 1970-х и 1980-х годов официальные заявления по «немецкому вопросу» были таким же неотъемлемым атрибутом 9 мая, как праздничный салют и возложение цветов к могиле Неизвестного солдата. До 1985 года признание ФРГ границ по Одеру-Нейсе и подписание Хельсинкского акта в 1975 году оценивались как успех советской дипломатии по закреплению итогов Великой Отечественной войны. При Михаиле Горбачеве (1985 – 1991 гг.) на первый план вышел тезис о необходимости объединения Германии. События 1989 – 1990 гг. подавались как последняя точка в истории Второй мировой войны.

Накануне Дня Победы трудно найти более актуальную тему, чем наследие Второй мировой войны. В Советском Союзе 1970-х и 1980-х годов официальные заявления по «немецкому вопросу» были таким же неотъемлемым атрибутом 9 мая, как праздничный салют и возложение цветов к могиле Неизвестного солдата. До 1985 года признание ФРГ границ по Одеру-Нейсе и подписание Хельсинкского акта в 1975 году оценивались как успех советской дипломатии по закреплению итогов Великой Отечественной войны. При Михаиле Горбачеве (1985 – 1991 гг.) на первый план вышел тезис о необходимости объединения Германии. События 1989 – 1990 гг. подавались как последняя точка в истории Второй мировой войны.

Похожая ситуация была и на Западе. Ежегодно в начале мая лидеры США, Великобритании и Франции делали ритуальные заявления об отсутствии мирного договора держав-победительниц с Германией и необходимости демонтажа Берлинской стены. Эксперты утверждали, что комплекс противоречий вокруг ФРГ, ГДР и Западного Берлина – наиболее вероятная причина возникновения новой войны в Европе.

В конце 1980-х годов во всех странах Запада (кроме Франции) преобладала точка зрения, что объединение ГДР и ФРГ станет началом действительно новой Европы.

Что такое «немецкий вопрос»?

В начале 2010-х годов ситуация видится иначе, чем двадцать лет назад. Объединение двух немецких государств в самом деле произошло. Но «немецкий вопрос», торжественно закрытый в 1990 году, остается до конца нерешенным.

Еще на Потсдамской конференции 1945 года державы-победительницы выработали единую формулу в отношении Германии: денацификация, демилитаризация, демонополизация и демократизация. Было также решено, что союзники будут придерживаться общей линии в отношении Германии. Но выработать мирный договор с Германией союзникам не удалось. На Парижской конференции 10 февраля 1947 года были подписаны мирные договоры только с союзниками Германии - Италией, Финляндией, Венгрией, Румынией и Болгарией. В 1949 году на базе общей оккупационной зоны западных союзников была провозглашена ФРГ, на базе советской – ГДР. США, Великобритания и Франция восстановили суверенитет ФРГ посредством Боннского договора (1952) и Парижских протоколов (1954). СССР сделал то же в отношении ГДР через соглашения 1950 – 1958 гг.

Обе стороны обвиняли друг друга в срыве Потсдамских договоренностей. Советское руководство утверждало, что сам факт создания ФРГ и ее принятия в НАТО девальвирует Потсдамские соглашения. На Западе утверждали, что Потсдамские соглашения были сорваны действиями СССР в Первом Берлинском кризисе 1948 года и созданием ГДР. Попытка возобновить переговоры о подписании мирного договора с Германией в 1959 – 1961 гг. закончилась неудачей. «Немецкий вопрос» стал источником напряженности в Европе из-за комплекса проблем:

• попытки ФРГ получить доступ к управлению американским тактическим ядерным оружием (ТЯО) через проект многосторонних ядерных сил НАТО (МЯС);
• непризнание ГДР со стороны ФРГ;
• действие провозглашенной в 1956 году доктрины Хальштейна (Бонн разрывает дипломатические отношения с любой страной, признающей ГДР, делая исключение только для Советского Союза);
• неурегулированность статуса Западного Берлина;
• непризнание ФРГ границ между ГДР и Польшей по Одеру-Нейсе.

Ситуация была частично нормализована в рамках «новой восточной политики» канцлера ФРГ Вилли Брандта (1969 – 1974 гг.). Именно при В. Брандте ФРГ признала границы по Одеру-Нейсе, присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в качестве неядерного государства, согласилась на предоставление Западному Берлину статуса «вольного города» и прекратила действие доктрины Хальштейна. В 1972 году был подписан Договор об основах взаимоотношений двух немецких государств. ГДР и ФРГ признали друг друга и вступили в ООН как два разных государства. Однако при этом Договор 1972 года зафиксировал статус немецкой нации как разделенной. Это создало правовую основу для обсуждения в будущем вопроса об объединении Германии.

Толчком к обсуждению вопроса об объединении Германии стал приход к власти Михаила Горбачева в марте 1985 года. В ходе визита в Париж (октябрь 1985 года) он призвал возродить предложенную Шарлем де Голлем концепцию «общеевропейского дома» и решить на ее основе «немецкий вопрос». После заключения соглашения ГДР и ФРГ о переходе к расширенному формату отношений (1987 год) вопрос об объединении «двух Германий» стал переходить в практическую плоскость. Падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года ускорило сдвиги в решении вопроса. В ноябре 1989 года канцлер ФРГ Гельмут Коль (1982 – 1998 гг.) предложил схему поэтапного объединения двух немецких государств.

Но «немецкий вопрос» не мог быть решен без участия держав-победительниц - СССР, США, Великобритании и Франции. Теоретически здесь было два варианта. Первый «2+4» предполагал, что ГДР и ФРГ сами выработают схему объединения. Второй «4+2» предусматривал, что четыре державы - победительницы выработают условия объединения ГДР и ФРГ, а немецкие государства примут их решения.

Наиболее жесткую позицию занимали Франция и Великобритания с их историческими страхами перед Германией. Президент Франции Франсуа Миттеран (1981 – 1995 гг.) был противником объединения ФРГ и ГДР. Премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер (1979 – 1992 гг.) заявила, что Лондон согласен только на конфедерацию ГДР и ФРГ. Администрация Джорджа Буша-старшего (1989 – 1992 гг.) склонялась к варианту «2+4». Но Вашингтон не хотел ссориться с Великобританией и Францией, тем более что администрация Ф. Миттерана продолжала процесс возвращения Парижа в военную организацию НАТО.

Ключевую роль сыграла позиция Советского Союза. Президент СССР Михаил Горбачев поддержал вариант «2+4» сначала на конференции по проблемам «открытого неба» в Оттаве (февраль 1990 года), затем на встрече с Г. Колем в Железноводске (июль 1990 года). Белый дом присоединился к позиции Кремля. Великобритании и Франции пришлось смягчить позицию. (Правда, на саммите глав правительств и государств-участников Европейского сообщества в Дублине в апреле 1990 года Париж и Лондон добились от ФРГ обязательства шире участвовать в процессе европейской интеграции, особенно в финансовом отношении).

Советский Союз пошел дальше других держав-победительниц. 9 ноября 1990 года в Бонне был подписан Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между ФРГ и СССР. Одновременно были согласованы сроки вывода группировки Советской армии с территории бывшей ГДР до конца 1994 года. Столь прогерманская позиция Кремля была не случайной. Михаил Горбачев, судя по открытым публикациям, понимал, что после «бархатных революций» дни Варшавского договора сочтены. Поэтому одновременно с объединением Германии он пытался запустить общеевропейский процесс. Подписанная 19 ноября 1990 года Парижская хартия для новой Европы предусматривала создание «безблоковой Европы». В конце 1980-х годов в США прошла волна публикаций о том, что посредством уступки в объединении Германии Михаил Горбачев хочет подорвать механизм американского присутствия в Европе.

Подписанный 12 сентября 1990 года Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии (Договор «2+4» или Московский договор) отменил остатки оккупационного статуса ФРГ и права держав-победительниц на ее территории. Но он сохранил ряд ограничений ее суверенитета.

Во-первых, были наложены ограничения на развитие Бундесвера. Вооруженные силы ФРГ за четыре годы должны были сократиться до 370 000 человек. Германия подтверждала зафиксированный в Парижских протоколах 1954 года отказ от производства, владения и распоряжениям оружием массового поражения (ОМП). В договоре подчеркивалось, что «с немецкой земли будет исходить только мир». Применение немецких вооруженных сил разрешалось только с согласия ООН.

Во-вторых, подтверждался запрет Германии проводить референдумы по военно-политическим вопросам. Эти обязательства, внесенные в Конституцию ФРГ 1949 года, были подтверждены (1) специальным письмом канцлера Гельмута Коля президенту СССР от 12 сентября 1990 года и (2) заявлением Гельмута Коля 12 сентября 1990 года.

В-третьих, Московский договор косвенно сохранил введенный Боннским договором 1952 года механизм обязательных консультаций Германии с державами - победительницами по внешнеполитическим проблемам. Действие Боннского договора прекращалось после подписания Московского договора. Но это ограничение было наложено на ФРГ вплоть до подписания мирного договора. Московский договор юридически не имел статуса мирного договора, и потому сохранил в силе это положение. В его преамбуле указано, что документ подписан, «учитывая права и ответственность четырех держав в отношении Берлина и Германии в целом, а также соответствующие соглашения и решения четырех держав военного и послевоенного времени».

В-четвертых, сохранился в силе запрет ФРГ требовать вывода иностранных войск с немецкой территории до подписания мирного договора. Это обязательство было также введено Боннским договором 1952 года. Но Московский договор не фиксировал сроков вывода из Германии войск держав-победительниц и не прописывал процедуры возможного запроса по данной проблеме со стороны Германии. (Советский Союз вывел группировку Советской армии на добровольной основе). Ограничения вводились только на развертывание вооруженных мил стран НАТО на территории бывшей ГДР.

Балканский штурм

Условия Московского договора не удовлетворяли правительство Гельмута Коля. ФРГ стала зондировать возможность ревизии Договора «2+4».

Прецедентом стал распад Союзной Федеративной Республики Югославия (СФРЮ). С конца 1990 года Германия втягивалась во внутриюгославский конфликт. Лидеры Словении и Хорватии дали серию интервью немецкому журналу «Шпигель» о необходимости отделения от СФРЮ. Министр иностранных дел Германии Ганс-Дитрих Геншер сделал ряд заявлений о недопустимости применения Белградом силы против Словении и Хорватии. Легализацией немецкого участия в конфликте стало подписанное 7 июля 1991 года соглашение на острове Бриони. Европейское сообщество обязалось посредничать на переговорах Словении и Хорватии с Белградом. СФРЮ выводила войска с территории мятежных республик. Любляна и Загреб ввели трехмесячный мораторий на действие принятых в июне 1991 года деклараций независимости от СФРЮ.

Конфликт по югославской проблеме произошел на совещании Совета министров иностранных дел стран Европейского сообщества 15 – 16 декабря 1991 года. Германия потребовала признания независимости Хорватии и Словении, Франция и Британия были против. В ответ Г.-Д. Геншер покинул зал заседаний и пригрозил, что Бонн может выйти из Европейского сообщества. Берлин в одностороннем порядке признал независимость Словении и Хорватии, поставив Париж и Лондон перед свершившимся фактом. Для сохранения единства Европейского сообщества в декабре 1991 года была в экстренном порядке выработана Брюссельская декларация о критериях признания новых государств.

Действия Бонна напугали Париж и Лондон. В первой половине 1990-х годов британцы и французы больше других выступали за сохранение американского присутствия в Европе. Эти сигналы были с пониманием встречены в Белом доме. Бывший помощник президента США по национальной безопасности Брент Скоукрофт утверждал, что Вашингтон вступил в Боснийскую войну для того, чтобы объединить союзников по НАТО в рамках общей операции и прекратить сепаратные действия Германии в балканском вопросе. Стремление союзников по НАТО контролировать ФРГ было положено в основу решений Берлинского саммита НАТО (июнь 1996 года). Берлинская формула предусматривала, что проект общей внешней политики и безопасности Европейского Союза должен (1) развиваться на основе инфраструктуры НАТО и (2) не подрывать трансатлантическое единство, то есть систему американского присутствия в Европе.

В середине 1990-х годов правительство Гельмута Коля осознало, что ревизовать Московский договор в обозримом будущем не удастся. Берлин выбрал тактику создания прецедентов по расширенной трактовке договора. Германия стала расширять свои возможности в рамках действующего режима частичного ограничения суверенитета.

Стратегия прецедентов

Германия изменила подход в балканском вопросе. Весной 1992 года канцлер Гельмут Коль сделал серию заявлений о важной роли НАТО в обеспечении европейской безопасности. Берлин принял активное участие в Хельсинском саммите ОБСЕ (июнь 1992 года), где был заложен механизм взаимодействия НАТО и ОБСЕ по балканскому опросу. Берлин поддержал подписанную в мае 1992 года Петерсбергскую декларацию о придании новых функций Западноевропейскому союзу (ЗЕС). Весной 1993 года канцлер Германии обсуждал с президентом США Уильямом Клинтоном (1993 – 2000 гг.) возможность проведения военной операции против боснийских сербов.

Первым шагом стала Боснийская война 1992 – 1995 годов. Федеральный конституционный суд принял 12 июля 1994 года постановление об использовании Бундесвера за пределами территории ФРГ. Это постановление было закреплено в части 2 статьи 24 Основного закона ФРГ, согласно которому Германия могла участвовать в коллективной обороне, включая использование Бундесвера за пределами Германии и стран НАТО. Берлин в отличие от других стан НАТО не участвовал в военной операции против боснийских сербов 1995 года. И все же немецкие корабли участвовали в обеспечении эмбарго ООН на поставки оружия в Боснию и Герцеговину.

Другим прецедентом стал Косовский конфликт. Еще в 1995 году Германия и Албания подписали Совместную декларацию об основах взаимоотношений. В документе говорилось о том, что стороны «поддерживают права всех народов быть свободными и независимыми от определения их судьбы другими». С 1997 года Берлин был одним из инициаторов рассмотрения косовской проблемы в Контактной группе. Кабинет Г. Коля выступал инициатором интервенции НАТО в Косово. 16 марта 1998 года международный посредник между национальными общинами и автономиями в БиГ Кристиан Шварц-Шиллинг заявил: «Нам следует донести до Слободана Милошевича правду посредством давления или даже вооруженного вмешательства». 5 июня 1998 года о возможности военной интервенции в Югославию заявил министр иностранных дел ФРГ Клаус Кинкель.

Шаги Берлина вызвали сначала недовольство администрации У. Клинтона. Но в середине 1998 года немецкой дипломатии удалось привлечь на свою сторону Францию. Позиция Белого дом по косовской проблеме также ужесточалась, что сглаживало американо-германские противоречия. 13 ноября 1998 года Бундестаг постановил, что Германия будет участвовать вместе с другими странами НАТО в операциях по осуществлению воздушного контроля над территорией бывшей Югославии. 19 ноября 1998 года Бундестаг одобрил участие Бундесвера в специальных силах (Extraction Forces) НАТО, созданных для эвакуации наблюдателей ОБСЕ в соседних с Югославией странах. В рамках Югославской операции НАТО (март – июнь 1999 года) Берлин предоставил альянсу 4 самолета “Tornado ECR”, которые действовали с территории Италии. С территории самой Германии авиаудары не наносились. Участие ФРГ в Югославской операции НАТО еще не было полноправным.

Третьим прецедентом стало участие немецких войск в антитеррористической операции в Афганистане. 12 сентября 2001 года НАТО впервые в истории ввело в действие 5 статью Вашингтонского договора 1949 года. 24 сентября 2001 года правительство Герхарда Шредера (1998 – 2005 гг.) приняло принципиальное решение об участии ФРГ в операции против движения Талибан. Бундестаг поддержал это решение. Германия направила в Афганистан 5 350 военнослужащих, создав третий по численности контингент после США и Британии. С 2003 года Бундесвер действует в рамках операции НАТО.

Немецкие вооруженные силы стали полноценными участниками военной операции за пределами Европы. Это создавало коллизии в отношении Московского договора 1990 года. Державы-победительницы теоретически могли, как в 1991 году, упрекнуть Берлин в вольном обращении с международно-правовыми ограничениями.

Российский ресурс

Но к началу нового века у Германии появился мощный политический ресурс в виде «особых отношений» с Россией. Процедура консультаций по внешнеполитическим проблемам была предусмотрена Договором СССР и ФРГ от 9 ноября 1990 года. Консультационные механизмы были расширены по итогам визитов президента России Бориса Ельцина в Германию (август; октябрь 1994 года) и канцлера ФРГ Гельмута Коля в Москву (май 1995 года). Возник механизм регулярных российско-немецких консультаций на уровне глав государств, глав правительств и министерств иностранных дел.

Российско-германский диалог доказал свою действенность. Почти во всех принципиальных вопросах европейской политики (от Балканского конфликта до расширения НАТО на Восток) Берлин занимал более мягкую позицию, чем другие страны НАТО. Германия фактически стала брать на себя роль посредника между Россией и другими членами НАТО, прежде всего США. В начале нового века Москва и Берлин выступили с совместными заявлениями о недопустимости военной операции США против Ирака и необходимости мирного разрешения конфликта вокруг ядерной программы Ирана. В 2003 – 2004 гг. сложился фактический механизм трехсторонних российско-немецко-французских консультаций по ключевым вопросам мировой политики.

Такой формат российско-германских отношений принес Берлину немалые дивиденды. Во-первых, он поднял статус Германии в системе общеевропейских отношений. Балканский кризис, экспорт каспийских энергоносителей, ядерная программа Ирана. Эти проблемы Берлин на равных обсуждал с ядерной сверхдержавой и постоянным членом Совета Безопасности ООН. Германия стала восприниматься в одном ряду с Россией и США, а не с Италией и Швецией, хотя формально они «сувереннее» ФРГ.

Во-вторых, такой диалог расширил границы экономического влияния Германии. Немецкие компании инвестируют в развитие российской промышленности. Германия выступает ведущим партнером «Газпрома» в сфере транзита и распределения газа для потребителей из стран ЕС. Любое российско-немецкое соглашение о строительстве трубопровода или газохранилища дает Берлину рычаги влияния на остальных членов ЕС.

Энергетическая политика Германии оказалась в одной весовой категории с энергетической политикой России и всего Евросоюза.

В-третьих, особые отношения с Москвой повысили роль Германии в рамках трансатлантических отношений. Большинство стран НАТО ценны для Вашингтона территорией и политической поддержкой. А немецкая дипломатия предложила США опыт конструктивной работы с Россией и возможности достижения компромисса с Москвой. (Роль, которая так до конца и не удалась Франции в годы холодной войны).

В-четвертых, диалог с Россией помог Германии стать крупной военной державой. Россия как держава-победительница могла указать, что участие ФРГ в военных операциях не соответствует условиям Московского договора. Но российская сторона подчеркивала, что рада видеть Германию участником глобальной антитеррористической коалиции.

После вступления в ЕС стран Центрально-Восточной Европы (2004 год) американцы попытались размыть особый характер российско-германских отношений. Стремление США было с пониманием встречено у «вечно страдающих» на востоке Европы. Они предпочитали бы видеть рядом с собой другую Германию – придирчивую к России и погрязшую в раскаяниях за прошлое. Варшава, Вильнюс и Рига не раз провоцировали правительство Ангелы Меркель (2005 – н.в.) перейти на общий с ними антироссийский курс. С этой целью они регулярно жаловались в институты Евросоюза на нежелание Германии поддерживать их в конфликтах с Россией. Этому способствовали обострившиеся с осени 2005 года дискуссии об энергетической зависимости ЕС от России.

Однако формат российско-немецкого диалога расширился. Берлин через «особые отношения» с Москвой стал подключаться к обсуждению проблем безопасности. Летом 2008 года Германия попыталась посредничать в российско-грузинском конфликте. (План министра иностранных дел ФРГ Франка-Вальтера Штайнмайера предусматривал возможность вступления Грузии в НАТО без Абхазии и Южной Осетии). В 2008 – 2009 гг. Германия стала участником дискуссий по российскому проекту Договора о европейской безопасности (ДЕБ). Немецкий Фонд Боша стал наравне с американским Фондом Карнеги и российским ИМЭМО РАН основателем Евроатлантической инициативы безопасности: неофициальной переговорной площадки, действующей параллельно с ОБСЕ. Возник задел для возвращения к дискуссиям о подписании полноценного мирного договор держав-победительниц с Берлином и полном восстановлении немецкого суверенитета.

Новое обострение

Возвращением к обсуждению «немецкого вопроса» стали дискуссии о выводе американского ТЯО из Германии. Кабинет Ангелы Меркель использовал в своих целях Пражскую речь президента США Барака Обамы (5 апреля 2009 года) с призывом к построению безъядерного мира. 24 апреля 2009 года Бундестаг рекомендовал правительству рассмотреть вопрос о возможности вывода американского ТЯО из ФРГ. К началу 2010 года министр иностранных дел Германии Гидо Вестервелле заручился поддержкой Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и Норвегии. На конференции по безопасности в Мюнхене 6 февраля 2010 года Г. Вестервелле поставил вопрос о целесообразности сохранения американского ТЯО в Европе.

Такой подход Германии вызвал негативную реакцию американского и британского истеблишмента. В феврале 2010 года Франклин Миллер (бывший специальный помощник президента США), Джордж Робертсон (бывший генсек НАТО) и Кори Шейк (научный сотрудник Института Гувера) подготовили специальный доклад с критикой немецкой позиции. Основной их упрек заключался в том, что Берлин подрывает механизм американских гарантий безопасности союзникам по НАТО. С критикой предложений Берлина выступила и госсекретарь США Хиллари Клинтон. На Таллиннском саммите НАТО (21 – 22 апреля 2010 года) американская дипломатия добилась принятия формулы, что вопрос о выводе ТЯО – прерогатива всего альянса, а не отдельных его членов.

Ответом немецкой дипломатии стали попытки присоединиться к российско-американским консультациям по ТЯО. В феврале 2010 года с предложениями по сокращению ТЯО в Европе выступили министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт и министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский. Оба эти политика не одобряли инициатив Вестервелля 2010 года. Белый дом предлагает сделать инициативу Бильдта-Сикорского основой переговорного процесса. Россия при подготовке претензий работает с инициативой Бильдта-Сикорского, а не инициативой Вестервелля.

Шансом ФРГ становится включение вопроса о сокращении ТЯО в повестку Евроатлантической инициативы безопасности. Один из ее сопредседателей – немецкий дипломат Вольфганг Ишингер - пытался поднять эту проблему в феврале 2012 года на Мюнхенской конференции по безопасности. Это не случайно. Ведь возможный вывод американского ТЯО из Германии влечет за собой группу проблем.

Первая: Германия лишится американских ядерных гарантий безопасности. Будет ли она укреплять свои вооруженные силы (и если да, то как это будет соотноситься с ограничениями Московского договора 1990 года)?

Вторая: страны Центрально-Восточной Европы не доверяют немецкой политике. Сокращение американского присутствия в Германии, скорее всего, побудит Польшу, Чехию, Словакию, страны Прибалтики расширить американское присутствие на своей территории. Возникает вопрос о модернизации системы консультаций Германии с союзниками по НАТО.

Третья: расширение военной самостоятельности Германии ведет к постановке вопроса о подписании полноценного мирного договора Берлина с «державами-победительницами». Происходит своего рода легализация этой темы. Возникают коллизии с запретом Германии требовать вывода иностранных войск (включая союзнические) со своей территории до подписания мирного договора.

Четвертая: вопросы о выводе ТЯО могут повлечь за собой референдумы в Германии. Такие референдумы могут быть проведены в «зеленом формате». Но они могут стать прецедентами проведения референдумов по военно-политическим вопросам.

Европейский контекст

Возвращение «немецкого вопроса» совпало по времени с изменением структуры отношений внутри Евросоюза. Франция при президенте Николя Саркози отказалась от концепции голлизма как оппозиции США. В 2009 году Париж вернулся в военную организацию НАТО. 2 ноября 2010 года были заключены франко-британские соглашения о военном партнерстве сроком на 50 лет, включая ядерную сферу. Ливийская война 2011 года проводилась при руководящей роли франко-британского тандема. Следующей совместной акцией Парижа и Лондона стала подготовка в ООН двух проектов резолюции по Сирии. В условиях ликвидации ЗЕС (2011 год) и стагнации общей европейской политики безопасности и обороны (ОЕПБО) реальной военной основой Евросоюза становятся франко-британские соглашения 2010 года.

Этот процесс приветствовала администрация Барака Обамы. В Белом доме Евросоюз на базе франко-британского тандема видится как более покладистый, чем ЕС с ведущей ролью Франции и Германии. Но для Германии ситуация сложнее. Берлин отказался участвовать в Ливийской операции НАТО и не попытался перевести ее в формат Евросоюза. Эксперты утверждали, что впервые после Боснийской войны 1995 года Германия поставила себя вне европейского и даже атлантического контекста. Немецкая политика становится более автономной от Парижа и более отдаленной от франко-британского тандема.

Ответом Германии стала попытка экономической консолидации ЕС. Осенью 2011 года Берлин, используя греческий кризис, стал добиваться большего взаимодействия стран еврозоны. На Брюссельском саммите ЕС 9 декабря 2011 года по инициативе Германии и Франции было принято соглашение о координации бюджетной и налоговой политики стран ЕС. Британия отказалась присоединиться к соглашению. Но Франция не поддержала Лондон. В экономической сфере франко-германский тандем сохранился.

Но шаги Германии в греческом кризисе вызвали недовольство в Южной Европе. Греческие демонстрации проходят во многом под антинемецкими лозунгами. Недовольство политикой Германии высказывают правительства Италии и Испании. В Нидерландах попытки продавать немецкий проект сокращения бюджетных обязательств, привели в апреле 2012 года к отставке правительства. Возникает потенциал для роста антинемецких настроений в странах Евросоюза.

Фактор неопределенности

Потенциальным источником напряженности становится обострившая дискуссия вокруг проблем сталинизма. В конце 2000-х проблема «десталинизации» вновь, как и в конце 1980-х годов, стала активно обсуждаться на международно-правовом уровне: от проблем Катыни до дискуссий в Европарламенте. Однако современные границы в Восточной Европе были установлены в середине 1940-х годов по инициативе Сталина. Германия потеряла четыре провинции (Восточную Пруссию, Предпомеранию, Познань и Силезию), вернула Судетскую область Чехословакии. Между тем, вопрос о границах по Одеру-Нейсе – по-прежнему болезнен для немецкого общества. ФРГ признала эту границу только в 1970 году. Правительство Гельмута Коля подтвердило в 1990 году незыблемость границы по Одеру-Нейсе. Это решение на неофициальном уровне критикуется в Германии до сих пор. В похожем положении находится и две другие страны Восточной Европы: (1) Венгрия, потерявшая половину довоенной территории; (2) Болгария, потерявшая приобретенный в 1941 году выход к Эгейскому морю и болгарскую часть Македонии.

Но тезисы о «равной ответственности СССР и Германии», «борьбе двух тоталитарных режимов» воспринимаются в Берлине иначе, чем в Вашингтоне или Варшаве. Еще в период перестройки ряд немецких историков правого толка (например, Эрнст Топич или Иоахим Хоффман) поставили крамольный вопрос: «Так ли уж плох был Третий Рейх, если он был единственной страной мира, боровшейся с “ужасным сталинизмом”?» В моду вошла работа Вильфрида Штрик-Штрикфельдта «Против Сталина и Гитлера» (1970 год), утверждавшего, что немецкий оккупационный режим был лучшей альтернативой сталинизму. Были работы, защищавшие тезис Альберта Шпеера (бывший рейсхминистр вооружений и военной промышленности), что Вермахт собирался находиться на территории оккупированных стран только до заключения мирного договор. Тогда правительство Гельмута Коля жестко пресекло развитие подобных настроений: накануне объединения ГДР и ФРГ в Бонне не хотели осложнений с державами-победительницами.

В 2010-х годах тематика осуждения сталинизма создает задел для возвращения к дискуссиям о «немецком вопросе». Ведь если допустить, что Сталин также ответственен за возникновение Второй мировой войны, как Гитлер, то справедливы ли границы, установленные Сталиным в Восточной Европе? И справедливо ли сохранение ограничений суверенитета Германии? Вопрос о тождестве сталинизма и нацизма превращается в проблему справедливости сохранения послевоенных ограничений для ФРГ. Однако в Центрально-Восточной Европе могут возродиться традиционные страхи перед политикой Берлина, что неизбежно сузит немецкие ресурсы.

Прогнозируемые неожиданности

Ситуация вокруг немецкого вопроса остается, таким образом, потенциально конфликтной. На официальном уровне Германия пока ни разу не поднимала вопроса о пересмотре Московского договора 1990 года и подписании полноценного мирного договора. Западные (прежде всего американские) эксперты ожидали этого накануне визита президента Бориса Ельцина в Германию в конце августа 1994 года. Но этого не произошло. Берлин учел жесткую реакцию союзников по НАТО на его действия в балканском вопросе в 1991 году. ФРГ стремилась доказать свою атлантическую солидарность и приверженность процессу европейской интеграции. Другой решение правительства Гельмута Коля усилило бы раскол в атлантическом сообществе.

Возвращение к этому вопросу происходит через дискуссии о контроле над вооружениями. Здесь возможно обсуждение дополнительных гарантий в отношении военной политики Германии и выход на проблему полноценного мирного договора.

Такой вариант развития события будет поддержан Россией с учетом «особого характера» российско-германских отношений. Безусловно, он вызвал бы противодействия со стороны Польши и Великобритании – стран, традиционно опасающихся усиления Германии. Париж остается партнером Берлина в ЕС, но не хочет излишней самостоятельности Германии. Кроме того, при президенте Николя Саркози Елисейский дворец в военно-политической сфере чаще координирует свои действия с Лондоном, а не с Берлином. Великобритания между тем самостоятельно и при поддержке Вашингтона начинает претендовать на роль неформального лидера антинемецкой оппозиции в ЕС.

Интереснее позиция США. Обсуждение проблемы мирного договора не выгодно Вашингтону: ведь оно подрывает систему американского присутствия в Европе. Но американцы всегда умели играть на опережение. При президенте Бараке Обаме американские эксперты заговорили о том, что «немецкий вопрос» неприятен для НАТО и потому должен быть решен. Что если Вашингтон, а не Москва, однажды выступит инициатором ликвидации последних ограничений суверенитета Германии? Это может лишить Россию ее привилегированного характера отношений с ФРГ.

Возникает парадоксальная ситуация, когда возвращение к дискуссиям о «немецком вопросе» становится закономерным шагом европейской политики. Кто же получит дивиденды от инициации обсуждения болезненной для Европы проблемы полного восстановления немецкого суверенитета?