Нагорный Карабах: мир наступит, но... после войны

Сигналы о возможном обострении нагорно-карабахского конфликта до состояния полномасштабной войны поступали с разной интенсивностью регулярно, начиная с так называемой четырехдневной войны 2016 г. Похожие на перепалку дебаты лидеров Армении и Азербайджана на площадке Мюнхенской конференции по безопасности в феврале, потом июльские события на границе и позже недвусмысленные заявления турецкого лидера Р.Т. Эрдогана на юбилейном заседании Генассамблеи ООН — все это не добавляло оптимизма. Тем не менее эксперты не прогнозировали такой стремительной эскалации. Непредсказуемым стало и то, что конфликт расширил свои границы — и по числу участников, и с точки зрения географии, ширятся и потенциальные переговорные позиции сторон.

Обострение нагорно-карабахского конфликта — это повод задуматься о «замороженных конфликтах» на постсоветском пространстве как о реальной угрозе миру не только в региональном масштабе. До 2016 г. и этот конфликт считали «замороженным», как сейчас, например, приднестровский. Такая классификация конфликта имеет усыпляющее воздействие на международные структуры. Хотя, конечно, сохранение статус-кво и «замораживание» конфликтов в условиях отсутствия взаимоприемлемой формулы урегулирования — это тоже способ управления ими. И надо признать, способ не самый плохой, если сравнивать с тем, что происходит сейчас из-за «разморозки» в Нагорном Карабахе. Остается надеяться, что из этой ситуации будут извлечены уроки для недопущения ошибок в других конфликтах на постсоветском пространстве. Ведь за «замороженностью», например, приднестровского конфликта и крепостью мира на берегах Днестра западные партнеры не замечают роли миротворческой операции там и прилагают усилия для выдавливания России и ее военного контингента.

Сигналы о возможном обострении нагорно-карабахского конфликта до состояния полномасштабной войны поступали с разной интенсивностью регулярно, начиная с так называемой четырехдневной войны 2016 г. Похожие на перепалку дебаты лидеров Армении и Азербайджана на площадке Мюнхенской конференции по безопасности в феврале, потом июльские события на границе и позже недвусмысленные заявления турецкого лидера Р.Т. Эрдогана на юбилейном заседании Генассамблеи ООН — все это не добавляло оптимизма. Тем не менее эксперты не прогнозировали такой стремительной эскалации. Непредсказуемым стало и то, что конфликт расширил свои границы — и по числу участников, и с точки зрения географии, ширятся и потенциальные переговорные позиции сторон. Нагорно-карабахский маятник, качавшийся между миром и войной, похоже, накренился сильнее, чем когда бы то ни было после 1994 г.

Центральной проблемой, как и прежде, остается статус Нагорного Карабаха, но конфликт вышел за его границы, затрагивая приграничные территории и Азербайджана, и Армении.

Нана Гегелашвили:
Нагорный Карабах: изменится ли пейзаж после битвы?

Примечательно, что стороны по-разному классифицируют свои действия. Азербайджан отказывается называть происходящее войной, предпочитая категорию «освобождение оккупированных территорий». Подход не новый. Вспоминается, как в свое время Молдова назвала масштабную вооруженную агрессию против Приднестровья «восстановлением конституционного порядка», не признавая факт войны по сей день. В свою очередь, Армения называет действия Баку полномасштабной войной, а свои — отражением агрессии.

Нынешняя ситуация сильнее, чем раньше проявила отношение сторон к переговорному процессу. Азербайджан не скрывает своего разочарования им, а возможным компромиссом называет сам факт возвращения за стол переговоров. Об этом в недавнем интервью говорил азербайджанский посол в России Полад Бюльбюль-оглы. Здесь интересно не столько то, что азербайджанская сторона рассматривает войну как способ усадить армянских партнеров за стол переговоров, задав войной некие возможные траектории движения в них, а то, что переговорное предметное поле может серьезно измениться. Если раньше ключевым вопросом был статус Нагорного Карабаха, то теперь, согласно заявлениям азербайджанского дипломата, главное требование — освобождение Арменией оккупированных территорий за пределами Нагорного Карабаха. Речь идет о семи населенных пунктах с преимущественно армянским населением, расположенных в предгорье. Это требование, по сути, становится предварительным условием, своего рода ультиматумом. «Освободите оккупированные территории ниже Нагорного Карабаха, а потом мы сядем за стол переговоров и вместе будем искать приемлемое решение по самому Нагорному Карабаху», — обозначил азербайджанский посол в Москве. Даже заявление о желании достичь мира делается с оговоркой, выходит что-то вроде: «мы хотим мира, но после войны».

История современных международных отношений не раз демонстрировала нам, как стороны, готовясь к переговорам, обостряют конфликт и идут на военную эскалацию, чтобы усилить таким образом свои переговорные позиции. Например, захваченные накануне переговоров территории могут стать предметом торга и уступок. Похоже, что и в этом конфликте эскалация может быть нужна, в том числе чтобы изменить содержание предмета переговоров и создать условия для «пакетных решений».

Без преувеличения можно говорить о том, что турецкий фактор на этот раз может играть одну из ключевых ролей. Турецкие власти заявляют о готовности оказать любую помощь Азербайджану, вплоть до прямой военной, и ультимативно выдвигают требования к сопредседателям Минской группы ОБСЕ, осуждая призыв последних к прекращению огня. Конечно, это еще больше стимулирует эскалацию, что может стать серьезной проблемой по нескольким причинам.

Андрей Кортунов:
Реджеп Эрдоган на русском минном поле

Во-первых, есть сомнения, что Анкара сможет контролировать ситуацию, если она продолжит обостряться. Во-вторых, дрейф от политико-дипломатической в сторону открытой военной поддержки укрепляет веру одной из сторон конфликта в безальтернативность войны, в победу военным способом. Так, война уже воспринимается Баку как лучшая альтернатива мирному переговорному процессу. В-третьих, угроза вероятной международной изоляции как ответа на продолжение наступательных действий Баку из-за открытой поддержки Анкары может представляться не такой уж значимой.

Еще одна опасность турецкого подхода — это намеренное осложнение отношений с Россией. Несмотря на совпадение интересов России и Турции в большом геополитическом контексте, сложностей в отношениях двух стран хватает, и резкие выпады в адрес Москвы сейчас могут «переполнить чашу». И наконец, лозунги «две страны — одна нация» могут звучать сейчас как сигнал о расширении конфликта за счет еще одного участника, еще одной стороны конфликта. В этих условиях вооруженная стадия может серьезно затянуться. Нужно отметить, что Ереван уже не считает конфликт двусторонним. В одном из интервью посол Армении в Москве Вардан Тоганян заявил, что конфликт превратился в «турецко-азербайджано-армянский», сделав акцент на том, что Турция теперь занимает здесь первое место.

Довольно симптоматично то, что именно Турция первой прокомментировала адресованное сторонам конфликта совместное заявление сопредседателей Минской группы ОБСЕ. Что же касается обвинений о неэффективности переговорного формата, то не исключено, что Анкара выдвигает их, желая поднять свой статус до сопредседателя. Наиболее релевантной параллелью здесь видятся имевшие место заявления Румынии о неэффективности формата «5+2», когда эта страна проявляла стремление войти в состав посредников для прямого подключения к переговорам по приднестровскому урегулированию. Тогда ЕС, который с 2005 г. участвует в формате «5+2» в роли наблюдателя, предельно ясно дал понять Румынии, что, будучи членом ЕС, она в формате уже и так представлена, и этого достаточно. Очевидно, в Брюсселе осознавали, что разбалансировка сложившегося формата приведет к еще большему ослаблению его роли в урегулировании конфликта. Что касается устремлений Анкары, сейчас все же нет оснований полагать, что США и Франция пошли бы ей навстречу. Изменение такого рода форматов – «ящик Пандоры». Это хорошо понимают все участники, Россия ясно высказалась на это счет еще в 2016 г.

Наконец, говоря о роли Турции, нельзя не упомянуть рассуждения посла П. Бюльбюль-оглы о роли Анкары. Складывается впечатление, что «турецкая карта» рассматривается в Баку как некая гарантия сдерживания возможного вмешательства со стороны ОДКБ.

Что касается возможности выступления отдельных государств с посредническими инициативами, как это сделал Иран, то их следует рассматривать не как альтернативные, а как вспомогательные. Тегеран может сыграть роль дополнительного посредника, а его нейтральность может быть обеспечена заинтересованностью в стабилизации ситуации вблизи своих границ. При этом не стоит забывать, что у большой интернационализации процессов по урегулированию конфликтов есть и серьезные «слабые места».

Сергей Маркедонов:
Армения — Азербайджан: старый конфликт и новая эскалация

Чем шире будет переговорный формат, тем сложнее может быть урегулирование, потому что сторонам конфликта нужно будет соотносить свои интересы с интересами всех сидящих за столом переговоров. При этом противоречия посредников в совокупности могут быть шире, чем переговорное пространство, то есть потенциально совпадающие интересы сторон конфликта.

Военные действия на армяно-азербайджанской границе — это напоминание всем, что ценностные и идентичностные конфликты наиболее трудноразрешимые. Из многочисленных заявлений Баку, Еревана, Степанакерта мы слышим апелляции к исторической правде, которая, к слову, у каждой стороны своя, и к «своей земле» как священной ценности. Видим и попытки отрицания существования нагорно-карабахской идентичности. В то же время можно наблюдать неготовность сесть за стол переговоров со всеми заинтересованными сторонами и признать в этом качестве Нагорный Карабах. Категория «любой ценой» занимает едва ли не центральное место в риторике сторон конфликта. Для азербайджанской стороны «любая цена» оправдана для освобождения территорий, которые она считает исторически и юридически своими, для армянской стороны «любой ценой» будет оплачена защита территории своего братского народа. В такой конфигурации справедливо мнение специалиста по конфликтам на постсоветском пространстве Сергея Маркедонова о том, что высока вероятность затягивания позиционной войны, которая станет серьезным экономическим ударом по конфликтующим сторонам, потому что этот сценарий — работа на истощение.

Обострение нагорно-карабахского конфликта — это повод задуматься о «замороженных конфликтах» на постсоветском пространстве как о реальной угрозе миру не только в региональном масштабе. До 2016 г. и этот конфликт считали «замороженным», как сейчас, например, приднестровский. Такая классификация конфликта имеет усыпляющее воздействие на международные структуры. Хотя, конечно, сохранение статус-кво и «замораживание» конфликтов в условиях отсутствия взаимоприемлемой формулы урегулирования — это тоже способ управления ими. И надо признать, способ не самый плохой, если сравнивать с тем, что происходит сейчас из-за «разморозки» в Нагорном Карабахе. Остается надеяться, что из этой ситуации будут извлечены уроки для недопущения ошибок в других конфликтах на постсоветском пространстве. Ведь за «замороженностью», например, приднестровского конфликта и крепостью мира на берегах Днестра западные партнеры не замечают роли миротворческой операции там и прилагают усилия для выдавливания России и ее военного контингента.