Мы вновь идем к борьбе двух систем?

Не прошло и тридцати лет «однополярного американского мира», в котором США, по выражению известного американского политика — сенатора Роберта Доула, «были в одиночестве на вершине глобального лидерства», как ситуация изменилась и мир вновь возвращается к двухполюсному устройству, к противостоянию и борьбе соперничающих социально-экономических и политических систем». Все более четко начинают проявляться контуры нового еще неведомого нам мира, в котором исчезает так недолго главенствовавшая после распада СССР в 1991 г. глобальная однополярность и восстанавливается традиционный, с точки зрения всемирной истории, военно-политический баланс сил. Вновь возникает биполярный мир, полюсами или центрами притяжения которого становятся с одной стороны США, а с другой — Китай. Эти два государства по совокупным параметрам своего экономического развития, численности населения, размерам территории, объемам ВВП и масштабу торгового оборота, а также потенциальной мощи вооруженных сил существенно превосходят остальные мировые державы. Так, например, ВВП США в 2017 г. составил 19,284 трлн долл. США, а ВВП Китая — порядка 12,7 трлн долл. США.

При этом известные предсказания о том, что в наступающем мире борьба США и Китая будет концентрироваться в сферах исключительно экономической и военно-политической, при минимуме идеологии можно уже сейчас отложить в сторону. Новое противостояние, как представляется, будет сохранять огромный элемент идеологии: с одной стороны, глобалистско-либеральной, а с другой — прагматично-популистской. Обе эти доктрины будут претендовать на глобальную универсальность, и не исключено, что, как когда-то в эпоху холодной войны, в мире вновь будут противостоять друг другу две различные по форме организации власти и по господствующей идеологии политические системы.

Сегодня западная глобальная альтернатива сталкивается с куда более серьезным вызовом своей универсальности и идейному превосходству, чем это было раньше. Китайская прагматично-популистская модель не скована оковами идеологии, она вполне консолидирована, эффективна и готова использовать все новое и полезное для своего выживания. Более того, она сегодня выступает как привлекательный якорь в мире неопределенностей и скрытых угроз. Серьезный кризис либерально-глобалистской модели и американского лидерства и связанный с этим глубокий раскол американских элит, открывает авторитарно-популистским тенденциям новые, еще более значимые глобальные возможности.

Так что у нас появился шанс увидеть в начале ХХI века «второе издание» глобального соперничества двух великих держав, двух политических систем и двух идеологий. Проблема заключается только в том, что зрители в этом соревновании являются одновременно его участниками, и всем им, так или иначе, придется делать свой выбор. Очень важно при этом сделать его правильно и не прогадать.

Все в этом мире возвращается на круги своя. Я вспоминаю эту библейскую истину потому, что современная история в очередной раз подтверждает ее правильность. Не прошло и тридцати лет «однополярного американского мира», в котором США, по выражению известного американского политика — сенатора Роберта Доула, «были в одиночестве на вершине глобального лидерства», как ситуация изменилась и мир вновь возвращается к двухполюсному устройству, к противостоянию и борьбе соперничающих социально-экономических и политических систем». Все более четко начинают проявляться контуры нового еще неведомого нам мира, в котором исчезает так недолго главенствовавшая после распада СССР в 1991 г. глобальная однополярность и восстанавливается традиционный, с точки зрения всемирной истории, военно-политический баланс сил. Вновь возникает биполярный мир, полюсами или центрами притяжения которого становятся с одной стороны США, а с другой — Китай. Эти два государства по совокупным параметрам своего экономического развития, численности населения, размерам территории, объемам ВВП и масштабу торгового оборота, а также потенциальной мощи вооруженных сил существенно превосходят остальные мировые державы. Так, например, ВВП США в 2017 г. составил 19,284 трлн долл. США, а ВВП Китая — порядка 12,7 трлн долл. США. ВВП и соответственно совокупный потенциал других стран существенно ниже (Япония — 4,5 трлн долл. США, Германия — 3,5 трлн долл. США), поэтому говорить о наступлении многополярного мира, о чем так часто твердят наши пропагандисты, не приходится.

Андрей Кортунов:
Почему мир не становится многополярным

Многополярного мира как реального механизма глобального взаимодействия не было в эпоху холодной войны и скорее всего не будет и на нынешнем витке исторической спирали. Более реальным представляется повторение сценария американо-советского противостояния — борьбы двух противостоящих лагерей. Сегодня мы видим, что даже такие потенциальные лидеры и экономически сильные государства как Индия и Япония в Азии, Германия, Франция и Великобритания в Европе, и даже Россия — все они вынуждены так или иначе выстраиваться вслед либо за одним, либо за другим глобальным лидером, постоянно учитывать его интересы при формировании своей внешней политики и при принятии тех или иных политических и экономических решений.

При этом известные предсказания о том, что в наступающем мире борьба США и Китая будет концентрироваться в сферах исключительно экономической и военно-политической, при минимуме идеологии можно уже сейчас отложить в сторону. Новое противостояние, как мне представляется, будет сохранять огромный элемент идеологии: с одной стороны, глобалистско-либеральной, а с другой — прагматично-популистской. Обе эти доктрины будут претендовать на глобальную универсальность, и не исключено, что, как когда-то в эпоху холодной войны, в мире вновь будут противостоять друг другу две различные по форме организации власти и по господствующей идеологии политические системы. При этом одна идеология будет отдавать огромную роль демократическим процедурам, выборам и политической конкуренции, утверждению либеральных ценностей в глобальном мире, а другая — примату национальных интересов, авторитарному режиму правления, социальному популизму и культурному интегризму. При этом прагматично-популистские режимы могут представлять из себя как власть отдельного харизматичного и авторитарного политического лидера, так и власть, которая будет выступать как механизм господства отдельных клановых и региональных групп, объединенных в политическую партию. Кроме того, такой режим может носить квазидемократический характер, когда формально определенные демократические процедуры в нем будут существовать, но исключительно как ширма реальной авторитарной власти.

Как это ни удивительно, но получается, что современный мир вновь идет к борьбе авторитаризма и демократии, что отдаленно может напоминать многолетнее противостояние капитализма Запада и советского социализма в ХХ веке. На самом деле, сходство носит чисто внешний характер, потому что и мир сегодня другой, и Америка сильно изменилась в XXI веке, а главное вышедший на авансцену мировой политики Китай совершенно иной, намного более опасный для США глобальный противник.

Дело в том, что именно Китай сумел совершить радикальную трансформацию механизма своего развития, пройдя огромный путь от традиционного социализма к авторитарно-популистской модели, основанной на прагматичных подходах, сумев сохранить многие позитивные элементы традиционного социализма и достаточно эффективный режим политического управления со стороны Компартии с определенной свободой для иностранных инвестиций и развития бизнеса. Более того, можно сказать, что мечта первого поколения китайских коммунистов и самого «великого кормчего» — Мао Цзэдуна о ведущей роли КНР в мировом коммунизме осуществилась необычным способом — коммунизм как глобальная доктрина ушел в небытие, но Китай превратился в мирового лидера, и именно он возглавляет ныне авторитарно-популистские тенденции, которые стремительно распространяются как в Азии, так и в мире.

Кадзусигэ Кобаяси:
Японский взгляд на постлиберальный мир

В отличие от СССР, который уже с 60-х годов явно проигрывал экономическое соревнование с Западом, Китай сегодня это соревнование выигрывает, а его политико-экономическая модель показывает и эффективность, и способность к постоянному росту. В пользу Китая говорит и тот факт, что исход борьбы СССР и США оказался во многом предрешен серьезнейшими ошибками коммунистических лидеров СССР, которые почти до самого конца этого государства оставались в плену идеологических доктрин, концепций и представлений, сформулированных еще в XIX веке. Крах так называемой «косыгинской реформы» произошел потому, что по идеологическим соображениям пожертвовали эффективностью и производительностью труда в пользу равенства, социальной справедливости и классовой однородности. Кроме того, в условиях глубочайшего кризиса СССР закупал в год до 20 миллионов тонн зерна за рубежом, не раздавал землю крестьянам, пытаясь преодолеть кризис — это только отдельные наиболее яркие примеры фатальных ошибок, предопределивших исход глобального противостояния.

С Китаем ситуация совершенно иная. У западного либерализма и глобализма появился гораздо более опасный и сильный соперник, который прекрасно изучил историю и уроки прошлой борьбы СССР и США.

Известно, что в Китае тщательно анализировали причины распада СССР и еще в 90-е годы сделали вполне определенные выводы. По решению центральных партийных властей была выпущена специальная брошюра, которая объясняла, что привело СССР к печальному итогу. Ее в обязательном порядке обсуждали во всех партийных организациях. Главным упущением было признано отсутствие прагматизма и реалистического взгляда на сложившиеся вызовы, неспособность критически взглянуть на идеологические догмы и отказаться от них ради решения жизненно важных проблем и достижения успеха.

Отталкиваясь от советского опыта, Китай выбрал другой путь — путь реализма и прагматизма в русле известного изречения Дэн Сяопина о том, что «совсем не важно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей». Сочетание прагматизма и «социализма с китайской спецификой» собственно и стало фундаментом для формирования новой модели организации общества, которая родилась не столько на основе теоретических изысканий ученых, сколько в практической деятельности руководства КНР. Постепенно сложившийся авторитарно-популистский режим оказался вполне эффективным. Он обеспечил стране политическую стабильность и экономический рост. Более того, успешный опыт Китая стал объектом изучения и подражания в других государствах Востока и, прежде всего Юго-Восточной Азии, которые стали все более энергично переносить его на свою территорию. Сегодня и Таиланд, и Камбоджа, и Вьетнам, и Лаос, и Бирма, и даже Филиппины — все, так или иначе, выстраивают механизмы власти на основе китайского образца.

Дмитрий Мосяков:
Предчувствие глобального катаклизма

Такой интерес вполне понятен, так как построенная китайцами модель оказалась очень удобной для стран Азии — она утверждает авторитарную власть понятную и вполне для них традиционную и в то же время фактически отвергает идею классовой борьбы, которая была абсолютно неприемлема для правящих элит стран Азии. В новой модели классовая борьба выглядит совершенно по-иному. Она как-бы мимикрировала в борьбу с коррупцией и чиновниками-коррупционерами. В современном Китае, например, эта борьба достигла огромных масштабов — за последние 6 лет под следствием по обвинениям в коррупции оказался 1 млн 300 тыс. человек, из них 76 высших министров [1]. И если у коммунистов предприниматели выступали как классовые враги, то в новой модели эти «стрелки» оказались переведены с предпринимателей, которые были объявлены вместе с рабочими и крестьянами чуть ли не социальной опорой партии на национальную бюрократию, которая попала под серьезный удар.

На внешнем периметре противостояния с США в разгорающейся торговой войне Китай действует весьма активно и буквально на глазах формирует свою систему мировых союзов, усиливая свои позиции в разных районах мира от ЮВА до Африки. Инициатива «Пояса и пути», предусматривающая включение десятков стран в сферу тесного сотрудничества с Китаем, в рамках нескольких ключевых «дорог», опоясывающих из Китая весь мир, а также укрепление позиций Пекина в ЮВА посредством предложения странам региона целого ряда очень выгодных проектов сотрудничества и активное продвижение в Центральную Азию в рамках ШОС — это только начало глобальной борьбы за союзников. Кстати, в этих условиях союз и сотрудничество с Россией выступают в качестве краеугольного камня китайской политики.

Подводя некоторые итоги нашему анализу, приходишь к выводу, что сегодня западная глобальная альтернатива сталкивается с куда более серьезным вызовом своей универсальности и идейному превосходству, чем это было раньше. Китайская прагматично-популистская модель не скована оковами идеологии, она вполне консолидирована, эффективна и готова использовать все новое и полезное для своего выживания. Более того, она сегодня выступает как привлекательный якорь в мире неопределенностей и скрытых угроз. Серьезный кризис либерально-глобалистской модели и американского лидерства и связанный с этим глубокий раскол американских элит открывает авторитарно-популистским тенденциям новые, еще более значимые глобальные возможности.

Так что у нас появился шанс увидеть в начале ХХI века «второе издание» глобального соперничества двух великих держав, двух политических систем и двух идеологий. Проблема заключается только в том, что зрители в этом соревновании являются одновременно его участниками, и всем им, так или иначе, придется делать свой выбор. Очень важно при этом сделать его правильно и не прогадать.

1. Газета «АиФ» от 4 октября 2018.