Международно-политическая теория и её критики

«Нет ничего более практичного, чем хорошая теория» — именно такое представление определяло развитие академических исследований международных отношений со второй половины XX в. Теоретики возглавляют списки исследователей, оказавших максимальное влияние на научную дискуссию, а их публикации лидируют по числу цитирований.

Тем не менее с 2010-х гг. в ведущих академических изданиях разворачивается острая дискуссия относительно оправданности привилегированного положения теории. Критики указывают, что основной задачей исследований должен быть не поиск объяснений уже состоявшихся событий, а прогноз того, что может состояться в будущем. Их риторика отражает поворот от дедуктивно-номологической модели познания к обновлённой версии индуктивизма, подкреплённого возросшими возможностями в сфере работы с данными.

С 2010-х гг. развернулся четвёртый «большой спор», в ходе которого ставится под сомнение уже не просто какой-то вид теоретизирования, а научная значимость теории как таковой. Выдвигается обвинение, что теория международных отношений (а может быть и теория вообще) является антинаучной и попросту вредной для познания действительности.

Основания непримиримой критики теории вырастают на почве интереса к прогнозированию. Её объектом выступают не только макронаправления и «-измы», но и теория как таковая (в том числе и теории среднего уровня). Своеобразным инкубатором, в котором появилось это антитеоретическое течение, выступала субдисциплина исследования конфликтов. Её отличительной чертой с 1960-х гг. стало интенсивное накопление обширных статистических массивов и внедрение количественных методов.

Растущее число исследователей не удовлетворяется привычным фатализмом — они утверждают три ключевых тезиса. Во-первых, корректный прогноз выступает необходимым подтверждением истинности в науке. Во-вторых, скепсис в отношении способности прогнозирования вскрывает отказ от фальсифицируемости теорий, а значит, следуя Карлу Попперу, — их ненаучность. В-третьих, наличие теории международных отношений нельзя считать необходимым условием возможности прогнозирования.

В настоящее время широкое развитие получили программные алгоритмы, которые не опираются на предзаданные закономерности, а сами вычленяют взаимосвязи из большого объёма сведений. Впоследствии они могут делать выводы относительно новой информации на основе множественных аналогий с прежде обработанными данными. Фактически они идут по пути индуктивного выведения предположений из эмпирического опыта без выработки развёрнутых объяснений. Современные алгоритмы в большинстве случаев не дают обоснования сделанных предположений.

Вместе с тем дефицит объяснений ограничивает практическую ценность прогнозов, хотя она и выступает одним из аргументов сторонников машинного обучения. Отказ от разбора закономерностей, определяющих развитие международно-политической обстановки, затрудняет для практиков реагирование на возникающие риски или использование открывающихся возможностей даже в случае корректных предположений о будущих событиях. Для того, чтобы влиять на ситуацию, необходимо понимать логику её развития, а такое знание даёт теория.

Оценивая перспективы развернувшей дискуссии, стоит вспомнить, что предыдущие раунды «больших споров» редко когда заканчивались однозначной победой одной из участвующих сторон. Как правило, они развивались по законам диалектики — с течением времени радикализм спорщиков снижался, а последующее поколение исследователей стремилось синтезировать элементы изначально непримиримых подходов.

«Нет ничего более практичного, чем хорошая теория» [1] — именно такое представление определяло развитие академических исследований международных отношений со второй половины XX в. Опросы представителей дисциплины и библиометрические показатели свидетельствуют, что именно выработка генерализуемых объяснений обеспечивает наибольшее признание специалиста в рамках сообщества. Теоретики возглавляют списки исследователей, оказавших максимальное влияние на научную дискуссию, а их публикации лидируют по числу цитирований.

Тем не менее с 2010-х гг. в ведущих академических изданиях разворачивается острая дискуссия относительно оправданности привилегированного положения теории. Критики указывают, что основной задачей исследований должен быть не поиск объяснений уже состоявшихся событий, а прогноз того, что может состояться в будущем. Их риторика отражает поворот от дедуктивно-номологической модели познания к обновлённой версии индуктивизма, подкреплённого возросшими возможностями в сфере работы с данными.

Незападные теории международных отношений
Спецпроект РСМД и НИУ ВШЭ

За последние десятилетия отечественные теоретические разработки в сфере международных отношений добились значительных достижений. С некоторым запозданием, но нарастает и интерес к внедрению изощрённых методов эмпирических исследований. Тем не менее активизировавшиеся дебаты о предназначении науки о международных отношениях до сих пор неотрефлексированы российскими специалистами. Настоящий материал ставит задачу стимулировать отечественную дискуссию, познакомив с зарубежными подходами к проблеме.

К новому «большому спору»

В устоявшейся периодизации развития теории международных отношений немалое место занимают так называемые большие споры. Понятна условность связанных с ними представлений. Их хронологические рамки, участников и сам предмет нередко описывают по-разному, что породило любопытный феномен «споров относительно споров». Тем не менее концепция «больших споров» отражает процесс переосмысления того, какими должны быть международно-политические исследования и что представляет собой хорошая теория.

Так, в центре первого спора находился вопрос о соотношении нормативной и позитивной теории; в центре второго — столкновение сциентистского и историософского подходов к изучению международной политики. Третий спор запустила рефлексивистская критика доминировавших ранее объективизма и позитивизма. Таким образом, в рамках каждого «большого спора» стандарты того, что можно считать плодотворной научной теорией и даже наукой, существенным образом пересматривались.

Эти дискуссии соответствовали представлениям о «научных революциях», сформированных Томасом Куном [2]. В 2010-х гг. стало модным заявлять о завершении «больших споров» и об отказе от оспаривания метатеоретических оснований дисциплины. Представление об их научной бесплодности обусловило рост признания теоретического релятивизма, связываемого с переходом исследований международных отношений к стадии «нормальной науки» (в том виде, как её понимал Т. Кун).

В действительности этот период характеризовался развёртыванием четвёртого «большого спора», который был равным по своему значению (а может быть и превосходил по уровню стоящих на кону ставок) упоминавшимся выше дебатам. В ходе него ставится под сомнение уже не просто какой-то вид теоретизирования, а научная значимость теории как таковой. Выдвигалось обвинение, что теория международных отношений (а может быть и теория вообще) является антинаучной и попросту вредной для познания действительности.

Александр Хворостов:
Что такое демократия и как её измерить?

Против «-измов»

Критика привилегированного положения теории в исследованиях международных отношений стала нарастать на рубеже 2000-х – 2010-х гг. К настоящему времени она обросла влиятельной литературой и растущим числом последователей. При этом выделяются два направления и две стадии критики теории, которые можно обозначить как «умеренное и радикальное. Причём, если первое попадало в поле внимания отечественного исследовательского сообщества, то второе почти полностью остаётся в слепой зоне.

Представители умеренного крыла критиков выступают преимущественно против так называемых «-измов». То есть они развенчивают стремление выстроить макронарративы, в рамках которых предпринимается попытка дать универсальную теорию, описывающую международные отношения в целом. Представители этого направления утверждают, что фиксация на выработке универсальной рамки, определяющей общую логику международных отношений, ограничивает объяснительную способность дисциплины. Они противопоставляют этому уже упоминавшийся ранее прагматизм.

В противовес традиционным направлениям (реализму, конструктивизму, либерализму, марксизму) умеренные критики предлагают развивать теории среднего уровня. Наиболее известными выразителями этого подхода выступили Рудра Сил и Питер Катценштайн с их идеей аналитического эклектизма. Они предложили концентрироваться на конкретных проблемах, подбирать и комбинировать теории таким образом, чтобы находить наилучшие им объяснения, даже если теоретические подходы в различных предметных областях не стыкуются друг с другом.

Наиболее яркий ответ на такую критику дали Джон Миршаймер и Стивен Уолт, сфокусировавшиеся на издержках отказа от попыток встраивать отдельные исследования в более широкие теоретические рамки. В первую очередь, они указали на утрату возможности аккумулирования знания (то есть, по сути, воспроизвели юмовскую критику наивного эмпиризма). Подчёркивая значение теории, они указали на вклад предлагаемых ей закономерностей в обеспечение возможности прогнозирования.

Роман Романов:
Искусственный интеллект в процессе принятия внешнеполитических решений

Реабилитация прогноза

На почве интереса к прогнозированию как раз и вырастают основания непримиримой критики теории. Её объектом выступают не только макронаправления и «-измы», но и теория как таковая (в том числе и теории среднего уровня). Своеобразным инкубатором, в котором появилось это антитеоретическое течение, выступала субдисциплина исследования конфликтов. Её отличительной чертой с 1960-х гг. стало интенсивное накопление обширных статистических массивов и внедрение количественных методов.

На их основе исследователи и пришли к выводу об ограниченной полезности теоретических объяснений для прогнозирования событий в будущем. Например, Скайлер Кранмер и Брюс Десмарэи, установили, что, несмотря на длительный опыт изучения причин межгосударственных конфликтов, прогнозная точность моделей, построенных на существующих теоретических объяснениях, не превышает 7%. То есть с использованием существующих теорий получается предсказать начало или отсутствие инициирования конфликтов меньше десятой доли случаев.

Между тем ранее теоретики неоднократно высказывали скепсис относительно возможностей прогнозирования международных отношений. Сомнения в этом отношении высказывал ещё Ганс Моргентау в книге «Научный человек против силовой политики», обосновывавший их неполнотой информации и свободой воли человека [3]. Одним из наиболее авторитетных высказываний схожих мыслей стала совместная статья Стивена Бернштейна, Ричарда Неда Лебоу, Джанис Гросс Штейн и Стивена Уэбера с провокационным названием «Бог дал физике простые проблемы».

Тем не менее растущее число исследователей не удовлетворяется привычным фатализмом — они утверждают три ключевых тезиса. Во-первых, корректный прогноз выступает необходимым подтверждением истинности в науке. Во-вторых, скепсис в отношении способности прогнозирования вскрывает отказ от фальсифицируемости теорий, а значит, следуя Карлу Попперу, — их ненаучность. В-третьих, наличие теории международных отношений нельзя считать необходимым условием возможности прогнозирования.

Андрей Кортунов:
Водка или коньяк: два взгляда на мировую политику

Назад к данным?

Ключевым выразителем критики теории и сторонником прогностических исследований в середине 2010-х гг. выступил Майкл Уорд. Он и ряд других специалистов указывают на то, что до сих пор исследователи слишком много фокусировались на объяснении, а не на попытках определить возможные события в будущем. Между тем, по мнению М. Уорда, внедрение инструментов машинного обучения в совокупности с накоплением массивов данных позволяет получать прогнозные оценки высокой точности без какой-либо теории.

В настоящее время широкое развитие получили программные алгоритмы, которые не опираются на предзаданные закономерности, а сами вычленяют взаимосвязи из большого объёма сведений. Впоследствии они могут делать выводы относительно новой информации на основе множественных аналогий с прежде обработанными данными. Фактически они идут по пути индуктивного выведения предположений из эмпирического опыта без выработки развёрнутых объяснений. Современные алгоритмы в большинстве случаев не дают обоснования сделанных предположений.

Программы, которым показали миллион изображений котов, выявляют их на последующих картинках. Голосовой помощник Алиса, созданный компанией «Яндекс», с течением времени всё лучше отвечает на вопросы владельцев телефонов. Точно так же можно научить алгоритмы предсказывать конфликты, протесты и переговоры — утверждают сторонники внедрения машинного обучения в исследования международных отношений. Работа в этом направлении уже ведётся — ежегодно появляются всё новые статьи с прогнозными оценками на основе машинного обучения.

Вместе с тем дефицит объяснений ограничивает практическую ценность прогнозов, хотя она и выступает одним из аргументов сторонников машинного обучения. Отказ от разбора закономерностей, определяющих развитие международно-политической обстановки, затрудняет для практиков реагирование на возникающие риски или использование открывающихся возможностей даже в случае корректных предположений о будущих событиях. Для того, чтобы влиять на ситуацию, необходимо понимать логику её развития, а такое знание даёт теория.

Промежуточные итоги

Оценивая перспективы развернувшей дискуссии, стоит вспомнить, что предыдущие раунды «больших споров» редко когда заканчивались однозначной победой одной из участвующих сторон. Как правило, они развивались по законам диалектики — с течением времени радикализм спорщиков снижался, а последующее поколение исследователей стремилось синтезировать элементы изначально непримиримых подходов.

Предпосылки схожей динамики наблюдаются и в исследовании конфликтов. Так, в последние годы на страницах Journal of Conflict Resolution развернулась дискуссия, в которой принял участие и Уорд. Он и его коллеги согласились с тем, что теоретические объяснения представляют интерес в той мере, в какой они обеспечивают лучшие прогнозные результаты по сравнению с анализом, основанным на чистой индукции. То есть они ослабили скепсис в отношении к теоретизированию, не отказываясь от прогноза как критерия проверки гипотез.

В завершение необходимо отметить, что в России растёт интерес к внедрению машинного обучения в изучение международных отношений. Применимость данных технологий обсуждают представители ведущих научных центров. В то же время разговор о методах ведётся в отрыве от дебатов о роли теоретического знания, взаимосвязей между совершенствованием объяснений и развитием инструментов анализа. Задача совершенствования прогнозирования международной обстановки остаётся вообще на периферии внимания исследовательского сообщества.

Данный материал представляет собой переработанную версию доклада, представленного на Конвенте Российской ассоциации международных исследований 14 октября 2022 г.

1. LewinK. Field theory in social science: Selected theoretical papers by Kurt Lewin. London: Tavistock, 1952. P. 169.

2. Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2009.

3. Morgenthau H. J. Scientific man vs. power politics. London: Latimer House, 1947. P. 120.