Конец «самой демократической китайской деревни»?

13 сентября 2016 г. начались новые массовые беспорядки в деревне Укань (пров. Гуандун) на юге Китая. Масштабы насилия заставили обратить внимание на эти события не только китайские СМИ, но и ряд ведущих международных информационных агентств. Кадры с места событий напоминали чуть ли не войсковую операцию, при этом специальные отряды полиции применяли слезоточивый газ и резиновые пули, а деревенские жители бросали камни и куски кирпичей.

13 сентября 2016 г. начались новые массовые беспорядки в деревне Укань (пров. Гуандун) на юге Китая. Масштабы насилия заставили обратить внимание на эти события не только китайские СМИ, но и ряд ведущих международных информационных агентств. Кадры с места событий напоминали чуть ли не войсковую операцию, при этом специальные отряды полиции применяли слезоточивый газ и резиновые пули, а деревенские жители бросали камни и куски кирпичей. В результате полиция арестовала около 70 жителей деревни. Западные информационные издания говорят о «самом кровавом» за последние годы инциденте в связи с крестьянскими протестами в Китае.

Деревня Укань получила широкую известность еще пять лет назад, когда в сентябре 2011 г. здесь произошли столкновения крестьян с властями по поводу земли. Как и во многих других подобных случаях, причина конфликта была очень типичной для сегодняшнего сельского Китая —продажа местными чиновниками деревенской земли девелоперским компаниям без консультаций с народом и несопоставимые суммы компенсации за потерянную крестьянами землю. По оценкам экспертов, земли продавались бизнесменам за сумму, в сорок раз большую, чем получаемые крестьянами компенсационные выплаты.

Пять лет назад в стране и в провинции Гуандун у власти находились другие люди, и в тех условиях жители Уканя в результате длительных протестов добились возможности самим избрать руководство деревни и попытаться вернуть потерянные земли. Конфликт тянется с тех пор, периодически давая о себе знать новыми вспышками противостояния, митингами и громкими заявлениями.

В какой-то степени деревня Укань еще до прихода к власти Си Цзиньпина стала символом демократических процессов на низовом уровне, так как деревенскому сообществу в этой части Южного Китая удалось выстоять в условиях серьезного давления властей, желавших (вероятно, из страха разоблачения каких-то проявлений финансовой заинтересованности) замять скандал с распроданными землями и избрать независимое руководство деревни из своей среды.

Наблюдатели говорят о том, что место действия «демократических процессов» — не случайное. Гуандунцам, особенно из приморских уездов этой провинции, всегда были свойственны повышенная степень независимости и готовность к протестной активности. Достаточно вспомнить отца китайской революции Сунь Ятсена и многих его земляков, основателя движения тайпинов Хун Сюцюаня. Уезд Луфэн, где находится деревня Укань, хорошо известен всем, кто хотя бы поверхностно знаком с историей китайской революции — первые крестьянские союзы и организаторы крестьянской жакерии типа Пэн Бая начинали свою деятельность именно здесь.

Нужно учитывать и несколько другую обстановку в стране в то время, когда Укань прогремела на всю страну: провинциальный партсекретарь Ван Ян (ныне — вице-премьер Госсовета КНР) проводил достаточно либеральный курс, включавший, помимо прочего, поддержку среднего и мелкого предпринимательства, раскрепощение частной инициативы, углубление «внешней открытости», в то время как одной из тенденций общекитайского развития были эксперименты по обкатке разного рода моделей «правительства обслуживающего типа», конкурентных выборов сельских администраций, «внутрипартийной демократии» и т.д. Популярными тогда были публикации, сравнивавшие «красную» модель Бо Силая в Чунцине и реформистскую модель «счастливого Гуандуна» Ван Яна.

Сейчас ситуация в стране несколько иная. По крайней мере, аналитики отмечают заметно меньшую степень терпимости к разного рода инакомыслию и протестной активности на фоне продолжающейся антикоррупционной кампании и борьбы за восстановление «цвета нашего знамени». В то же время действия секретаря провинциальной партийной организации Ху Чуньхуа отличаются в сторону преобладания более жестких, преимущественно репрессивных мер. А ведь еще несколько лет назад, во время 18-го съезда КПК, говорили, что Ху Чуньхуа — основной кандидат на замену в 2022 г. Си Цзиньпина в качестве сердцевины «шестого поколения» китайских руководителей. С учетом сложившихся в Китае особенностей политической культуры для официального «наследника», разного рода громкие скандалы и неблагоприятные происшествия во вверенной территории противопоказаны. Впрочем, слухи о том, что Ху уже давно не  кандидат в наследники, ходят давно, и события вокруг деревни Укань, скорее, служат дополнительным подтверждением этого.

AFP
Протесты 2011 г., Укань

Вспышка конфронтации с властями связана с фигурой избранного жителями деревни Укань (население составляет около 12 тыс.) председателя сельской администрации Линь Цзулуаня. В июне 2016 г. Линь был арестован по обвинению в том, что он «допускал злоупотребления властью и брал взятки». Вскоре после ареста Линь выступил по телевидению (CCTV), признавшись во взяточничестве. Важно, что эти выступления были организованы несколько раз. Эти показательные выступления также подлили масла в огонь, так как, видимо, значительная часть деревни не поверила телесюжетам, посчитав эти выступления вынужденными — в прессу попала версия о том, что полиция шантажировала Линя угрозой репрессий в отношении членов его семьи, в частности внука. То, что правоохранительные органы в Китае достаточно широко применяют технологию вынужденных признаний по телевизору, продемонстрировала еще одна громкая история этого года — «дело о пропавших гонконгских книжниках». Так или иначе, сентябрьская вспышка конфронтации была связана с продолжающимся протестом крестьян против репрессий в отношении их лидера, а также с требованиями вернуть проданные пять лет назад земли.

Реакция международных СМИ на события в Укане в основном связана с констатацией перехода китайского правительства к мерам более жесткого характера в отношении протестантов. Если начиная с 2011 г. «демократический эксперимент» с самостоятельно выбранным руководством в одной отдельно взятой деревне был не в последнюю очередь связан с довольно терпимой политикой как провинциального, так и центрального руководства при Ху Цзиньтао, то сложившаяся ситуация свидетельствует, по мнению наблюдателей, об отказе от всякого рода возможности независимой инициативы в формировании низовых органов власти, применении более жестких ограничительных мер. Примечательно, что власти, заявляющие о том, что кампания против коррупционеров и взяточников («бить и тигров, и мух», согласно лозунгу Си Цзиньпина) будет продолжаться «бесконечно», в случае с инцидентом в д. Укань не готовы поддержать требования крестьян, обвиняющих местное начальство в коррупции и сговоре с компаниями-застройщиками.

Означает ли все это конец «самой демократической китайской деревни», или «демократические процессы» в Укане могут повториться в других частях Китая? У наблюдателей нет убедительного ответа на такой вопрос. Реакция властей, очевидно, говорит о серьезных опасениях, что «демократические процессы» уканьского типа способны вызвать серьезные трудности. Ведь одна из особенностей крестьянского протеста в Укане — это (помимо сплоченности односельчан и способности выдвинуть грамотного лидера) широкое применение современных информационных технологий, Интернета и соцсетей, тесная связь с пролиберальными СМИ Гонконга и китайского зарубежья. В эпоху, когда в приоритеты китайского правительства входит обеспечение «информационной безопасности», протестантов в Укане, по всей видимости, подозревают в том, что они стали удобным инструментов разного рода «враждебных сил», пытающихся расшатать внутриполитическую стабильность в КНР. Примечательна и в целом враждебная позиция, которую занимают к протестам в Укане сайты и информационные ресурсы левых. Вслед за официальными изданиями, эти структуры, такие как «Утопия», «Сеть красных песен» и проч., постоянно критикующие «кумовской капитализм» китайского типа (权贵资本主义) и небезразличные к судьбам «униженных и оскорбленных», обвинили в событиях провокаторов, распространителей ложных слухов и вмешательство зарубежных средств массовой информации.

Впрочем, в этом деле есть и еще один непростой момент: кто может с доказать, что земля, ставшая источником конфликта, принадлежит крестьянам деревни Укань? По Конституции КНР, земля — это общенародная собственность (за это КПК проливала свою и чужую кровь в гражданской войне), и право распоряжаться в интересах населения землей и доходами с нее принадлежит правительствам разных уровней. После отмены в 2007 г. всех сельскохозяйственных налогов у местных правительств осталось не слишком много источников доходов — поэтому продажа земли разного рода коммерческим структурам стала одним из основных средств пополнения местных бюджетов.

Другое дело, что в Китае есть немало так называемых «публичных интеллектуалов» (гунчжи), предлагающих теперь поскорее перейти к приватизации земли, в том числе, сельскохозяйственного назначения. Китайские либералы уже рассуждают, что бы было, если бы отношения собственности на землю были бы более четко прояснены. Впрочем, как говорится, это уже совсем другая история.