Казахстан — не Беларусь

Почему продолжавшиеся несколько месяцев массовые уличные акции в Минске и других белорусских городах оставались в целом мирными, в то время как демонстрации в городах Казахстана буквально за несколько дней превратились в беспорядки и насилие?

Почему Москва и ОДКБ предпочли не вмешиваться военными средствами в происходящее в Белоруссии, но приняли оперативное решение о направлении многосторонних миротворческих сил в Казахстан?

Почему реакция «совокупного Запада» на события в Республике Беларусь была четкой и недвусмысленной, а на события в Казахстане — невнятной и даже противоречивой?

При всех общих родовых характеристиках двух стран, Казахстан — это все-таки не Белоруссия, и траектории их развития сходятся далеко не во всем.

Прежде всего, белорусское общество отличается относительной однородностью, а сама Белоруссия — компактностью. Огромный Казахстан, напротив, был и остается одним из наиболее гетерогенных постсоветских государств. И не только с точки зрения своего этнического и конфессионального состава, но и в плане региональных различий, сложного переплетения интересов основных клановых и субэтнических группировок. Задачи формирования новой национальной идентичности не решены до конца ни в одной, ни в другой стороне, но стоят они в каждом случае принципиально по-разному.

В Беларуси за тридцать лет не сложилось влиятельных олигархических группировок, способных бросить вызов политическому руководству страны, государство и сегодня продолжает полностью контролировать «командные высоты» в экономике. В Казахстане влиятельные бизнес-группировки возникли еще четверть века назад.

Наверное, именно поэтому казахстанские события представляли собой не классическое биполярное противостояние институтов гражданского общества и власти, но значительно более сложное явление. Начавшись как локальные выступления с исключительно экономическими требованиями, протесты быстро захватили средний класс больших городов, а к экономическим лозунгам добавились политические. Помимо всего прочего, насколько можно судить, открытое противостояние на городских улицах сопровождалось скрытым противостоянием между кабинетами высокопоставленных казахстанских чиновников.

Разумеется, сыграли свою роль различия в особенностях национального характера белорусов и казахов.

Наконец, не следует забывать и о том, что Белоруссия и Казахстан сегодня находятся на разных стадиях своих политических циклов. В Минске только общественные протесты лета — осени 2020 года вынудили руководства начать задумываться о возможных перспективах политического транзита. В Казахстане, напротив, запущенные еще летом 2019 г. процессы политического транзита стали одним из факторов, спровоцировавших волнения в январе 2022 г. В каком-то смысле можно утверждать, что волнения в Казахстане де-факто стали завершением перехода власти от первого казахстанского президента ко второму, хотя совсем не обязательно даже началом трансформации политической системы страны.

При всех многочисленных проблемах, с которыми пришлось столкнуться Александру Лукашенко летом 2020 г., политические риски у Токаева в январе 2022 г. были все-таки выше, чем у его белорусского коллеги.

При всех различиях двух постсоветских государств, их объединяет то, что ни в одном из них пока не решена проблема политического транзита. А значит — возможны новые кризисы и новые потрясения. Поэтому разумной стратегией Москвы было бы избежать закрепления за собой неблагодарной роли «жандарма постсоветского пространства» и использовать свое влияние на этом пространстве для синхронизации сложных процессов социально-экономической и политической трансформации постсоветских обществ — настолько, насколько такая синхронизация еще возможна. Эта важная функция вряд ли может быть выполнена, если сама Россия надолго задержится в рамках сложившейся у нее на данный момент архаичной модели социально-экономического развития.

Помните известную книгу второго украинского президента Леонида Кучмы «Украина — не Россия»? Это название невольно всплывает в памяти, когда сравниваешь недавние трагические события в Казахстане с подъемом протестного движения в Беларуси полтора года назад.

Почему продолжавшиеся несколько месяцев массовые уличные акции в Минске и других белорусских городах оставались в целом мирными, в то время как демонстрации в городах Казахстана буквально за несколько дней превратились в беспорядки и насилие?

Почему Москва и ОДКБ предпочли не вмешиваться военными средствами в происходящее в Белоруссии, но приняли оперативное решение о направлении многосторонних миротворческих сил в Казахстан?

Почему реакция «совокупного Запада» на события в Республике Беларусь была четкой и недвусмысленной, а на события в Казахстане — невнятной и даже противоречивой?

Андрей Кортунов:
Кризис в Казахстане: предварительные уроки

Наверное, на все эти вопросы нет однозначных и исчерпывающих ответов. Тем не менее, представляется уместным выявить основные факторы, обусловившие очень разную динамику кризисов в двух постсоветских государствах, избравших еще в 90-е годы прошлого века в целом схожие модели ярко выраженных персоналистских политических систем и до последнего времени считавшихся едва ли не эталонами стабильности на всем постсоветском пространстве. При всех общих родовых характеристиках двух стран, Казахстан — это все-таки не Белоруссия, и траектории их развития сходятся далеко не во всем.

Прежде всего, белорусское общество отличается относительной однородностью, а сама республика — компактностью. Хотя на территории страны можно найти представителей почти всех национальностей, населявших когда-то Советский Союз, этнические белорусы составляют около 85% населения. Подавляющее большинство жителей страны относят себя к православному христианству, но религиозный фактор вообще большой роли в жизни белорусского общества никогда не играл и не играет сегодня.

Огромный Казахстан, напротив, был и остается одним из наиболее гетерогенных постсоветских государств. И не только с точки зрения своего этнического и конфессионального состава, но и в плане региональных различий, сложного переплетения интересов основных клановых и субэтнических группировок. Задачи формирования новой национальной идентичности не решены до конца ни в одной, ни в другой стороне, но стоят они в каждом случае принципиально по-разному.

В Белорусии за тридцать лет не сложилось влиятельных олигархических группировок, способных бросить вызов политическому руководству страны, государство и сегодня продолжает полностью контролировать «командные высоты» в экономике. В Казахстане влиятельные бизнес-группировки возникли еще четверть века назад; в стране по-прежнему идет ожесточенная борьба за контроль над финансовыми потоками и передел собственности.

Наверное, именно поэтому казахстанские события представляли собой не классическое биполярное противостояние институтов гражданского общества и власти, но значительно более сложное явление. Начавшись как локальные выступления с исключительно экономическими требованиями, протесты быстро захватили средний класс больших городов, а к экономическим лозунгам добавились политические. Помимо всего прочего, насколько можно судить, открытое противостояние на городских улицах сопровождалось скрытым противостоянием между кабинетами высокопоставленных казахстанских чиновников.

Разумеется, сыграли свою роль различия в особенностях национального характера белорусов и казахов. Любые обобщения на этот счет выглядят условными и уязвимыми для критики, но все же позволительно утверждать, что белорусы были и остаются терпеливыми, сдержанными, неконфликтными европейцами, в то время как казахи более эмоциональны, импульсивны, решительны и нетерпеливы.

Вячеслав Сутырин:
Перестройка по-белорусски: логика системного кризиса

Предки современных белорусов — оседлые крестьяне Центральной Европы, предки казахов — непоседливые кочевники степного пояса Центральной Азии. Историческая традиция Белоруссии — принадлежность к крупным имперским образованиям (Великое княжество Литовское, Российская империя, Советский Союз), историческая традиция Казахстана до присоединения к России — очень своеобразная племенная (клановая) демократия при отсутствии сильной центральной власти.

Есть более чем очевидные принципиальные различия в геополитическом положении двух стран. Республика Беларусь — самый центр Европы, ближайший восточный сосед Европейского союза. Казахстан находится в центре Евразии, рядом с Афганистаном и другими точками реальной или потенциальной нестабильности.

Что бы ни говорили о неких «внешних силах», подрывающих стабильность в Белоруссии, найти в этой стране какие-то признаки активности исламских фундаменталистов довольно сложно. Присутствие на территории республики незаконных курдских мигрантов из Ирака едва ли как-то повлияло на общую политическую ситуацию в Беларуси. А вот влияние соседних государств — в первую очередь, Польши и стран Балтии, но также и Украины — на белорусское общество всегда было очень значительным.

Казахстан же даже на пике своих отношений с Западом никогда не был для США или для Евросоюза приоритетным объектом продвижения либеральных ценностей и практик и никогда не рассматривался как возможная образцово-показательная модель демократического развития для других стран центральноазиатского региона. Региональные геополитические приоритеты Запада с течением времени смещались от Казахстана к соседнему Узбекистану несмотря на то, что политическая практика последнего еще дальше отстояла от стандартов западных либеральных демократий.

Наконец, не следует забывать и о том, что Белоруссия и Казахстан сегодня находятся на разных стадиях своих политических циклов. В Минске только общественные протесты лета — осени 2020 года вынудили руководства начать задумываться о возможных перспективах политического транзита. В Казахстане, напротив, запущенные еще летом 2019 г. процессы политического транзита стали одним из факторов, спровоцировавших волнения в январе 2022 г. В каком-то смысле можно утверждать, что волнения в Казахстане де-факто стали завершением перехода власти от первого казахстанского президента ко второму, хотя совсем не обязательно даже началом трансформации политической системы страны.

Позиции Александра Лукашенко в белорусских элитах летом 2020 г. было в целом прочнее, чем позиции Касыма-Жомарта Токаева в казахстанских элитах в начале 2022 г. Белорусские силовики более решительно и более жестко реагировали на протесты, чем их коллеги в Казахстане — несмотря на то, что уличная активность в Белоруссии не сопровождалась криминальными эксцессами, как это случилось в Казахстане. Число задержанных участников протестной активности в Белорусии, по данным правозащитных организаций, превысило 30 тыс. человек, в то время как в Казахстане было задержано около 10 тыс. человек (при этом не стоит забывать о том, что население Казахстана примерно в два раза больше, чем население Республики Беларусь).

Таким образом, при всех многочисленных проблемах, с которыми пришлось столкнуться Александру Лукашенко летом 2020 г., политические риски у Токаева в январе 2022 г. были все-таки выше, чем у его белорусского коллеги. Наверное, и политические риски кризиса в Казахстане для Москвы также рассматривались в Кремле как более высокие, чем риски кризиса в Беларуси. Не удивительно, что, вопреки многим прогнозам и сценариям, Россия прямо не вмешалась в политическое противостояние в Белоруссии, но вместе с другими странами — членами ОДКБ весьма оперативно приняла решение направить многосторонний контингент миротворцев в Казахстан.

Андрей Кортунов:
Прогноз на 2022-й без алармизма

Также понятно, почему так растерян Запад: если в Белоруссии нынешнему руководству во главе Лукашенко просматривалась ясная, пусть и не вполне реалистическая, альтернатива в виде прозападного либерально-демократического режима, то в Казахстане подобной альтернативы руководству во главе с Токаевым пока не просматривается. Веских причин возлагать большие надежды на оппозиционные демократических силы в казахстанском обществе у Запада не имеется, а вот угроза подъема исламского фундаментализма в Казахстане расценивается многими западными экспертами как вполне реальная, особенно с учетом опыта «арабской весны» десятилетней давности. 

Тем не менее, при всех различиях ситуаций в Беларуси и Казахстане, российские риски в обеих странах имеют сходную природу. Твердо выступив на стороне нынешнего руководства обеих стран, Россия в состоянии более прочно привязать к себе правящие элиты обеих стран, но в то же время рискует оттолкнуть от себя те значительные круги белорусского и казахстанского обществ, которые можно условно обозначить как социальную базу будущей политической оппозиции. Таким образом, в определенных обстоятельствах тактические победы Москвы в обеих странах способны обернуться стратегическими поражениями.

При всех различиях двух постсоветских государств, их объединяет то, что ни в одном из них пока не решена проблема политического транзита. А значит — возможны новые кризисы и новые потрясения. Поэтому разумной стратегией Москвы было бы избежать закрепления за собой неблагодарной роли «жандарма постсоветского пространства» и использовать свое влияние на этом пространстве для синхронизации сложных процессов социально-экономической и политической трансформации постсоветских обществ — настолько, насколько такая синхронизация еще возможна. Эта важная функция вряд ли может быть выполнена, если сама Россия надолго задержится в рамках сложившейся у нее на данный момент архаичной модели социально-экономического развития.

Впервые опубликовано на сайте Global Brief.