Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Рейчел Каннингем

Бакалавр политологии, Чикагский университет, магистрант, Университет Западной Австралии

Изменение климата и экологические катастрофы уже меняют сложившиеся парадигмы конструктивизма, либерализма и реализма. При всем уважении к г-ну Истомину, Украина в настоящее время — наименьшая из наших проблем. Изменение климата стало тем фактором, который требует от нас перейти на новый уровень международного сотрудничества и эффективного использования дипломатии для спасения жизней, экономик, окружающей среды, ресурсов и мира на Земле.

Осмыслить все нюансы русской литературы или дипломатии, постичь их загадку и глубину эмоций, — задача исполинского масштаба. Столь же непросто отвечать на статью Игоря Истомина, предлагающего познавательный анализ подходов западных экспертов к осмыслению российской внешней политики, в том числе в отношении Украины.

Истомин призывает по-новому взглянуть на российский внешнеполитический курс, и призыв его обращен, в частности, к западным ученым, политическим деятелям и специалистам по разработке стратегии: необходимы «реальные успехи в согласовании компромиссных позиций между Россией и ее западными партнерами».

В основе внешне отстраненного анализа «интеллектуальной среды, в которой принимают решения Соединенные Штаты и их европейские союзники» лежит страстный призыв к действию. Истомин ссылается на недавно опубликованные открытые письма Роберта Берлса и Ивана Тимофеева и отмечает значительный личный вклад и профессиональные усилия многих деятелей, направленные на то, чтобы защитить и укрепить отношения между США, Европой и Россией в период холодной войны и после него.

Важный пункт статьи Истомина — рассмотрение некоторых из допущений конструктивистской, либеральной и реалистской теоретических парадигм, иногда препятствующих эффективной и продуктивной коммуникации, которая выступает необходимым условием для выстраивания тонкой и мирной международной дипломатии. Он утверждает, что «на фоне явного преобладания конструктивистского и либерального нарратива при осмыслении современного кризиса в отношениях России и Запада в научных, экспертных и политических кругах сторонники реалистского взгляда сегодня оказывают меньшее влияние на решения, принимаемые в Вашингтоне, Брюсселе и других европейских столицах».

Мне кажется, что «реализм» занимает весьма неплохие позиции как в Вашингтоне, так и за его пределами; впрочем, использование термина «Запад» немного смущает — создается впечатление, что несколько стран, в рамках которых существуют сотни культур и языков, могут быть объединены в некий субъект, обладающий целостным пониманием геополитики или даже осмысленно проявляющий себя в рамках международных отношений.

Однако Соединенные Штаты утратили четкий ориентир в мире международной дипломатии, отказавшись от ресурса целеполагания и экспертного потенциала двухпартийной системы, — об этом свидетельствует наметившийся после холодной войны односторонний уклон во внешней политике США, вторжения в Афганистан и Ирак, а также продолжающаяся «бесконтактная» война на Ближнем Востоке. Громкое пустословие, примером которого стала «красная линия», проведенная президентом Б. Обамой в отношении Сирии, представляет собой сиюминутную тактику, не подкрепленную эффективной стратегией, которая необходима для обеспечения стабильности на Ближнем Востоке и в мире в целом.

Кроме того, можно ли считать недавно анонсированную Россией продажу Ирану ракетного оружия попыткой ослабить волю к сотрудничеству и подорвать взаимное доверие США, Европы и Ирана, благодаря которым удалось добиться заключения рамочного соглашения в Лозанне? Является ли эта тактика реакцией на дипломатию США в целом — или это лишь незамысловатый способ получить прибыль для решения экономических проблем, вызванных санкциями, наложенными в связи с Крымом и Украиной?

Как бы то ни было, эти события свидетельствуют о том, что в США, Европе и России формируется новый вид «реализма», довольно точное описание которого дает Фиона Хилл в статье от 11 февраля 2015 г. под названием «Разрабатывая стратегию в отношении России». Хилл делает следующий вывод: «…поиск стратегии в отношении России и разрешение украинского кризиса предполагают отказ от уже опробованных сценариев. В первую очередь нам необходимо принять как данность внешнеполитические цели России. Реализм, постепенность, гибкость и единство должны стать основными элементами нового подхода».

Проявлением такого «нового реализма», в частности, является игра наднациональных интересов глобальных корпораций, участвующих в переговорах о торговом сотрудничестве в формате Транс-Тихоокеанского партнерства. Международный бизнес словно переосмысляет саму природу суверенной власти и ее отношения к гражданам, особенно в контексте либерально-демократических режимов.

По моему мнению, Китай, реализующий двустороннюю внешнюю политику и уверенно захватывающий территории в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, поскольку считает их своими по праву, подобно международным корпорациям способствует переосмыслению суверенной власти, бросая вызов региональным и международным институтам, порядку и стабильности. Судя по эмоциональной реакции ряда американских аналитиков и экспертов в области геополитики, многие опасаются, что Китай стремится перекроить международный порядок и мировую финансовую систему за счет интересов других стран. Решит ли Китай принимать активное участие в формировании текущего многополярного международного порядка — покажет время. Так или иначе, все указывает на то, что Китай, как и Россия, застал США и Европу врасплох: лидеры лихорадочно пытаются адаптироваться к смещению геополитического центра на восток и ищут противовес экономической зависимости своих стран от торговли с Китаем и поставок энергоносителей из России.

При этом, несмотря на то, что между некоторыми российскими и американскими лидерами и бывшими дипломатами продолжается спор о том, давало ли НАТО обещание не осуществлять экспансию на восток, на территорию бывшего СССР, в обмен на вывод войск из Восточной Германии, Истомин и другие исследователи обоснованно призывают обсуждать этот вопрос вне связи с конфликтом на Украине.

Важно отметить, что проявления «нового реализма» также наблюдаются на Ближнем Востоке и в Африке. Несмотря на то, что, по мнению ряда аналитиков, племена или группы, исповедующие радикальный ислам, не обладают государственным «суверенитетом», активизация организованных усилий по созданию исламского халифата в XXI веке наглядно показывает, что существуют негосударственные субъекты. Они видят себя как фактор глобальных изменений, в том числе путем создания суверенного государства по принципу «халифата» при помощи войны — «легитимного инструмента ведения государственных дел», как ее определил реалист Джон Миршаймер.

Перефразируя Миршаймера, «реализм» — одна из теоретических парадигм, позволяющих интерпретировать международные отношения и глобальные политические процессы, где основными субъекты — государства, для которых «не существует вышестоящей власти», будь то ООН или другие международные институты. В 2002 году Миршаймер заявил, что реалистская парадигма состоит из множества теорий, объединяемых рядом центральных положений, включая то, что «государства представляют собой суверенные политические единицы», способные на сотрудничество, но в конечном счете имеющие противоречащие интересы.

Однако проблема заключается в следующем: изменение климата кардинальным образом трансформирует методы производства и потребления, выработки внутренней политики и выстраивания дипломатических отношений. Интеллектуальные парадигмы, используемые для осмысления новой реальности, должны адаптироваться соответственно, отражая участие широких масс в глобальных процессах принятия решений и дипломатии. Создание будущего больше не прерогатива экспертов, представляющих определенные политические, научные, институциональные и деловые круги. Эта реальность должна находить отражение в нашей речи и в нашей политике.

Изменение климата стало для нынешнего поколения тем же, чем когда-то было взаимное гарантированное уничтожение, и социальные сети — средство, которое позволяет людям жить и действовать в новой реальности, в новой глобальной парадигме. Информация, распространяемая в социальных сетях, может исходить от ученых, аналитиков, политических лидеров, но влияние и эффективность новой среды как инструмента глобальных изменений и координации действий по борьбе с изменением климата обусловлена как раз тем, что она позволяет действовать в обход священной фигуры «эксперта», обращаясь к людям напрямую.

Взаимосвязь между социальными сетями, изменением климата и мерами по борьбе с ним становится очевидна, если проанализировать динамику сетевой активности и показатели производства и потребления на глобальном и местном уровне. Как отметил в 2012 году Джошуа Купер Реймо, местное производство и торговля растут, в то время как объем международной торговли снижается.

Социальные сети играют важнейшую роль в повышении осведомленности широких масс о разрушительных последствиях культуры потребления, изменения климата и связанных с этим экологических катастроф, таких как разлив нефти в Мексиканском заливе по вине компании BP в 2010 году или произошедшее в 2011 году радиоактивное заражение Тихого океана вследствие аварии на японской АЭС «Фукусима».

Наглядные фотоснимки со спутника, астронавты, пишущие в Twitter, мгновенное распространение информации по социальным медиа — это позволяет людям быть в курсе последних достижений в освоении космоса, жизни океанов, дефицита питьевой воды, состояния воздуха и земли. Китай не исключение: недавно вышедший документальный фильм о загрязнении атмосферы в Китае вызвал массовый интерес пользователей Интернета, в результате чего фильм распространился по всему миру, и Пекину пришлось объявить очередной раунд реформ в области защиты окружающей среды. Кроме того, профильное министерство КНР недавно представило доклад, в котором предупреждает правительство о необходимости удовлетворить растущий спрос общественности на повышение чистоты окружающей среды: в противном случае существует опасность «социального конфликта».

Изменение климата и экологические катастрофы уже меняют сложившиеся парадигмы конструктивизма, либерализма и реализма. При всем уважении к г-ну Истомину, Украина в настоящее время — наименьшая из наших проблем. Изменение климата стало тем фактором, который требует от нас перейти на новый уровень международного сотрудничества и эффективного использования дипломатии для спасения жизней, экономик, окружающей среды, ресурсов и мира на Земле.

Здесь уместно процитировать речь президента США Джона Кеннеди перед выпускниками Американского университета 10 июня 1963 г., в которой он неожиданно для всех объявил о планах заключить с Россией договор о запрете ядерных испытаний:

«Какой мир я имею в виду? Какого мира мы стремимся добиться? Не «американского мира», навязанного американским оружием. Не мира могилы или рабской покорности. Я говорю об истинном мире, который делает жизнь на земле достойной того, чтобы ее прожить, о том мире, который позволяет людям и нациям развиваться, надеяться и строить лучшую жизнь для своих детей, не о мире исключительно для американцев, а о мире для всех людей, не о мире только в наше время, а о мире на все времена…

В конечном счете, нас объединяет хотя бы уже то, что все мы живем на этой маленькой планете, дышим одним воздухом, растим наших детей для лучшего будущего. И все мы смертны.

С уверенностью и без страха мы будем и дальше проводить нашу стратегию — не стратегию уничтожения, но стратегию мира».

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся