Игра в «гляделки»

Последние решения Д. Трампа, связанные с прекращением участия США в «ядерной сделке», породили большое количество споров о том, как такое заявление может повлиять на отношения США с другими участниками «плана». Сейчас понимание того, что СВПД стал только своеобразным «косметическим актом», не добравшись до сути проблемы и будучи направленным исключительно на открытие пути к решению региональных вопросов. Безусловно, сегодня существует ряд проблем в отношениях между государствами, подписавшими СВПД. Участие того или иного актора в сделке может быть выгодным одним и совершенно неприемлемым для других. Важно и то, что мнение бизнес-элит нередко отличается от позиций правительства государства. Особое внимание заслуживает позиция самого Ирана — СВПД играет ключевую роль во внутригосударственной дискуссии по его внешней политике.

Решение Дональда Трампа прекратить участие США в так называемой «ядерной сделке» с Ираном стало много большим, чем рядовым провалом мировых держав в решении иранского ядерного вопроса. Теперь речь идет о многополярности, кризисе трансатлантических отношений, собственноручной изоляции США и европейском сближении после «пощечины» Трампа.

С точностью просчитать последствия выхода США из сделки не может, наверное, никто. Ни Ирану, ни Европе не хочется думать, что, несмотря на всю неправоту, неэтичность и нелегитимность решения Трампа в международном контексте, множество козырей остается в руках «злодея». У СВПД было два основных измерения: моральное, согласно которому дипломатия восторжествовала, а Иран за счет некоторых уступок был выведен из «оси зла»; и практическое — в котором Тегеран получил гораздо меньше «пряников», чем ожидалось. Решение, оглашенное американским президентом 8 мая 2018 г., при соответствующем поведении Ирана не нарушит морального торжества, но, скорее всего, приведет к фактическому эмбарго на «пряники».

«Хромая утка»

Иван Тимофеев:
Выход из иранской сделки: поражение Америки, победа Трампа

Несмотря на то, что формально СВПД рассматривался сторонами как средство устранения проблемы режима нераспространения ядерного оружия, его фактическим назначением была косметическая правка претензии США для открытия пути к решению региональных вопросов. Ограничение соглашения между Ираном и группой международных посредников «5+1» исключительно иранской ядерной программой одновременно сделало его возможным для согласования и крайне сомнительным для долгосрочного воплощения. В этом смысле не только президент Рухани, основным достижением которого стало именно решение ядерного вопроса, но и сам СВПД оказался «хромой уткой». Претензии Вашингтона к ракетной программе Ирана, поддержке Тегераном ливанской Хезболлы, Палестинского исламского джихада, участию в сирийском конфликте на стороне правительства Б. Асада и распространению влияния в регионе за счет аффилированных групп складываются в одну большую проблему — позицию Ирана в региональной и глобальной системе международных отношений.

Решение этой проблемы требует отказа сторон от некоторых идеологических предпосылок, которые на протяжении многих лет было так удобно использовать во внутриполитическом дискурсе. Здесь и иранский постреволюционный антиамериканизм как одна из легитимирующих опор правящего режима, и, например, попытка Трампа решать свои внутриполитические задачи за счет возврата к противостоянию с Ираном. В этом смысле СВПД действительно косметический акт, потому что не добирается до сути.

В своей речи, объясняющей мотивы принятого решения, Трамп вернулся к риторике времен захвата американского посольства при администрации Картера — Иран мировое зло, пожалуй, даже злее Северной Кореи, с которой теперь пытаются договориться — «Иранский режим является ведущим государственным спонсором терроризма. Они экспортируют опасные ракеты, разжигают конфликты на всем Ближнем Востоке, поддерживают такие террористические формирования, как Хезболла, Хамас, Талибан и Аль-Каида».

«5+1» минус 1» и другие

Предполагается, что Россия и ЕС как основные двигатели дипломатического процесса поведут себя более активно для сохранения соглашения. С моральной точки зрения, это и представляется исключительно верным ходом — в феврале 2018 г. МАГАТЭ уже в 10-м по счету отчете подтвердило выполнение Ираном обязательств по СВПД, в Тегеране также постоянно заявляют о приверженности утвержденному плану.

Для России, помимо дипломатического участия, поддержка Ирана носит еще и ответный эффект в свете собственно российско-американских отношений и последней стратегии национальной безопасности США; именно согласно этой стратегии, Китай, Россия, Иран и Северная Корея относятся к основным угрозам американской безопасности, а Иран, наравне с КНДР, определяется как «режим-изгой» в лучших традициях «оси зла» Дж. Буша-младшего. Уже 9 мая ЕС, выразив сожаление по поводу действий США по выходу из СВПД, заявил о своей приверженности Резолюции СБ ООН 2231, утвердившей соглашение о выполнении своих обязательств вплоть до момента, пока Иран исполняет свои.

Пока ЕС пошел по пути, к которому многие призывали — по итогам встречи европейских лидеров 16 мая в Софии было решено обеспечить поддержку и защиту европейским компаниям, ведущим бизнес с Ираном. Так, президент Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер заявил о необходимости обновить список санкций США, подпадающих под блокирующий статут No 2271/96 от 22 ноября 1996 г., который защищает компании от воздействия экстратерриториальных законодательных мер, принятых в третьей стране. Система противодействия санкциям США должна быть налажена до 6 августа 2018 г., когда закончится отсрочка для завершения текущих бизнес-процессов с Ираном (по ряду санкций, например, касающихся морских перевозок, страхования и энергетического сектора — до 4 ноября 2018 г.), и в полной мере вступят в действие санкции США.

Круглый стол «США вышли из соглашения с Ираном. Возможные последствия»

В ЕС постановили устранить препятствия для проведения операций Европейским инвестиционным банком в направлении финансирования проектов в Иране. Предполагается, что наибольшую пользу эти меры принесут мелкому и среднему европейскому бизнесу, заинтересованному во взаимодействии с Ираном. Странам-членам ЕС рекомендовано иметь на вооружении возможности единоразовых трансферов Центральному банку Ирана на случай принятия США мер в отношении компаний энергетического сектора, чтобы Тегеран мог своевременно получать платежи за поставленную нефть. Однако практическое воплощение заявленных мер остается под вопросом. Подобный прецедент возникал всего один раз — в 1996 г. — и до необходимости применения блокирующего статута дело не дошло; тогда США предпочли вести переговоры.

Пока европейские лидеры настроены решительно, чего нельзя сказать о бизнесе — в итоге компании будут следовать за своими интересами, а не бороться за идею многополярности и независимости Европы от США даже после, казалось бы, унизительного разворота Трампа. Вряд ли бизнес задевают и попытки давления, как, например, заявление американского посла в Германии Ричарда Гренела: «Немецкие компании должны немедленно свести на нет свой бизнес с Ираном», — написал он в Twitter, вызвав протест Немецко-иранской торговой палаты. В конечном итоге прибыль остается основным мерилом, и компании будут взвешивать свои риски.

Например, теперь под вопросом оказалось решение одной из самых наболевших проблем санкционного периода — обновление иранского авиафлота. Логично, что 80 американских лайнеров производства Boeing не будут поставлены в Иран; нелогично, но ожидаемо, что европейский Airbus также откажется от заказа 100 пассажирских лайнеров, чтобы не рисковать потерей американских поставщиков некоторых деталей для своих самолетов. То же касается и франко-итальянской ATR. Общая сумма этих заказов составила около 40 млрд долл., из которых около 19 млрд долл. приходится на долю Airbus, хотя депозит Ираном внесен не был. В итоге IranAir получил всего около 11 авиалайнеров, из которых три были доставлены Airbus.

О выходе из разработки 11-й фазы месторождения Южный Парс стоимостью 2 млрд долл. сообщила французская Total, о намерении выйти из проектов в Иране также заявила датская транспортно-логистическая компания Maersk. Немецкая Siemens сообщила о невозможности продолжения работ в Иране в том случае, если компания не получит иммунитет от вторичных санкций США. Решительными заявлениями ЕС, прежде всего, отстаивает моральный аспект вопроса, к которому относится и его собственный суверенитет, даже если практика не принесет Ирану ощутимые выгоды.

Еще одна надежда многополярного мира в этом процессе — Китай — тоже будет руководствоваться собственными интересами. В данном случае важно обратить внимание на статистику — Китай является самым крупным торговым партнером Ирана (в 2017 г. торговый оборот между двумя странами оценивался в 37 млрд долл.), покупателем иранской нефти, инвестором и кредитором (Пекин открыл для Тегерана кредитную линию на 10 млрд долл.). Китайская CNPC имеет 30%-ю долю в многомиллиардном проекте по разработке газового месторождения Южный Парс, из которого как раз планирует выйти французская Total. Обсуждая развитие отношений в период после заключения СВПД, Китай и Иран договорились принять меры по увеличению объема двусторонней торговли до 600 млрд долл. в ближайшие 10 лет. Между тем, объем торговли Китая с США уже составляет 636 млрд долл., что в разы больше, чем с Ираном. В случае с Китаем ответные меры США за неготовность сотрудничать как по вопросу давления на Иран, так и по любым другим, проявили себя в отношении гиганта ZTE, производящего телекоммуникационное оборудование. В мае 2018 г. ZTE объявил о прекращении основных операций в связи с запретом, наложенным американским департаментом торговли на экспорт некоторых необходимых компонентов и программного обеспечения, производимых в США, в связи с нарушением санкций против Ирана и Северной Кореи. По мнению иранского китаиста Мохсена Шариатиния, решительное наступление Д. Трампа на торговлю с Китаем и ситуация на Корейском полуострове, требующая особого внимания, скорее, заставят Пекин занять нейтральную позицию по СВПД и отправить мяч на европейскую половину поля вместо того, чтобы скрашивать напряженное ожидание политических элит в Тегеране обещаниями поддержки.

Реакция Ирана

Иван Тимофеев:
Пиррова победа? Опыт санкционной войны против Ирана

СВПД — самое большое, а может, и единственное достижение администрации президента Рухани — какой-то приемлемый план удалось согласовать и с группой «5+1», и с многообразной национальной политической элитой. И хотя основное приобретение от него по-прежнему моральное, Тегеран старается оставить договоренности в силе, даже если теперь это формат «4+1», исключающий США. СВПД нарушил единство антииранского фронта, и в интересах Тегерана это достижение зафиксировать, а может, даже обернуть выход США из договоренностей в свою пользу.

После заявления Трампа о судьбе СВПД иранский министр иностранных дел Мохаммад-Джавад Зариф провел турне, посетив 13 мая Китай, 14 мая — Россию, 15 мая — ЕС, таким образом охватив все сознательные стороны «ядерной сделки», и после осталось только ждать реакции. При этом нужно понимать, в каком окружении это ожидание происходит. В Тегеране справедливо опасаются, что решение США позволит их региональным союзникам почувствовать себя более уверенно, что еще больше обострит обстановку в регионе.

В мае 2017 г. принц Мохаммед бин Салман заявил, что Иран следует экстремистской идеологии, связав ее тогда с шиитским толком ислама, а потому вряд ли Эр-Рияд сможет найти точки соприкосновения с Тегераном. На уровне риторики Иран реагировал дипломатично и на это интервью, и на другое, в котором наследный принц сравнил духовного лидера Али Хаменеи с Гитлером; в своем недавнем интервью министр Зариф сдержанно призвал Саудовскую Аравию отказаться от иллюзии о том, что для для подтверждения своей повестки Эр-Рияду необходим конфликт с Тегераном. «Саудитам не только не нужен этот конфликт, они еще и не могут его себе позволить», — отметил Зариф.

Очевидно, что Иран обеспокоен наступательными действия Израиля в Сирии — похоже, что решение Трампа придало Тель-Авиву уверенности, и конфронтация между двумя до сего момента больше вербальными, чем физическими противниками может нарастать. Лидер ливанской Хезболлы Хасан Насралла пообещал, что Израилю придется ответить за смерть семи иранских военнослужащих, произошедшую в апреле 2018 года в результате удара по сирийской военной базе (в Тегеране события не комментируют, поскольку присутствие иранских военных в Сирии, кроме тех, что «стоят на защите шиитских святынь», официально не признается).

Накал обстановки в регионе, воинственная риторика Израиля и его соседей по Персидскому заливу — все это звучит как очень громкие барабаны войны, вполне оправдывающие настоятельные попытки Ирана развивать ракетную программу, обосновывая это интересами собственной безопасности. Аналитики рассуждают, что в этих координированных действиях может заключаться изначальный план США, Израиля и арабских стран Залива подтолкнуть Иран к выходу из СВПД, таким образом открыв путь к военным действиям. Тем более что параллельно Тегеран вынужден обеспокоенно наблюдать за конгрессменами-республиканцами, предлагающими новый законопроект, который облегчит авторизацию военных операций президентом США. Более того, некоторые сенаторы даже подчеркивают, что законопроект может быть применен Трампом для начала военных действий против Ирана.

В этой обстановке укорененное недоверие к России только умножает количество факторов риска. Иранские аналитики и так скептически относились к усилиям России по урегулированию иранского ядерного вопроса, поскольку Москва, по мнению Тегерана, обычно преследует собственные интересы. Например, в качестве свежего доказательства ненадежности России приводят высказывание заместителя министра иностранных дел Сергея Рябкова о том, что предложения Эмманюэля Макрона о разработке нового соглашения, урегулирующего «проблемы в разных аспектах поведения Ирана» заслуживают рассмотрения; в то время как Иран ясно дал понять, что отсутствует всякая возможность включения каких-либо дополнений к СВПД.

Илья Веденеев:
Россия — Иран: сотрудничество из-за санкций?

Беспокоят Иран и особые российско-израильские отношения; в частности это касается, например, существующих предположений о том, что Москва не будет блокировать израильские операции против иранских сил на сирийской территории, но лишь хотела бы быть проинформированной, чтобы самой избежать потерь. Сюда также относятся подозрения о том, что решение не поставлять ЗРК С-300 в Сирию, вопреки заявленным ранее планам, было принято по результатам встречи Путина с Нетаньяху в Москве 9 мая. Будут в Тегеране внимательно следить и за российско-саудовскими соглашениями, которые планируется подписать на полях ПМЭФ-2018, проходящего 24–26 мая в Санкт-Петербурге, поскольку часть из них, скорее всего, затронет эффект возврата санкций США.

Окруженный этими и другими факторами риска и представлениями о них, Иран какое-то время проведет в режиме ожидания, прежде чем начнет нарастать внутреннее давление и возникнет потребность в принятии конкретных решений. Духовный лидер аятолла Али Хаменеи отреагировал на сбывшееся пророчество иранских фундаменталистов, в очередной раз заметив, что не доверяет Западу, в том числе и европейским участникам сделки: «Если наше правительство хочет пойти на какую-то сделку, они должны запросить гарантии, иначе европейцы поступят так же, как и США». Складывается впечатление, что СВПД обрел монополию во внутрииранской дискуссии по внешней политике, вытеснив все остальное. Даже победа блока Муктады ас-Садра на выборах в Ираке отошла на второй план. Разброс мнений государственных деятелей варьируется от заявлений о том, что СВПД был «актом мошенничества» с самого начала до напоминаний о том, что соглашение было принято при содействии и по решению основных государственных институтов — правительства, меджлиса, Высшего совета по национальной безопасности — и с одобрения духовного лидера.

Нарратив национальной ядерной программы не утратил своего значения в качестве одного из самых важных ориентиров в принятии внешнеполитических решений в Иране даже после пороговой даты 15 июля 2015 г., когда группа международных посредников «5+1» пришла к единому соглашению. Только теперь, когда случилось ожидаемое, оказалось, что к нему не готовы, и будто с подачи Трампа все решили сыграть в гляделки. Иран, а вслед за ним Россия и Китай смотрят, сможет ли ЕС обеспечить Ирану экономические выгоды, ожидаемые от СВПД, несмотря на выход из него США. ЕС будет смотреть, насколько готовы работать с Ираном мелкий и средний бизнес при не слишком многообещающих гарантиях безопасности. Иран также наблюдает, насколько далеко могут зайти Израиль и Саудовская Аравия при такой деструктивно мотивирующей политике Трампа. Еще Иран смотрит на Северную Корею, которая, выждав нужное время, теперь будет участвовать в переговорах с США с позиций силы, ведь Пхеньян не отказался от военной ядерной программы, а значит, сохраняет рычаги давления. Из Северной Кореи тоже наверняка наблюдают за тем, что стало с Ираном, отказавшимся не только от военных ядерных амбиций, но и ограничившим развитие мирного атома. Наконец, Трамп смотрит, насколько далеко готова зайти «обиженная» Европа в попытке доказать свою независимость, и в какой момент Иран сдастся и сам откажется от СВПД.

Говорят, если долго играть в гляделки, подсознательное начинает производить галлюцинации. При таком наслоении всеобщих недомолвок, конфликтов, подозрений и требований, похоже, что именно это и происходит со всеми участниками игры.