Игра в бирюльки на ливийском поле — 2

Весной 2020 г. силам Правительства национального согласия (ПНС) Ливии удалось отбросить войска Ливийской национальной армии (ЛНА) Халифы Хафтара от столицы страны. Они захватили контроль над городами Тархуна и Бени Валид, а также осадили прибрежный Сирт. Столичная агломерация оказалась под контролем сил операции «Вулкан гнева» генерала Усамы Джуэйли и министра внутренних дел Фатхи Башаги, действующих от имени признанного ООН ПНС во главе с председателем президентского совета Фаизом Сарраджем.

Еще в 2017 г. авторы в статье «Игра в бирюльки на ливийском поле» отмечали, что для изменения баланса сил, обрекающего Ливию на патовую ситуацию, было необходимым наличие именно внешнего вмешательства, коим, по сути, и стало целенаправленное вовлечение Турции в конфликт между ПНС и действующей от имени Палаты представителей (ПП) ЛНА на стороне первого. С тех пор региональные игроки не только не прекратили вкладывать свои капиталы в ливийский конфликт, поддерживая ту или иную сторону в военном, политическом и экономическом отношении, но лишь ужесточили агрессивную риторику в адрес друг друга. Тем самым они не столько способствовали разрешению ливийского конфликта, сколько сделали Ливию заложником своей конкурентной борьбы за региональное лидерство. Все это последовательно способствовало эскалации насилия и интернационализации конфликта.

До сих пор желавшие соблюдать дистанцию от ливийского вопроса Москва и Вашингтон могут теперь оказаться перед необходимостью более значительного вмешательства в процесс его урегулирования. Риск этого нежелательного во всех отношениях сценария развития событий возрастает в результате дисфункции международных институтов безопасности в Средиземноморье и Северной Африке по вопросу политического урегулирования, беспочвенных амбиций региональных держав и беспрецедентного уровня деградации отношений не столько между ливийскими лидерами, чья роль вторична, сколько между ливийскими регионами, городами и группами населения. Ливии нужен гражданский мир, а его в измученной гражданской войной стране как не было, так и нет. В среднесрочной перспективе весьма осторожные, если не сказать — опасливые, прогнозы будущего мирового нефтяного рынка не только делают ливийские месторождения лакомым куском для региональных акторов, но и являются камнем преткновения для внутренних сил. Борьба за обладание ими неизменно будет провоцировать конфронтацию как между регионами страны, так и между региональными державами. Сначала разрушенная вследствие военного вмешательства стран Запада в 2011 г., а позже брошенная ими же на произвол судьбы Ливия стала заложником интересов региональных игроков, полем их конкурентной борьбы, а затем и войны по доверенности между региональными альянсами. К сожалению, в этих условиях приходится констатировать, что мы находимся лишь в начале очень сложного и долгого пути, итог которого пока неясен.

Весной 2020 г. силам Правительства национального согласия (ПНС) Ливии удалось отбросить войска Ливийской национальной армии (ЛНА) [1] Халифы Хафтара от столицы страны. Они захватили контроль над городами Тархуна и Бени Валид, а также осадили прибрежный Сирт. Столичная агломерация оказалась под контролем сил операции «Вулкан гнева» генерала Усамы Джуэйли и министра внутренних дел Фатхи Башаги, действующих от имени признанного ООН ПНС во главе с председателем президентского совета Фаизом Сарраджем.

Еще в 2017 г. авторы в статье «Игра в бирюльки на ливийском поле» отмечали, что для изменения баланса сил, обрекающего Ливию на патовую ситуацию, было необходимым наличие именно внешнего вмешательства, коим, по сути, и стало целенаправленное вовлечение Турции в конфликт между ПНС и действующей от имени Палаты представителей (ПП) ЛНА на стороне первого. С тех пор региональные игроки не только не прекратили вкладывать свои капиталы в ливийский конфликт, поддерживая ту или иную сторону в военном, политическом и экономическом отношении, но лишь ужесточили агрессивную риторику в адрес друг друга. Тем самым они не столько способствовали разрешению ливийского конфликта, сколько сделали Ливию заложником своей конкурентной борьбы за региональное лидерство. Все это последовательно способствовало эскалации насилия и интернационализации конфликта.

Запад и НАТО — возвращаясь к истокам ливийского хаоса

Григорий Лукьянов, Руслан Мамедов:
Игра в бирюльки на ливийском поле

Прошедшая в январе 2020 г. в Москве встреча по ливийскому урегулированию под эгидой России и Турции и международная конференция в Берлине хоть слегка и всколыхнули то болото, в которое погрузился процесс содействия политическому урегулированию, но не привнесли принципиальных изменений в процесс динамичной деградирующей военно-политической ситуации. В условиях установившегося на тот момент баланса военных сил на земле и невозможности переломить ситуацию военными средствами ни одной из сторон и ЛНА, и силы ПНС использовали возникшую паузу для накапливания сил и подготовки к новому решительному столкновению. Берлинская конференция, как и её итоговое коммюнике, в подготовке которого ливийские представители фактически не принимали участия, не были восприняты всерьез никем с ливийской стороны: ни присутствовавшими на ней в качестве «свадебных генералов» Ф. Сарраджем и Х. Хафтаром, ни тем более всеми остальными акторами ливийского кризиса, менее заметными из-за рубежа, но часто очень значимыми в самой Ливии. Даже сами участники берлинской встречи со стороны заинтересованных государств восприняли германскую мирную инициативу весьма субъективно — не как основу для консенсуса, а как средство для достижения тактического преимущества и лишь собственной выгоды.

Стоить признать, что дипломаты и эксперты не только подчеркнули принципы политического решения, признана необходимость прекращения огня и соблюдения эмбарго на поставки вооружений, но подробно проработаны отдельные аспекты и механизмы урегулирования по принципу «корзин». Все это хорошо, но чрезвычайно идеалистично и утопично, принимая во внимание современные реалии ливийского конфликта. Толком заработал лишь формат переговоров 5+5 (по пять военных представителей со стороны ЛНА и ПНС) по вопросам военной безопасности. Скептики не зря называли весь комплекс берлинских инициатив максимум — мертворожденным, минимум — несвоевременным, поскольку очевидно, что на сегодняшний день все они либо провалились, либо были приостановлены. Никакая из сторон и внешних игроков не собирались соблюдать эмбарго на поставки вооружений, которые осуществлялись практически в открытую, откровенно нарушая запрет ООН в течение нескольких лет. Озвученная ЛНА поддержка операции «Ирини», призванной установить морской санитарный кордон во исполнение режима эмбарго на поставки оружия, имела целью не остановить неконтролируемый ввоз оружия в страну для всех, но оказать давление на противника. Планировалось сделать это, ограничив преимущественно морские поставки тяжелой техники и припасов из Турции силам операции «Вулкан гнева», сохранив при этом неизменным собственный канал снабжения через ливийско-египетскую границу.

Когда ЛНА получает открытую поддержку со стороны Египта, ОАЭ, Греции и тайную — от Франции, а ПНС напрямую поддерживается Турцией и косвенно — Италией, очевиден не только провал попытки ФРГ примирить страны ЕС и выступить с единой стратегией на ливийском направлении. Существует и кризис солидарности внутри НАТО, чьи претензии на присутствие в регионе и выполнение функций гаранта региональной безопасности в очередной раз рушатся перед лицом внутренних разногласий.

После успешных для ПНС и Турции боевых действий в мае-июне 2020 г., в результате которых Х. Хафтар отступил от Триполи, ситуация в процессе урегулирования не изменилась к лучшему, даже несмотря на прозвучавшие предложения и инициативу по прекращению огня из Каира. Как и многие инициативы до него, каирское предложение является вынужденной мерой, реакцией на изменения на фронте и преследует своей целью не допустить военного разгрома ЛНА и продвижения сил ПНС на Восток, к ливийско-египетской границе. Однако не только в регионе и Европе озабочены эскалацией в Ливии, но и все большее внимание этому вопросу уделяется со стороны США.

Андрей Кортунов:
Ливийский цугцванг: шансы на ничью

Активизация США на ливийском направлении носит во многом реакционный характер и преимущественно основывается не на четком понимании собственного интереса и сформулированной стратегии, а на необходимости вынужденно реагировать на изменение ситуации вокруг ливийского конфликта и поступающие запросы со стороны официальных союзников и партнеров на вмешательство. На протяжении всех лет после событий 2012 г., когда в Бенгази было разгромлено консульство и погиб посол США, ливийский кейс не просто оставался на периферии региональной политики Вашингтона, но и был предельно токсичным. Все политические силы стремились дистанцироваться от него в одинаковой степени. И демократы, представитель которых — Б. Обама — находился у власти и чей кандидат в президенты — Х. Клинтон, — занимая пост государственного секретаря, напрямую несли ответственность как за политику, приведшую к краху ливийской государственности, так и за гибель американских граждан после того, как война «якобы» закончилась и наступил «якобы» мир. И республиканцы с приходом к власти Д. Трампа ливийскую тему не продвигали, за исключением лишь одного аспекта — борьбы с международным терроризмом в лице ИГ (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории России). Эта цель была неотъемлемой частью предвыборных обещаний 45-го президента США и потому не могла быть отменена.

Ливийская политика США на данном этапе испытывает влияние турбулентности в отношениях Вашингтона и Анкары, а также сосредоточена на поиске противодействия политике Москвы в том виде, в котором американский политический истэблишмент в настоящий момент её себе представляет. Однако есть и другие игроки, о которых США не могут забыть и на кого не могут не обращать внимание. Например, Египет и ОАЭ. На этом фоне американцам все же приходится задавать себе вопросы о реальных интересах США, как и анализировать свои предыдущие действия. Тем более, что после отставки специального представителя генерального секретаря ООН по Ливии Гасана Саламе на ставшее вакантным место претендуют два кандидата. Один из них — действующий заместитель спецпредставителя и и.о. руководителя миссии ООН по поддержке в Ливии американка Стефани Турко Уильямс. Её кандидатура не устраивает многих, в том числе вызывает она сомнения и в Москве. Большие ожидания, порожденные эпохой после завершения холодной войны, когда нельзя было представить регулирование (но не разрешение) ни одного регионального конфликта без участия главного регионального «жандарма» (десятки военных баз в регионе — sic!) в лице США, не отменяют свежие воспоминания о том, к чему привело американское участие в Ираке, Сирии и той же Ливии.

В июне 2020 г. бывший директор Центральной разведки (1991–1993 гг.) и министр обороны США (2006–2011 гг.) Роберт Гейтс в своей статье отметил, что ливийский кейс можно рассматривать в качестве примера «неверно спланированной военной интервенции», вызвавшей «катастрофические последствия».

Будучи главой Пентагона в 2011 г., сам Роберт Гейтс проведению операции в Ливии против Муаммара Каддафи воспротивился, однако президент Б. Обама решил вмешаться. По мнению Р. Гейтса, тогда «администрация допустила две стратегические ошибки. Первой стало ее согласие расширить первоначальную гуманитарную миссию НАТО… Второй стратегической ошибкой стала неспособность администрации Обамы взять на себя хоть какую-то международную функцию по восстановлению порядка и созданию работоспособного правительства после Каддафи». Согласно Р. Гейтсу, расширение миссии НАТО в итоге привело к отходу от первоначальных целей в сторону свержения режима, тогда как угрозы интересам США М. Каддафи не нес. Р. Гейтс отмечает, что «из-за полного краха правительства М. Каддафи более 20 000 переносных зенитно-ракетных комплексов и бесчисленное количество другого оружия из его арсенала расползлось по всей Африке и Ближнему Востоку, вызвало гражданскую войну в 2014 году, на годы погрузило Ливию в пучину хаоса, способствовало усилению позиций ИГИЛ и дало возможность России претендовать на роль вершительницы судьбы этой страны. В Ливии до сих пор беспорядок и неразбериха. Американская военная кампания в Ливии, как и в Сомали, на Гаити, в Афганистане и Ираке, вышла за рамки первоначальной цели, но это ничего не принесло, кроме бед и проблем». Такая оценка событий 2011 г. бывшим министром обороны США возвращает нас к теме разрушения государственности внешней силой в результате неверной переоценки целей в момент операции, как и отсутствия стратегического планирования по вопросу содействия восстановлению этой государственности после завершения боевой операции.

Сегодня политика США в отношении Ливии также диктуется отсутствием стратегического видения, как следствие — не несет позитивный заряд остальным заинтересованным сторонам. Более того, крайне деструктивное влияние на сам процесс поиска выхода из ливийского тупика оказывает «подмена понятий» в духе времен холодной войны, которой «болеет» современная американская политика. При этом, учитывая все еще немалые возможности американской политики в регионе, такая близорукость может привести к малопредсказуемым последствиям.

Несмотря на это, при занятии определенной позиции американцы рискуют столкнуться с противостоянием со стороны государств — партнеров США, пребывающих в разных лагерях в отношении ливийского конфликта и давно определившихся со своими интересами. Речь идет как о союзниках по НАТО, так и о партнерах в регионе.

Эскалация региональной конфронтации вокруг Ливии

Иван Бочаров:
Война в Ливии: можно ли говорить о полном разгроме Халифы Хафтара?

Ливийский кризис, характерным признаком которого всегда была «стабильная нестабильность» [2], оказался не только «крепким орешком», доказавшим неэффективность существующих подходов и целых институтов (как, например, институт спецпредставителя генерального секретаря ООН) к урегулированию сложных внутренних конфликтов, но и «яблоком раздора», поставившим регион на грань прямого столкновения двух альянсов — катарско-турецкого и египетско-эмиратского.

На региональном уровне ничем неприкрытые агрессивные действия ЛНА на триполитанском направлении вызвали открытое вмешательство Турции, которая, использовав весь свой богатый опыт в Сирии, затмила союзников Хафтара — ОАЭ, Египет и Францию — в плане степени вовлеченности в конфликт. Оказанная Анкарой помощь поставками вооружений и военной техники, советниками и военными специалистами, а также непосредственным участием турецких офицеров в планировании и проведении боевых действий стала решающим фактором, изменившим в корне ход военной кампании 2019–2020 гг. и спасшим ПНС от прямого военного поражения в битве за Триполи.

Особую важность приобрел сирийский вектор, поскольку, вмешавшись в ливийские дела, Анкара открыла «сирийский экспресс 2.0», начав перебрасывать подконтрольных ей сирийских боевиков Сирийской национальной армии и группировок из Идлиба в Ливию для усиления позиций ПНС. В ответ Временное правительство ПП Ливии в Тобруке сблизилось с правительством Сирийской Арабской Республики во главе с Б. Асадом, что открыло возможности для координации усилий по сдерживанию Турции в регионе (чему не могли не способствовать из Абу-Даби и Каира). Последовательному сближению ОАЭ и Сирии значительно способствует их неприятие турецкой политики в регионе.

Турция закрепила свое присутствие в Ливии путем подписания с ПНС меморандума о взаимопонимании по морским зонам, а также меморандума о безопасности и военном сотрудничестве. Юридический статус соглашений вызвал сомнения, а сам факт его появления — жесткую и агрессивную реакцию ряда государств (в первую очередь — Греции). Именно поэтому он остается непризнанным на международном уровне. Тогда ныне бывший спецпосланник ООН по Ливии Гассан Саламе заявил, что юридический статус соглашения о демаркации морских границ должно рассматриваться в рамках институтов ООН, в частности, Международного суда ООН. Ряд восточносредиземноморских государств, включая Грецию, Египет и др., воспротивились таким действиям Анкары. Причем некоторые аналитики отмечают, что эти шаги Турции на самом деле могут оцениваться как запоздавшие ввиду неучастия Анкары в более ранних инициативах Израиля, Египта, Южного Кипра и Греции, направленных на извлечение восточносредиземноморского газа и строительства газопроводов. Кроме того, турецкий аналитик Ариф Асалыоглу отмечает участие в ливийских делах близкого президенту Турции Р. Эрдогану вооруженного формирования САДАТ. Кроме того, А. Асалыоглу приводит следующие слова: «Бывший советник президента США Майкл Рубин отметил, что САДАТ сыграла важную роль в подавлении попытки переворота в 2016 году. Он также сообщил, что САДАТ подготовила около 3 тыс. иностранных боевиков, действовавших в Сирии и Ливии, за что получила дотации от турецкого правительства. Майкл Рубин также заявил, что ИГИЛ и Аль-Нусра были в числе группировок, члены которых прошли военную подготовку в САДАТ».

Турецкая поддержка ПНС оказала существенное влияние на восстановление баланса сил, но не обеспечила решающий перевес ни для одной из сторон. Х. Хафтар продолжает контролировать экономически важные территории от Сирта до египетской границы на Востоке. Некоторый уход на второй план непосредственной угрозы со стороны Х. Хафтара позволил Триполи вернуться к теме перераспределения властных ресурсов и влияния и вскрыл проблемы внутри ПНС и связанных с ним сил. Так, далеко неслучайно стали поступать сообщения об обмене обвинениями между министром внутренних дел ПНС Фатхи Башагой и вице-председателем президентского совета Ахмедом Майтигом. Такие разлады внутри ПНС можно связать с все растущими амбициями лично Фатхи Башаги, происходящего из Мисураты и представляющего в т.ч. могущественные кланы и группировки этого города. Его влияние в Триполи продолжает расти, как и усиливающаяся координация с турками. Примечательно и то, что Фатхи Башага назывался в числе лиц, координировавших действия между силами НАТО и антикаддафийскими группировками Мисураты в 2011–2012 гг. Именно Фатхи Башагу считают ключевым координатором разветвленной сети милиций запада страны, причем занятие им в 2018 г. поста министра внутренних дел объясняется его противниками усилением Братьев-мусульман (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории РФ), с которыми у Ф. Башаги есть связи.

Леонид Цуканов:
Египетское лицо «антитурецкого клуба»

Подъем Ф. Башаги не устраивает не только силы, консолидировавшиеся вокруг ПП и ЛНА внутри Ливии, но и их внешнеполитических партнеров, чья решимость противодействовать их приходу к власти объясняется не симпатиями или антипатиями лично к фельдмаршалу Х. Хафтару, а пониманием собственных национальных интересов, интересов национальной безопасности и места Ливии в их обеспечении и защите.

Смерть Схирата. Необходимость новых договоренностей или военное решение?

«Лакмусовой бумажкой» деградации отношений между политическими силами на локальном уровне можно назвать не только эскалацию боевых действий, но и окончательное размывание и последовательную делегитимизацию институтов, признанных в 2015 г. в результате Схиратских соглашений. Учрежденное в 2015 г. ПНС было признано резолюцией Совета безопасности ООН 2259, легитимизировавшей Схиратские соглашения. Той же резолюцией был признан заседавший в Тобруке избранный в 2014 г. парламент страны — Палата представителей. Предполагалось, что ПНС должно было быть признано парламентом страны, однако этого так и не произошло. Согласно п. 3 ст. 1 Схиратских соглашений, любое решение, принятое президентским советом, должно быть предварительно одобрено и председателем, и его заместителями. Однако, как замечает ливийский исследователь Мухаммад Эльджарх, с января 2017 г. такого кворума набрано быть не могло ввиду выхода из состава президентского совета ряда членов совета.

В январе 2017 г. первым из президентского совета вышел один из пяти заместителей председателя — представлявший юг страны Муса аль-Кони. Тогда на пресс-конференции он заявил: «Я объявляю о своей отставке из-за провала президентского совета, потому что он несет ответственность за убийства, похищения людей и изнасилования, которые происходили в прошлом году». С этого момента решения президентского совета и ПНС были нелегитимны. Тем не менее позднее раскол внутри президентского совета углубился. 18 июля 2018 г. совет покинул его вице-председатель Фатхи аль-Миджбари, объяснив это также протестом против «контроля милиций в Триполи над военной сферой и сферой безопасности». 8 апреля 2019 г. из совета вышел и до того бойкотировавший заседания Али аль-Катрани, наиболее приближенный Ливийской национальной армии Х. Хафтара член совета. А. аль-Катрани также отметил, что председатель совета Фаиз Саррадж выделялся неконтролируемым использованием полномочий совета для продвижения вооруженных милиций, которые «силой оружия установили контроль» над столицей, по мнению А. аль-Катрани, в нарушение политического соглашения.

Если поддержанные ООН и ЕС Схиратские соглашения предполагали консолидацию и собрание в президентский совет представителей различных политических сил и частей страны, то с выходом обозначенных выше трех членов совета наметился процесс маргинализации юга и востока страны (представителями которых и были М. аль-Кони, Ф. аль-Миджбари и А. аль-Катрани). Стоит учитывать, что легитимность самого ПНС и президентского совета как общеливийского органа утрачена ввиду сущностного изменения самого института. ПНС «гомогенизировался», начав все более представлять только запад страны. Кроме прочего, согласно Схиратским соглашениям, мандат ПНС составлял два года и завершился в декабре 2017 г. Признание правительства в Триполи с этого момента обрастало правовыми пробелами. Этим и воспользовался глава ЛНА Х. Хафтар, когда в апреле 2019 г. начал военную кампанию на западе Ливии, имея целью установить контроль над Триполи, а в апреле 2020 г. и вовсе заявил о намерении армии взять в свои руки политическую власть в стране.

А что же Палата представителей в Тобруке и созданное ею альтернативное Временное правительство? В течение 2014–2020 гг. этот парламент, ныне единственный представительный орган общестранового уровня, избранный демократическим путем, обладает не только признанием извне со стороны ООН и ряда международных организаций, но и вполне определенной легитимностью в самой Ливии. До весны 2020 г., пока фельдмаршал Х. Хафтар не заявил о своем стремлении передать бразды прямого политического управления страной возглавляемой им «армии», поддержка ПП во главе с вполне лояльным фельдмаршалу спикером Агиллой Салехом являлась одним из основных камней в фундаменте претензий ЛНА не только на власть, но и на то, чтобы называться армией, а не просто вышедшей из-под контроля очень сильной и хорошо вооруженной, но все же милицией. С другой стороны, депутаты ПП в нынешних реалиях прекрасно осознают не только издержки сотрудничества с Х. Хафтаром, но и его безальтернативность для них. Как в 2014 г., так и в нынешних условиях, оказавшись один на один с Северо-Западом, они окажутся весьма уязвимыми, что заставляет их держаться за Х. Хафтара, несмотря на принимаемые им непопулярные решения и крутые меры.

Мохамед Эльдарх:
Ливийский кризис легитимности: в заложниках Схиратского соглашения

Сама по себе военная кампания Х. Хафтара вызвала предсказуемо жесткую ответную реакцию на локальном и региональном уровнях. На Северо-Западе на локальном уровне начался процесс временной консолидации группировок запада страны перед лицом общего врага. Причем если на первых этапах очень умело действовал ужесточивший свою риторику в отношении Х. Хафтара и ЛНА Ф. Саррадж, то чем дальше развивалась военная кампания 2019–2020 гг., тем заметней и самостоятельней становилась набирающая политический вес фигура министра внутренних дел ПНС Фатхи Башаги. Он стал своеобразным символом «сопротивления диктатуре». Тем не менее представляется, что такая консолидация военных и политических группировок Запада под эгидой ПНС может носить временный тактический характер. Это объясняется тем, что серьезный раскол между выходцами из Триполи, Мисураты и Зинтана — трех крупнейших городов, доминирующих на Северо-Западе, чьи элиты также далеко не гомогенны, — конструктивным образом не преодолены. Есть все основания полагать, что стоит Халифе Хафтару покинуть политическую арену, как былые разногласия выйдут на поверхность и бывшие союзники вцепятся друг в друга с прежним неистовством. Из небытия могут вернуться даже, как могло показаться, канувшие в лету ливийские филиалы ИГ. К слову, именно ИГ взяло на себя ответственность за несколько атак против ЛНА весной 2020 г. С другой стороны, что примечательно, элиты Северо-Востока, несмотря разногласия и сомнения в отношении происходящего в стране и действий ЛНА, остались в целом консолидированы и сравнительно едины. В условиях турбулентности ситуации признаков ее изменения не наблюдается, даже несмотря на привлечение внимания к мирной инициативе и проекту «дорожной карты» Агиллы Салеха.

Некоторые наблюдатели поспешили интерпретировать снятие осады с Триполи и стремительное контрнаступление сил ПНС на Восток как признаки скорого изживания военного решения и неминуемого возвращения сторон к переговорам. Этот оптимизм выглядит несколько наивным и преждевременным. Военное поражение Х. Хафтара и даже его полный уход с политической сцены не способны стать панацеей от всех бед современной Ливии, поскольку фельдмаршал никогда не был их корнем и причиной. Экономическое и демографическое неравенство между Востоком и Западом, отсутствие единой общей национальной идентичности, неудовлетворенность элит и населения северо-востока и северо-запада страны друг другом — все это стало причинами восхождения лично Х. Хафтара и проекта ЛНА, а не его следствием. В своем нынешнем виде ПНС и созданный под его эгидой хрупкий и рыхлый альянс сил Северо-Запада не может предложить Северо-Востоку, в распоряжении которого остаются крупные нефтяные месторождения, поддержка ряда иностранных государств и единственный легитимный парламент страны, ничего, кроме заведомо несправедливого передела доходов в пользу большинства. А это значит, что никто на Северо-Востоке не ждет ни «освободителей» ПНС, ни их турецких союзников.

***

До сих пор желавшие соблюдать дистанцию от ливийского вопроса Москва и Вашингтон могут теперь оказаться перед необходимостью более значительного вмешательства в процесс его урегулирования. Риск этого нежелательного во всех отношениях сценария развития событий возрастает в результате дисфункции международных институтов безопасности в Средиземноморье и Северной Африке по вопросу политического урегулирования, беспочвенных амбиций региональных держав и беспрецедентного уровня деградации отношений не столько между ливийскими лидерами, чья роль вторична, сколько между ливийскими регионами, городами и группами населения. Ливии нужен гражданский мир, а его в измученной гражданской войной стране как не было, так и нет. В среднесрочной перспективе весьма осторожные, если не сказать — опасливые, прогнозы будущего мирового нефтяного рынка не только делают ливийские месторождения лакомым куском для региональных акторов, но и являются камнем преткновения для внутренних сил. Борьба за обладание ими неизменно будет провоцировать конфронтацию как между регионами страны, так и между региональными державами. Сначала разрушенная вследствие военного вмешательства стран Запада в 2011 г., а позже брошенная ими же на произвол судьбы Ливия стала заложником интересов региональных игроков, полем их конкурентной борьбы, а затем и войны по доверенности между региональными альянсами. К сожалению, в этих условиях приходится констатировать, что мы находимся лишь в начале очень сложного и долгого пути, итог которого пока неясен.

1. С 2019 г. официальное самоназвание звучит как «Ливийские арабские вооруженные силы».

2. Труевцев К.М. Распад Ливии как фактор напряженности в Африке и Средиземноморье // Азия и Африка сегодня. 2016. № 10 (711). С. 12–20.