Европейское пространство безопасности: украинский разлом
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Голосов: 2, Рейтинг: 5) |
(2 голоса) |
К.э.н., зав. отделом европейской безопасности Института Европы РАН
Несмотря на возникшую на рубеже 1980–1990-х годов историческую перспективу формирования «Европы мира и сотрудничества», в рамках этой совместно декларированной цели зародился и развивается фундаментальный конфликт интересов между двумя европейскими полюсами – западным и восточным. Украинский кризис стал самым серьезным испытанием на пути создания единой Большой Европы.
Несмотря на возникшую на рубеже 1980–1990-х годов историческую перспективу формирования «Европы мира и сотрудничества», в рамках этой совместно декларированной цели зародился и развивается фундаментальный конфликт интересов между двумя европейскими полюсами – западным и восточным. Украинский кризис стал самым серьезным испытанием на пути создания единой Большой Европы.
После окончания холодной войны общая парадигма европейского развития изменилась принципиально – наметился переход от конфронтации и взаимного сдерживания к системному всестороннему сотрудничеству. Бывшим противникам на Западе и Востоке Европы удалось сформулировать и утвердить цель – создание единого и неделимого общеевропейского пространства и сообщества безопасности от Ванкувера до Владивостока, основанного на согласованных принципах, общих обязательствах и общих целях. Предполагается, что безопасность Большой Европы должна быть основана, с одной стороны, на всестороннем сотрудничестве, с другой – на кардинальном переформатировании отношений в сфере безопасности, включая военно-политическую составляющую.
Большая Европа – исторически шаткий концепт
После Второй мировой войны западноевропейская интеграционная система выстраивалась с целью сдерживания коммунистической и советской угрозы. Стратегической задачей Запада после распада ОВД и СССР стала консолидации собственных структур безопасности для парирования исходящих с Востока угроз и вызовов нестабильности, в том числе связанных с процессами дезинтеграции. Такая стратегия неизбежно сводила идею Большой Европы (Wider Europe) к курсу на расширение западного пространства «свободы, безопасности и стабильности» на Восток, включая практическую политику опорных евроатлантических институтов – НАТО и ЕС. Идеи и попытки включения России в расширяющееся евроатлантическое сообщество безопасности оказались несостоятельными, а сама Россия усилила противодействие давлению расширяющейся Евроатлантики и линию на консолидацию восточного (постсоветского) пространства.
Растущая взаимозависимость внутри европейской системы и на фоне глобализации объективно требует отказа от взаимного сдерживания в пользу формирования Большой Европы.
На рубеже 1980–1990-х годов возник глубинный конфликт интересов между двумя полюсами – интегрирующимся западным полюсом, который не может включить Россию, и Россией, которая хочет быть самостоятельным полюсом, политически равным Западу. Этот конфликт продолжает определяющим образом влиять на содержание и тенденции европейской системы безопасности (ЕСБ). Конфликтный потенциал периодически прорывается в виде политических кризисов в отношениях между Россией и Западом, одновременно подталкивая обе стороны к поиску неконфронтационных путей преодоления конфликта.
Растущая взаимозависимость внутри европейской системы и на фоне глобализации объективно требует отказа от взаимного сдерживания в пользу формирования Большой Европы. Вместе с тем на практике различающиеся интересы Востока и Запада (Евразийский проект vs Евроатлантика) заставляют постоянно поддерживать баланс между сдерживанием и сотрудничеством. Этот баланс, который можно охарактеризовать как взаимную сдержанность, периодически смещается в ту или иную сторону – в зависимости от эволюции европейской политико-экономической ситуации. Причем наиболее ощутимо эти колебания проявляются в сфере европейской безопасности. Во-первых, это наиболее чувствительная сфера обеспечения национальных или групповых суверенитетов и интересов. Во-вторых, до украинского кризиса ups & downs в этих отношениях не имели прямых, критически значимых экономических последствий, а косвенные эффекты не всегда линейны [1]. В-третьих, внесение тех или иных корректив в политику безопасности представляет собой относительно более легкую задачу в институциональном плане – и по процедурам согласования и реализации решений, и по срокам.
Однако именно эта кажущаяся легкость стала серьезным осложняющим фактором в европейских отношениях. Ухудшение отношений в сфере безопасности – политический сигнал опускающихся шлагбаумов на встречных маршрутах между Западом и Востоком Европы. В то же время, как показала практика, неправильно было бы переоценивать возможности прорывов, связанных с перезагрузкой в сфере безопасности. Неустойчивость и синусоидальная цикличность отношений безопасности проявляется в силу сохраняющихся (и усиливающихся) фундаментальных различий в интересах по линии Восток–Запад и, в свою очередь, обусловливает нарастание общей напряженности отношений.
Таким образом, хотя холодная война ушла в прошлое, биполярная структура европейской системы безопасности не исчезла, а трансформировалась в новую, размытую биполярность, когда внутренняя структура полюсов лишена прежней жесткости, и между ними формируется общее пространство взаимодействия. Это свидетельствует о том, что, несмотря на ликвидацию прямой военной угрозы между Западом и Востоком, в ЕСБ сохраняется, хотя и не превалирует, логика взаимного сдерживания и «игры с нулевой суммой», которые препятствуют развитию многостороннего многоуровневого партнерства. За четверть века после окончания холодной войны опасность военно-политического конфликта в Европе так и не удалось исключить, и украинский кризис вновь заставляет вносить соответствующие поправки в процесс политического планирования. Такое очередное смещение европейского политического баланса от сотрудничества к взаимному сдерживанию, тем более затрагивающее военно-политическое измерение отношений Запад–Россия, уже нельзя рассматривать как временное.
Украинский кризис – очередной откат назад
Запад и Россия фактически исчерпали имевшийся ресурс и политико-дипломатические возможности сближения на основе гармонизации двух европейских пространств и интеграционных проектов – евроатлантического (западного) и евразийского (восточного).
В отличие от прежних кризисов ЕСБ (Югославия-1999, Грузия-2008), когда оппоненты находили пути выхода из них с добавленной стоимостью сотрудничества, «украинский» конфликт, напротив, закрывает такую перспективу на обозримое будущее. Он девальвирует результаты перезагрузки российско-западных отношений в начале 2010-х годов, фактически не оставляя действующим и будущим конкурирующим политическим элитам выбора в пользу нового сближения. Очевидно, что Запад и Россия фактически исчерпали имевшийся ресурс и политико-дипломатические возможности сближения на основе гармонизации двух европейских пространств и интеграционных проектов – евроатлантического (западного) и евразийского (восточного).
С началом третьего президентского срока В. Путина в российской политике произошли существенные изменения. Россия предложила проект евразийской интеграции, который был ориентирован, прежде всего, на учет интересов партнеров, а не на политико-идеологический эффект в противостоянии западной экспансии. В этом смысле он был заявлен и задуман не как альтернатива западной интеграции и европейской ориентации России, а как проект возможной конвергенции, связывающий Запад и Восток евразийского пространства и позволяющий конкурировать на договорной и транспарентной основе. Но западные партнеры России, прежде всего ЕС, восприняли это не как возможность, а как геополитический вызов.
Третий острый кризис ЕСБ («украинский») расставил все точки над «и» и спровоцировал качественный сдвиг в российско-западных отношениях в сфере безопасности в направлении взаимного сдерживания. Для Запада российская политика в отношении Украины и «аннексия» Крыма стали неопровержимым доказательством агрессивно-имперского облика России. Россия, со своей стороны, также убедилась в неспособности и нежелании Запада учитывать ее фундаментальные озабоченности и интересы и, более того, в целенаправленной линии на подрыв этих интересов. Запад, прежде всего в лице НАТО, заявил, что уже не может строить отношения с Россией в прежнем формате («business as usual»). Период европейского модернизма после холодной войны закончился не постмодернизмом Большой Европы, а возвратом к геополитической классике.
Почему именно украинский кризис?
Внутриукраинский кризис, с одной стороны, стал отражением нараставшей напряженности между двумя полюсами Европы, а с другой – спровоцировал новый, ожидаемый кризис европейской системы безопасности, который заставляет ее участников существенным образом корректировать не только политику, но и свои стратегические ориентиры и установки. Страны НАТО официально заявили о пересмотре всего комплекса отношений с Россией, ЕС прервал переговоры по проекту нового базового соглашения, G8 вернулась к формату «Большой семерки», вопрос ужесточения западных санкций в отношении России вошел в центральный круг политической повестки взаимоотношений. С российской стороны звучат обвинения в адрес Запада (в первую очередь, США) в том, что конфликт носит управляемый характер и диктуется западными интересами и попытками сдерживания России.
Период европейского модернизма после холодной войны закончился не постмодернизмом Большой Европы, а возвратом к геополитической классике.
Принципиальная особенность украинского кризиса ЕСБ заключается в его беспрецедентной политико-экономической составляющей. Во-первых, он вызван обострившимся конфликтом двух европейских интеграционных проектов – западного и восточного, и геоэкономика как ключевой фактор стратегий развития и обеспечения суверенитета определяющим образом повлияла на стратегический выбор ЕС/США и России в сфере безопасности. Во-вторых, Запад впервые ввел в отношении России прямые экономические санкции. США, имеющие гораздо меньший объем экономических отношений с Россией по сравнению с Евросоюзом, оказывают на него существенное давление по ужесточению санкций в ответ на «аннексию Крыма» (1, 2, 3). Это значительно повышает порог для выхода из кризиса и уменьшает возможности снижения уровня военно-политической опасности в Европе, в том числе на договорно-правовой основе.
В-третьих, вопрос «кто будет платить» за Украину, тем более за какую Украину, становится принципиальным с точки зрения обеспечения европейской безопасности и поддержания относительной стабильности в Европе. Отсутствие согласованных или хотя бы взаимоприемлемых действий России и Запада по стабилизации ситуации на Украине и, напротив, продолжение перетягивания каната через Украину ведет к углублению раскола в ЕСБ.
Подписание Украиной, Молдавией и Грузией
Соглашения об ассоциации с ЕС
В-четвертых, кризис ЕСБ будет иметь долгосрочные политико-экономические последствия. И в ЕС, и в России уже начался поиск альтернативных торговых и финансово-инвестиционных ориентиров, в первую очередь на энергетическом рынке. И в странах ЕС, и в России бизнес пытается бороться не только с неблагоприятной политической конъюнктурой, но и с центробежными трендами, вызванными политическим кризисом в отношениях между Россией и Западом. В результате усиливается конфликт бизнес-интересов и политики безопасности.
Провал «мягкой силы»
«Мягкая сила», которая рассматривалась, прежде всего Евросоюзом, в качестве основного метода обеспечения безопасности в условиях кардинальных различий в политических целях, не позволяет снижать конфликтность и провоцирует политические кризисы взаимоотношений, включая военно-политическое противостояние. В этом смысле углубленная всеобъемлющая зона свободной торговли (УВЗСТ) и ассоциация, предложенные Евросоюзом восточным партнерам, стали ключевым вопросом европейской политики безопасности, высоко конфликтогенным, обострившим противоречия и разногласия по всем линиям: Восток–Запад, внутри конфликтных зон (конфликты затяжные, тлеющие, отсроченные, новые). «Мягкая сила» отнюдь не вытеснила безопасность жесткую, военно-политическую, как предполагалось ранее, а спровоцировала новый виток военно-политической напряженности. ЕСБ продолжает характеризоваться возрастающей волатильностью, ее единственной константой является «устойчивая неопределенность».
Углубленная всеобъемлющая зона свободной торговли (УВЗСТ) и ассоциация, предложенные Евросоюзом восточным партнерам, стали ключевым вопросом европейской политики безопасности, высоко конфликтогенным, обострившим противоречия и разногласия по всем линиям.
Чуть ли не главной характеристикой современной системы безопасности остается констатация ее неадекватности современным вызовам и угрозам. Но относительно того, в чем собственно состоит неадекватность, согласия нет – ни между государствами и политиками, ни между политиками и гражданским обществом баланс «сдерживание – партнерство» так и не был закреплен на шкале стратегического партнерства Россия–Запад.
Химера Большой Европы
Украинский кризис подтвердил вывод, сформулированный в контексте выхода из предыдущего, грузинского кризиса: без качественной реструктуризации системы европейской безопасности Большую Европу не построить. При этом стало еще более очевидно, что такие изменения невозможны без урегулирования фундаментальных разногласий, дилеммы «двух Европ». Она связана, с одной стороны, с политикой расширения и укрепления западного/евроатлантического пространства (и формирования Большой Европы путем его экспансии), с другой стороны, с невозможностью включить Россию в «евроатлантическую» модель Большой Европы и с нарастающим российским сопротивлением усиливающемуся давлению со стороны Запада. Однако главная проблема теперь состоит в том, что основные участники ЕСБ считают, что предыдущие неудавшиеся попытки продвижения к сообществу безопасности, включая соответствующие инициативы (Договор о европейской безопасности, совместная ПРО, Мезебергский меморандум Медведева–Меркель (июнь 2010 г.) о создании Комитета Россия–ЕС по вопросам внешней политики и безопасности и т.д.), не дают в обозримом будущем шансов на преодоление украинского кризиса путем возвращения к философии Большой Европы. Проект Большой Европы, в рамках которого обеспечивалось бы равноправное сотрудничество США–ЕС–Россия, вряд ли представляет стратегический интерес для Соединенных Штатов. Скорее наоборот, внутриевропейский конфликт позволяет им усилить свое влияние в Европе в ситуации, когда их стратегические приоритеты все более смещаются в сторону от Европы. В Европе/ЕС усилился лагерь новоевропейцев, которые и раньше призывали защищаться от «агрессивной России». Учитывая, что трансатлантический альянс является для этого главной опорой, европейские союзники США крайне ограничены в возможностях выхода за рамки американского курса в отношении России.
Подписание президентами России,
Казахстана, Белоруссии Договора о
Евразийском экономическом союзе
Попытка Запада (НАТО и ЕС) расставить все точки над «и» (1, 2) является, возможно, правильной основой для начала нового диалога. Очевидно, что в ситуации кризиса вокруг Украины пора признать правоту Запада: Россия действительно стремится к структурированию сферы собственных интересов (можно назвать их и особыми) и в этом смысле не отличается от Запада, который с начала 1990-х годов прилагает усилия к консолидации и расширению своей зоны «безопасности и стабильности». По сравнению с Западом Россия обладает относительно меньшими ресурсами и поэтому хочет по максимуму использовать свои преимущества, в том числе историческое наследие – пространство русского мира, политико-административный ресурс, экономический потенциал (включая топливно-энергетический сектор).
В кризисных условиях крайне сложно предлагать новый «Союз Европы». Россия и Запад вынуждены признать, что сместить в Европе баланс от сдерживания к действительному партнерству, уйти во взаимоотношениях от «игры с нулевой суммой» так и не удалось, несмотря на две довольно успешные попытки на рубеже 2000-х и 2010-х годов вывести отношения из политического кризиса с добавленной стоимостью сотрудничества. Такая антикризисная стратегия в нынешних условиях вряд ли политически приемлема, поскольку ранее так и не позволила решить главную задачу – гармонизировать общеевропейское пространство, разорванное теперь Украиной и внутри Украины. Дефицит взаимного доверия в Европе перерос в полную девальвацию доверия: Россия уже не может доверять Западу, а Запад не может доверять России. Максимум, на который можно работать в обозримой перспективе, – минимизация ущербов и сохранение разумного уровня прагматического сотрудничества и конструктивных отношений. При этом в нынешней кризисной ситуации на обоих полюсах Европы закладываются новые стратегии, отправной точкой которых является признание необходимости обезопасить себя от высокой обоюдной стратегической зависимости.
Вместе с тем новые реалии – подписание соглашений об ассоциации между ЕС и тремя восточными партнерами (Грузией, Молдавией, Украиной) и подписание президентами России, Казахстана, Белоруссии Договора о Евразийском экономическом союзе – объективно формируют новую общеевропейскую повестку. Принципиально важно попытаться сформулировать ее не в русле нового геополитического противоборства, а в контексте снижения уровня конфликтности, гармонизации развивающихся интеграционных структур, включая совместные правила и демократические механизмы конкуренции.
При этом будущие параметры европейской системы безопасности в большой мере зависят от развития ситуации на Украине и вокруг Украины. Глубокие внутренние причины украинского кризиса наряду с сильно действующими внешними факторами конфликта, фактически перейденным порогом «гуманитарной цены» и вероятностью его дальнейшей военно-политической эскалации делают ситуацию крайне непредсказуемой, а задачу урегулирования особенно сложной.
* * *
Таким образом, внешний конфликт интересов спровоцировал кризис на Украине, но этот кризис стал, со всей очевидностью, не только отражением нараставших расколов в Европе, но и их питательной средой. Чтобы выйти из нынешнего крайне глубокого кризиса в Европе, необходимо, с одной стороны, попытаться сохранить в качестве совместной основополагающей цели формирование Большой Европы, которая, по крайней мере, ограничивала бы негативные политические реакции и действия в острой фазе украинского кризиса. С другой стороны, важно сосредоточиться на совместном урегулировании на Украине, понимая под этим не только комплекс задач по деэскалации и надежной стабилизации, но и необходимое условие для дальнейшего кооперативного развития общеевропейской системы.
1. Например, охлаждение отношений по линии Россия–НАТО в какой-то мере позволяло удерживать от деградации экономический блок отношений, отводить политические разногласия в иную сторону и даже повышать заинтересованность в использовании площадок взаимодействия вне НАТО, прежде всего, в формате Россия–ЕС и G8. После Югославии-1999 замораживание отношений Россия–НАТО сопровождалось активизацией отношений Россия–ЕС (во многом для восполнения дефицита политического диалога). После Грузии-2008 ЕС не ввел санкции, поскольку замораживание отношений с Россией по линии НАТО позволяло трактовать это как политически ясную реакцию, достаточную для того, чтобы не рисковать экономическими интересами и связями.
(Голосов: 2, Рейтинг: 5) |
(2 голоса) |
