Европейский декалог и ближневосточный дуодецим

Ближневосточная тематика вошла в моду. Неожиданно непонятно откуда появилось множество «экспертов» по региону, готовых продвигать подчас весьма экстравагантные варианты выстраивания нового, мирного и процветающего Ближнего Востока. Многое из обсуждаемого несет на себя явный отпечаток текущей конъюнктуры или политических пристрастий авторов, многое следует отнести к разряду прекраснодушных, но мало связанных с реальностью пожеланий.

Между тем ситуация на Ближнем Востоке на протяжении последних лет остается, мягко говоря, неудовлетворительной.

В наши дни Ближний Восток экспортирует в окружающий мир не только нефть и газ, но и многомиллионные потоки беженцев и политический экстремизм. Перед нами встает не региональная проблема, которую можно было бы как-то изолировать или игнорировать, но глобальный вызов; от нашего общего ответа на него зависит очень многое для судеб всего человечества. И хотя отдельные успехи в стабилизации положения в тех или иных странах Ближнего Востока имеются, общие перспективы региона выглядят на данный момент не слишком радужно.

Очередная попытка сформулировать основы новой системы безопасности для Ближнего Востока была предпринята 18–20 декабря 2018 г. группой авторитетных экспертов, общественных деятелей и бывших политиков из Египта, Ирана, Ирака, Иордании, Ливана, Саудовской Аравии, Йемена, Турции, Сирии, ОАЭ, а также из США, Европы, России и Китая в рамках международной инициативы «Ближневосточный диалог».

Одним из промежуточных итогов работы стал список из двенадцати принципов (дуодецим), на которых новая ближневосточная система безопасности могла бы базироваться. В значительной мере ближневосточной дуодецим повторяет европейский декалог — десять принципов Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанного в Хельсинки 1 августа 1975 г. руководителями 33 европейских стран, США и Канады.

1. Уважение суверенитета и территориальной целостности государств региона.
2. Создание инклюзивного механизма урегулирования конфликтов.
3. Восстановление легитимности и эффективности национальных правительств на основе достижения внутриполитических компромиссов и национального примирения.
4. Ликвидация террористических организаций (тех, которые определяются как террористические Организацией Объединенных Наций).
5. Интеграция или роспуск негосударственных вооруженных формирований.
6. Обеспечение прав меньшинств.
7. Возвращение беженцев.
8. Создание системы мер укрепления доверия в регионе.
9. Формирование предпосылок для региональной экономической интеграции.
10. Поощрение культурно-гуманитарного взаимодействия.
11. Строительство системы региональных институтов.
12. Опора на ООН и имеющиеся региональные соглашения.

Андрей Кортунов, принимавший непосредственное участие в работе экспертной группы, представил критический разбор документа.

Ближний Восток сегодня находится в гораздо более тяжелом и сложном положении, чем была Европа в 1975 г., и использование модели хельсинского декалога в регионе представляется малопродуктивным. Однако модель ОБСЕ (возможно, наряду с моделью АСЕАН) по совокупности характеристик представляется более актуальной для Ближнего Востока, чем модель НАТО или Европейского союза. Поэтому, при очевидной незавершенности и уязвимости принципов «ближневосточного дуодецима», над этим документом стоит работать дальше.

Сегодня в мире не ощущается недостатка в идеях и предложениях, нацеленных на стабилизацию ситуации в неспокойном ближневосточном регионе. Со времен «арабского пробуждения» многочисленные группы политиков, аналитиков, общественных деятелей и журналистов неустанно бьются над разнообразными планами, «дорожными картами», моделями региональной безопасности и сценариями развития ситуации на Ближнем Востоке.

Ближневосточная тематика вошла в моду. Неожиданно непонятно откуда появилось множество «экспертов» по региону, готовых продвигать подчас весьма экстравагантные варианты выстраивания нового, мирного и процветающего Ближнего Востока. Многое из обсуждаемого несет на себе явный отпечаток текущей конъюнктуры или политических пристрастий авторов, многое следует отнести к разряду прекраснодушных, но мало связанных с реальностью пожеланий.

Между тем ситуация на Ближнем Востоке на протяжении последних лет остается, мягко говоря, неудовлетворительной. Каждый день здесь происходят боевые столкновения, гибнут мирные люди, разрушается экономическая и социальная инфраструктура. Общие людские потери в ближневосточных конфликтах с начала века оцениваются в полтора миллиона человек — это больше, чем в любом другом регионе мира. В наши дни Ближний Восток экспортирует в окружающий мир не только нефть и газ, но и многомиллионные потоки беженцев и политический экстремизм. Перед нами встает не региональная проблема, которую можно было бы как-то изолировать или игнорировать, но глобальный вызов; от нашего общего ответа на него зависит очень многое для судеб всего человечества. И хотя отдельные успехи в стабилизации положения в тех или иных странах Ближнего Востока имеются, общие перспективы региона выглядят на данный момент не слишком радужно.

Очередная попытка сформулировать основы новой системы безопасности для Ближнего Востока была предпринята группой авторитетных экспертов, общественных деятелей и бывших политиков из Египта, Ирана, Ирака, Иордании, Ливана, Саудовской Аравии, Йемена, Турции, Сирии, ОАЭ, а также из США, Европы, России и Китая. Группа собирается дважды в год с 2012 г. в рамках международной инициативы «Ближневосточный диалог» при поддержке американского Института Ближнего Востока (Middle East Institute).

Автору довелось быть одним из российских представителей в «Ближневосточном диалоге» и участвовать в работе нескольких сессий «Диалога». Последняя сессия состоялась в штаб-квартире ОБСЕ в Вене 18–20 декабря 2018 г. Одним из промежуточных итогов работы стал список из двенадцати принципов (дуодецим), на которых новая ближневосточная система безопасности могла бы базироваться.

Все эти принципы так или иначе восходят к фундаментальным постулатам современного международного права, соответствуют Уставу ООН, положениям Всеобщей декларации прав человека и других общепризнанных универсальных международно-правовых документов. В значительной мере ближневосточной дуодецим повторяет европейский декалог — десять принципов Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанного в Хельсинки 1 августа 1975 г. руководителями 33 европейских стран, США и Канады. Но, конечно, своя специфика в ближневосточном дуодециме тоже имеется. Перечислим сформулированные экспертами принципы и попробуем оценить, насколько они реализуемы в нынешних условиях.

Александр Аксененок:
Перспективы послевоенной Сирии: конституция и государственно-политическое устройство

1. Уважение суверенитета и территориальной целостности государств региона. Этот принцип предполагает сохранение нынешнего территориального статус-кво, даже если оно и кажется кому-то в регионе исторически необоснованным и несправедливым. Странам региона следует отказаться от попыток силовым образом изменить это статус-кво — подобных, например, пограничной войне между Ираком и Ираном 1980–1988 г. или аннексии Кувейта Ираком в 1990 г. Следует также отказаться от попыток вмешательства во внутренние дела друг друга. В таких попытках арабские страны чаще всего обвиняют Иран, но сегодня руководство Катара, например, предъявляет аналогичные претензии Саудовской Аравии. Разумеется, возможности мирного измерения границ на основе договоренности сторон при этом допускаются (по типу соглашения между Египтом и Саудовской Аравией 2016 г. о «разграничении территориальных вод» в Красном море, по которому два египетских острова — Тиран и Санафир — отошли Саудовской Аравии).

Комментарий скептика

Как и в других регионах мира, на Ближнем Востоке принцип суверенитета и территориальной целостности государств неизбежно входит в противоречие с принципом права народов на самоопределение. Тем более, что многие нынешние границы в регионе были проведены в той или иной степени произвольно по итогам первой мировой войны — упомянем картографические упражнения достославных Майка Сайкса и Шарля-Франсуа Жоржа-Пико.

Следование принципу территориальной целостности означает, например, что курды, общая численность которых превышает 40 млн человек, никогда не будут иметь собственного государства. Готовы ли курды принять этот приговор? Не вполне ясно, как совместить идею сохранения территориального статус-кво с поисками решения проблемы оккупированных Израилем (в израильской терминологии — спорных) территорий, включая Западный берег Иордана, Восточный Иерусалим, сектор Газа и Голанские высоты. А если говорить о мирном урегулировании территориальных споров (таких, как принадлежность спорных островов в Заливе), насколько страны региона готовы использовать существующие механизмы международного арбитража?

2. Создание инклюзивного механизма урегулирования конфликтов. Взамен силовых методов предлагается договоренность о формировании репрезентативного многостороннего механизма разрешения конфликтов, содействующего политическому диалогу, проведению консультаций на разных уровнях, сохранению каналов коммуникации между конфликтующими сторонами. В идеале такой механизм должен предотвращать конфликты, упреждая их на ранней стадии, но в его задачи могло бы также входить «управление конфликтами» — де-эскалация, «замораживание», посредничество и мониторинг.

Комментарий скептика

Инклюзивный механизм урегулирования конфликтов на Ближнем Востоке предполагает участие в нем не только арабских, но и неарабских стран региона — Ирана, Израиля и Турции. С включением этих трех потенциальных участников неизбежно возникнут серьезные проблемы; очень многие в арабском мире будут стремиться создать эксклюзивный «арабский» механизм, без включения «чужаков», к которым не может быть доверия. Это, конечно же, подрывает идею регионального универсализма — нельзя строить дом без одной стены.

Кроме того, страны региона традиционно предпочитают решать взаимные проблемы в двустороннем, а не в многостороннем формате и не в публичном пространстве, а в ходе закрытых консультаций. Личные отношения между лидерами отдельных государств неизмеримо оказываются более существенными, чем любые многосторонние институты и механизмы (вспомним кризис вокруг Катара 2017 г.).

3. Восстановление легитимности и эффективности национальных правительств на основе достижения внутриполитических компромиссов и национального примирения. Национальные правительства должны вернуть себе монополию на использование средств насилия и обеспечение правопорядка на территориях своих стран; при этом правительства должны взять на себя выполнение международных обязательств своих стран, включая и обязательства, касающиеся базовых прав человека.

Комментарий скептика.

После американской интервенции в Ирак и свержения режима Саддама Хуссейна прошло уже более полутора десятилетий, а иракская государственность только-только начинает возрождаться. Это при том, что американская оккупация Ирака продолжалась почти девять лет, а вложения США в постконфликтную реконструкцию и государственное строительство страны составили десятки миллиардов долларов.

Сегодня никто из внешних или региональных игроков не готов к долговременной оккупации Ливии или Йемена. В международном сообществе нет и готовности к масштабному финансированию постконфликтной реконструкции, тем более, что реконструкция регионального масштаба оценивается уже не в десятки, а в сотни миллиардов долларов. Можно ли этих условиях восстанавливать легитимность и эффективность национальных правительств за счет преимущественно внутренних ресурсов региона — вопрос остается открытым.

4. Ликвидация террористических организаций (тех, которые определяются как террористические Организацией Объединенных Наций). Государства региона обязуются взаимодействовать друг с другом и с иными участниками мировой политики в предотвращении перемещений группировок террористов, в блокировании получаемой ими финансовой поддержки; они также обязуются максимально координировать свои антитеррористические операции, обмениваться разведывательными данными, устранять условия, содействующие возникновению, возрождению и распространению международного терроризма.

Тимур Махмутов, Руслан Мамедов:
Предложения к формированию системы региональной безопасности в Западной Азии и Северной Африке

Комментарий скептика.

Тут неизбежно возникает проблема дефиниций: организации, воспринимающиеся как террористические одними участниками мировой политики, рассматриваются другими участниками в качестве представителей национально-освободительных движений. Это относится ко многим радикальным военизированным арабским движениям в Палестине и в Ливане, к силам оппозиции и к курдским группировкам в Сирии, к ряду суннитских организаций в Ираке, к недовольным шиитам на Аравийском полуострове и пр.

Разногласия относительно того, кого можно считать террористом, а кого нельзя, неизбежно будут снижать эффективность координации любых антитеррористических операций — как на уровне региона, так и на глобальном уровне. В частности, список террористов, согласованный в ООН, так или иначе окажется далеко не идеальным компромиссом между постоянными членами Совета Безопасности. Причем отношение к конкретным организациям способно меняться в зависимости от складывающейся конъюнктуры (см. включение и последующее исключение «Талибана» из американского списка террористических организаций). Принципа «Он, конечно, сукин сын, но он наш сукин сын!» в мировой политике пока никто не отменял.

5. Интеграция или роспуск негосударственных вооруженных формирований. Существующие сегодня в странах региона многочисленные негосударственные вооруженные формирования (не относящиеся к террористическим группировкам) возникли как следствие ослабления соответствующих государств. По мере восстановления последних эти группировки должны быть разоружены и распущены или преобразованы в полноценные и легитимные силовые инструменты, полностью подотчетные органам государственной власти.

Комментарий скептика.

В принципе, против данной идеи трудно что-либо возразить, но ее практическая реализация сопряжена с многочисленными трудностями. Например, роспуск ливанской «Хезболлы» (которая считается террористической организацией в большинстве стран Запада, но не в России) в обозримом будущем представляется делом совершенно нереальным. Кто вообще готов взять на себя решение данной задачи? А происходящая на наших глазах интеграция «Хезболлы» в ливанскую политическую систему в большей степени меняет систему, чем «Хезболлу» — достаточно вспомнить итоги последних выборов в ливанский парламент в мае этого года.

Слабость государственных институтов во многих странах региона часто позволяет военизированным политическим структурам «форматировать» эти институты под свои групповые интересы. Или использовать государственные институты по принципу «шведского стола», что, конечно же, не облегчает процесса общегосударственного строительства.

6. Обеспечение прав меньшинств. Государства региона должны взять на себя обязательство уважать и поддерживать культурный, религиозный, этнический и политический плюрализм, который следует рассматривать как источник силы и стабильности, а не слабости и уязвимости. Любые попытки дискриминации, сегрегации или насильственной ассимиляции меньшинств должны осуждаться и, насколько возможно, пресекаться. Существующие сообщества меньшинств должны рассматриваться как сообщества полноценных граждан, а не как «пятые колонны» или потенциальные «агенты влияния» других государств региона.

Комментарий скептика.

В наше время «политика идентичности» становится все более популярной даже на просвещенном Западе, вызывая к жизни этнокультурный национализм, религиозную нетерпимость, отторжение мигрантов и пр. На Ближнем Востоке, в отсутствие устойчивых традиций функционирования демократических институтов, сохранение и развитие плюрализма представляет собой практически неразрешимую задачу. О чем говорит, например, печальный опыт ливанской демократии и ливанской гражданской войны 1975—1990 гг.

Нынешний кризис государственности в регионе в значительной мере является итогом неудачи попыток создать универсальный гражданский национализм в рамках авторитарных режимов в противовес этическому, региональному или конфессиональному партикуляризму. Партикуляризм одержал убедительную победу в регионе и сдавать своих позиций явно не собирается. Решение проблемы через создание на Ближнем Востоке пестрой мозаики субнациональных автономных регионов выглядит привлекательно, но явно утопично.

7. Возвращение беженцев. Последние конфликты в регионе привели к появлению миллионов беженцев и насильственно перемещенных лиц. Все они должны получить право беспрепятственного возвращения в места исходного проживания с соответствующими гарантиями личной безопасности, равно как и правами на компенсацию и ре-интеграцию. Насильственное возвращение беженцев в места, где они могут подвергаться опасности преследования или дискриминации, должно быть исключено. Политика, направленная на целенаправленное изменение демографического баланса той или иной страны, должна быть решительно отвергнута.

Комментарий скептика.

Первый вопрос, неизбежно возникающий в связи с темой беженцев на Ближнем Востоке — вопрос о палестинцах. Распространяется ли на них общий принцип права на возвращение? Но даже оставляя этот болезненный вопрос за скобками, приходится признать, что обеспечить гарантии возвращающимся беженцам и насильственно перемещенным лицам будет очень и очень трудно. Такие гарантии должны обеспечиваться либо эффективным правовым государством и соответствующими институтами, либо присутствием внешних сил (как это сейчас происходит на юго-западе Сирии).

Ни того, ни другого в масштабах региона в обозримом будущем не предвидится. Не говоря уже об отсутствии набора убедительных экономических стимулов для возвращения миллионов беженцев, находящихся в настоящее время в более благоприятных экономических условиях. Это относится особенно к представителям этнических и религиозных меньшинств. Например, обратить вспять устойчивый процесс «дехристианизации» Ближнего Востока не представляется возможным, в лучшем случае, его можно несколько замедлить.

8. Создание системы мер укрепления доверия в регионе. В целях создания условий для двустороннего и многостороннего сотрудничества в сфере безопасности необходимо обеспечить выполнение набора базовых мер укрепления доверия: обмен информацией о военном строительстве и военных доктринах, создание «горячих линий» на различных уровнях, пресечение нелегальных поставок оружия в регионе, соглашения о контроле над вооружениями, совместное обеспечение свободы судоходства, совместная борьба с пиратством, трансграничной преступностью (включая торговлю людьми и наркотиками) и терроризмом, координация усилий в борьбе с природными бедствиями и техногенными катастрофами.

Руслан Мамедов:
Урегулирование сирийского кризиса и угрозы терроризма в период пост-ИГ

Комментарий скептика.

Исторический опыт говорит о том, что меры укрепления доверия возникают тогда, когда обе стороны в конфликте ощущают риски возможной эскалации или чувствуют на себе растущее бремя гонки вооружений. На Ближнем Востоке, к сожалению, ни первого, ни второго пока не наблюдается. Большинство государств региона чаще следует принципу «эскалации для последующей де-эскалации». Связано это, в частности, с тем, что, за исключением Ирана, Израиля и Турции, в регионе нет стран, способных самостоятельно обеспечить собственную безопасность. Закупки вооружений в большей степени определяются соображениями геополитики, чем императивами национальной безопасности.

На Ближнем Востоке пока не сформировалось чувство исторической ответственности политиков за принимаемые ими военно-стратегические решения; эта ответственность чаще возлагается на зарубежных партнеров, союзников и покровителей. Поэтому трудно предположить, что буквального воспроизведения опыта Европы на последней стадии Холодной войны на Ближнем Востоке в обозримой перспективе мы не увидим. Но, как и в Европе, первым шагом мог бы стать диалог относительно того, как отдельные страны регионы оценивают угрозы своей национальной безопасности.

9. Формирование предпосылок для региональной экономической интеграции. История показывает, что устойчивые системы региональной безопасности требуют соответствующего экономического дополнения. Соответственно, любые программы постконфликтной реконструкции должны быть нацелены на развитие региональных экономических связей — торговли, инвестиций, трудовых миграций внутри ближневосточного региона. Потребуются переговоры об устранении торговых барьеров, двойного налогообложения и т. д. особое значение приобретает задача создания единой региональной экономической инфраструктуры, включая транспорт, энергетику, водные ресурсы и информационно-коммуникационную сферу.

Комментарий скептика.

Внешние и внутренние источники финансирования интеграционных проектов в регионе в ближайшей и среднесрочной перспективе, скорее всего, окажутся очень ограниченными. США при Дональде Трампе не будут вкладываться в Ближний Восток. Скорее наоборот — Трамп будет делать все от него зависящее для снижения мировых цен на энергоресурсы и, соответственно, для обмеления финансовых потоков, поступающих в регион. В Европейском союзе сохранится множество внутренних бюджетно-финансовых проблем, препятствующих выделению значительных средств на ближневосточную реконструкцию. Китай будет ориентироваться на коммерческие инвестиции в рамках проекта «Один пояс, один путь». Россия, Иран, Турция не располагают достаточными финансовыми возможностями. В то же время, вероятное снижение цен на энергоресурсы и нарастание внутренних социально-экономических проблем ограничат свободные финансовые активы стран Залива, которые могли бы стать альтернативной внешним источникам.

Но даже если бы нужные ресурсы и были бы найдены, возможность их эффективно использования в регионе вызывает большие сомнения. Хотя бы по той причине, что на Ближнем Востоке сегодня отсутствует потенциальный «локомотив» экономической интеграции, подобный Германии и Франции в Европейском союзе 60-х и 70-гг. прошлого века. Теоретически такими локомотивами могли бы выступить Египет или Саудовская Аравия, но в силу различных причин эта роль им пока не по силам.

10. Поощрение культурно-гуманитарного взаимодействия. Единственный способ создать надежные барьеры на пути возрождения старых предубеждений и негативных общественных стереотипов — резкое расширение научно-образовательных, культурно-просветительских и общественно-гуманитарных связей. Необходимо максимально снизить барьеры, мешающие мобильности и общению; продвигать изучение языков и культуры соседних стран, бороться с негативными историческими мифами и предрассудками, возрождать традиции космополитического и толерантного «ближневосточного универсума».

Комментарий скептика.

Сошлемся еще раз на имеющийся европейский опыт. После окончания Холодной войны произошел беспрецедентный рост образовательного, культурного и гуманитарного взаимодействия России и Запада. Казалось, старые предрассудки, стереотипы и предубеждения на Западе и на Востоке окончательно ушли в прошлое, новые поколения европейцев преодолели фобии ХХ века. Однако, острый политический кризис вокруг Украины в 2014 г. очень быстро возродил к жизни большинство мифов и нарративов недавнего прошлого.

Сомнительно, чтобы расширение культурно-гуманитарного взаимодействия на Ближнем Востоке имело другие результаты в случае очередного острого политического кризиса или военной эскалации в регионе. В этом смысле примечательно, что, например, Тунис сегодня одновременно является и самой открытой в культурно-гуманитарном плане страной региона, и самым крупным поставщиком «воинов джихада» в «горячие точки» Ближнего Востока.

11. Строительство системы региональных институтов. Строительство эффективных, легитимных, инклюзивных институтов в ближневосточном регионе остается одной из важнейших задач обеспечения региональной безопасности. Отправной точкой мог бы стать опыт других регионов (например, опыт ОБСЕ в Европе). При этом институты должны включать не только арабские, но и неарабские страны Ближнего Востока. Нерегиональные державы могли бы участвовать в этих структурах в роли наблюдателей, по просьбе стран региона.

Andrey Kortunov:
Russia: the Power Broker in the Middle East?

Комментарий скептика.

Даже попытки создать действующие институты исключительно для арабских стран — Лига арабских государств, Совет сотрудничества арабских стран Залива — нельзя назвать вполне успешными. Ни первая, ни вторая организация так и не стали ни многосторонней площадкой для урегулирования кризисов, ни механизмом для укрепления региональной стабильности. Планы формирования некоего «арабского НАТО» остались только на бумаге. Относящиеся к региону многосторонние инициативы ЕС (Средиземноморский диалог) и НАТО (Стамбульская инициатива) серьезных последствий для региона не имели.

Тем труднее представить себе инклюзивные организации, включающие все ближневосточные государства. На протяжении очень долгого времени регион не был самодостаточным с точки зрения обеспечения безопасности, его безопасность обеспечивалась внешними игроками — от Османской империи в XVI столетии до Соединенных Штатов в начале XXI века. Вариант создания «ближневосточного ОБСЕ», наверное, в принципе возможен, но при условии очень ограниченного мандата и низкой «точки входа» государств региона в эту структуру.

12. Опора на ООН и имеющиеся региональные соглашения. Инициатива в продвижении в направлении новой системы региональной безопасности должна исходить от Генерального секретаря ООН, который мог бы дать первый импульс в подготовке «дорожной карты» странами региона. При этом новая система безопасности не должна подменить собой ни существующие многосторонние структуры в регионе (Лига арабских государств, Совет сотрудничества арабских государств залива), ни двусторонних соглашений и союзов, действующих между отдельными странами региона. Напротив, новая система должна опираться на имеющиеся двусторонние и многосторонние институты как на фундамент для дальнейшего развития.

Комментарий скептика.

Генеральный секретарь ООН едва ли окажется в состоянии выдвинуть сколько-нибудь значимую инициативу без наличия согласия, как минимум, всех постоянных членов Совета Безопасности. Необходим консенсус, подобный тому, который сложился в ходе работы над ядерным соглашением с Ираном. Но добиться консенсуса по вопросу о создании системы коллективной безопасности в регионе (включая, например, вхождение в такую систему того же Ирана) в нынешних условиях будет неизмеримо сложнее. Попытки достичь консенсуса по более конкретной проблеме сирийского урегулирования продолжаются в Совете Безопасности уже восемь лет, но сегодня стороны еще дальше от согласия, чем они были в 2011 г.

Существующие же многосторонние структуры в регионе на данный момент являются скорее дополнительными препятствиями на пути к этой системе, чем ее опорными конструкциями — в силу своей эксклюзивности и низкой эффективности. Опыта подлинной многосторонности в регионе накоплено очень немного, и стремления к такой многосторонности не наблюдается.

Заключение скептика

Ближний Восток в 2018 г. мало похож на Европу в 1975 г., когда подписывался хельсинский декалог. Во-первых, снижение напряженности в Европе было частью глобальной разрядки, происходившей в биполярном и жестко иерархичном мире. Сегодня любые решения проблем безопасности на Ближнем Востоке должны достигаться в условиях нарастания напряженности в теряющем былые иерархичность и управляемость мире. Во-вторых, в 1975 г. в Европе не было ни потоков беженцев, ни территориальных споров, ни ожесточенного религиозного противостояния (светская коммунистическая идеология к этому времени уже выдохлась). В нынешнем ближневосточном регионе все эти явления присутствуют в полном объеме. В-третьих, в Европе 1975 г. грань между государствами и негосударственными участниками политики была четкой и однозначной. На Ближнем Востоке сегодня она размыта и порой практически неразличима. Короче говоря, Ближний Восток сегодня находится в гораздо более тяжелом и сложном положении, чем была Европа в 1975 г., и использование модели хельсинского декалога в регионе представляется малопродуктивным.

Постскриптум оптимиста

Как известно, скептиком быть легко. И тем не менее… Как заметил еще Иван Тургенев, «скептицизм всегда отличался бесплодностью и бессилием». Если мы исходим из того, что ответы на вызовы региона предполагают многосторонние решения, то набор возможных многосторонних моделей не бесконечен. Модель ОБСЕ (возможно, наряду с моделью АСЕАН) по совокупности характеристик представляется более актуальной для Ближнего Востока, чем модель НАТО или Европейского союза. Даже очевидные слабости ОБСЕ, — например, некоторая амбивалентность ее юридического статуса (ОБСЕ занимает весьма специфическое положение между межгосударственными организациями и международными НКО), — могут сделать ее опыт более привлекательным для региона. Важным преимуществом ОБСЕ является и то, что в 1975 г. хельсинский декалог и хельсинские механизмы создавались не для стран — единомышленников, а для стран, разделенных глубокими противоречиями. Цель общеевропейского процесса — по крайней мере, до подписания Парижской Хартии 1990 г. — заключалась не в том, чтобы достичь гармонии ценностей стран-участниц, а в том, чтобы найти взаимоприемлемый баланс интересов между потенциальными противниками. При очевидной незавершенности и уязвимости принципов «ближневосточного дуодецима», над этим документом стоит работать дальше.