Это не конец истории
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Прогноз «Россия и мир в 2020 году» подготовлен агентством «Внешняя политика». Над книгой работал коллектив авторов из научных институтов Москвы, Академии наук и МГИМО-Университета. Редакторами выступили доценты кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО – Андрей Олегович Безруков, советник президента компании «Роснефть», и Андрей Андреевич Сушенцов, руководитель агентства «Внешняя политика». Эксперты рассказали о процессе подготовки прогноза, о сложностях, возникших при выработке методологии, а также поделились своими соображениями о ближайшем будущем России и мира.
Прогноз «Россия и мир в 2020 году» подготовлен агентством «Внешняя политика». Над книгой работал коллектив авторов из научных институтов Москвы, Академии наук и МГИМО-Университета. Редакторами выступили доценты кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО – Андрей Олегович Безруков, советник президента компании «Роснефть», и Андрей Андреевич Сушенцов, руководитель агентства «Внешняя политика». В рамках презентации на сайте РСМД они рассказали о процессе написания прогноза, о сложностях, возникших при выработке методологии, а также поделились своими соображениями о ближайшем будущем России и мира.
Андрей Сушенцов: Мы строили свое рассуждение, отталкиваясь от ключевых вопросов, которые, как нам кажется, в ближайшие пять лет будут главными в определении трендов и мегатрендов международного развития. Мы постарались сфокусироваться на том, какие тренды могут угрожать стабильности развития. После определения этих трендов стало ясно, что Россия оказывается в эпицентре возможной нестабильности. Это связано не только с украинским кризисом. Россия – крупная, но хрупкая страна, находящаяся на стыке двух центров силы. Один из них, Китай, растет, второй, Евросоюз, испытывает временные трудности, но не останавливает экспансию на восток. Для России возникает ряд вопросов, на которые она должна ответить. От того, как она ответит, будет зависеть ее будущее.
Андрей Сушенцов
Например, что готова сделать Россия для сохранения своего суверенитета? Что такое суверенитет сегодня, в XXI веке? Это способность страны самостоятельно определять свои внешнеполитические приоритеты и действовать без оглядки на позицию других крупных центров силы. Суверенитет в XXI веке стоит очень дорого. Необходимо иметь все уровни суверенитета – начиная от интеллектуальной способности самостоятельно вырабатывать внешнюю политику до материальных способов ее поддержки, от вооруженных сил до спутниковой группировки и способов коммуникации (потенциально даже с независимой финансовой системой и собственным Интернетом, если дело дойдет до разрыва связей между крупными центрами силы). Нужен безусловный контроль над собственной территорией, а его сейчас оспаривают не только государства, но и негосударственные акторы (например, «Исламское государство»). Высшая цена, которую надо будет заплатить России за свой суверенитет, может оказаться для нее непомерной, и тогда она будет вынуждена свернуть с того пути, на котором находится, пути условного капиталистического развития.
Если условия развития России станут более жесткими, чем сегодня, мы вернемся к модели, к которой по собственной воле не перешли бы, например, к мобилизационному развитию. Надо понимать, что это возврат в прошлое, когда вновь придется думать, где изыскивать ресурсы для поддержания суверенитета.
Речь идет о групповом суверенитете, который существует для достижения глобальной стабильности, для передела мировой системы под более сложные, менее очевидные и определенные отношения между несколькими центрами силы.
Однако помимо России в мире есть несколько узловых точек, требующих повышенного внимания. Ситуация в этих точках будет напрямую влиять на положение дел внутри нашей страны. В первую очередь, это Украина. На ближайшие пять лет мы не прогнозируем глубокого урегулирования украинского кризиса – в тлеющем режиме он будет продолжаться, даже если Минские соглашения удастся полностью реализовать. Вторая узловая точка – развитие ситуации внутри Китая, американо-китайских отношений. Третья точка – ситуации внутри ЕС, в частности, по вопросам о еврозоне и миграции. Наконец – положение дел на Ближнем Востоке. Этот регион становится главным потребителем безопасности в мире. Он энергичнее всех вооружается и наименее стабилен из-за наибольшего притока боевиков-исламистов. Положение относительно стабильное на южных границах России – в Центральной Азии, Казахстане. Усиление российских позиций в Кыргызстане удержит эту страну от коллапса. Крайне важно развитие дел в Афганистане. Неплохо развивается ситуация в Закавказье, возобновление здесь крупного военного конфликта в ближайшие пять лет не предвидится. Кавказ и Южный Кавказ постепенно выходят из поля внимания ключевых центров силы, и это хорошая тенденция – чем меньше там конфронтации и противостояния, тем больше стимулов для соседей (Турции, Ирана, России) думать о развитии сотрудничества, торговли и транзита, а не о сферах влияния.
Андрей Безруков
Андрей Безруков: Россия находится между тремя цивилизациями. Это Восток, Азия, в основном Китай, и исламский мир. Чтобы как можно менее болезненно пройти период ближайших нескольких лет, России нужно вырабатывать новые компетенции. С геополитической точки зрения она не обладает достаточной массой, чтобы соревноваться с такими игроками, как Китай, Европейский союз и Соединенные Штаты. Недостаток критической массы объективен. Он вытекает, во-первых, из человеческого потенциала страны, который по сравнению с американским, китайским или потенциалом Евросоюза гораздо меньше, во-вторых, из экономической мощи, которая также не может быть сравнима с этими центрами силы.
Одновременно с этим у нас существует политическая культура, опирающаяся на самодостаточность и суверенность России как государства. У России нет тех компетенций «игры в команде», привлечения и опоры на союзников, которые наработали Европейский союз и Соединенные Штаты. Эти компетенции невозможно получить быстро, поскольку они вытекают из исторического опыта. Но через несколько лет уже сам принцип суверенитета будет другим для многих стран, в том числе, скорее всего, и для России. Таким образом, необходимо сохранять суверенитет, но и быть открытыми, чтобы взаимодействовать с другими центрами силы на равных: не теряя суверенитета, как можно быстрее формировать вокруг себя экономическую и политическую критическую массу, формировать союзников.
Евразия, в этом смысле чем-то напоминает Арктику: по ее периферии существуют определенные силы со своими интересами, а в середине – вакуум силы, белое пятно.
Что мы видим? Уже есть шаги в этом направлении — например, БРИКС. Это добровольный союз, группировка стран, каждая из которых обладает суверенитетом, но не имеет критической массы, чтобы обеспечить свое будущее в одиночку. Ни одна из этих стран не может сейчас на равных вести диалог с Соединенными Штатами, даже Китай. Пока глубина и ширина данного объединения неизвестны, развитие его активно продолжается. Подчеркнем, что это союз равноправных суверенных государств, призванный выстраивать новую культуру суверенитета для всех. Речь идет о групповом суверенитете, который существует для достижения глобальной стабильности, для передела мировой системы под более сложные, менее очевидные и определенные отношения между несколькими центрами силы. Эта компетенция нарабатывается все более тесным общением этих суверенных стран.
То, что сейчас делают ШОС, Евразийский союз, Россия и Китай, – это первые камни в здании новой Евразии, которое строится самими евразийцами. В этом здании должна собраться вся евразийская команда, чтобы показать: мы живем в новом мире, где нужна общая система безопасности для решения региональных конфликтов через систему диалога.
В то же время идет работа в рамках ШОС. В определенном смысле крупные страны ШОС, естественно, полностью суверенны, но здесь уже другая динамика, поскольку эта организация не ставит перед собой глобальных целей. Ее цель – региональная стабилизация самого большого и, как сказал З. Бжезинский, самого главного континента в мире – Евразии. Проблема Евразии в том, что у нее нет системы коллективной безопасности. Евразия, в этом смысле чем-то напоминает Арктику: по ее периферии существуют определенные силы со своими интересами, а в середине – вакуум силы, белое пятно. Если позволить этому пятну сохраняться и расширяться, то ни о какой стабилизации Евразии в целом речи быть не может. Во-первых, она никогда не будет объединена, во-вторых, по ее берегам останется огромное количество старых конфликтов. На континенте расположены страны, имеющие исторические претензии друг к другу. Поэтому выработка общей концепции Евразии имеет исключительно большое значение. Сегодня крайне важно нарабатывать инфраструктуру, как физическую, так и институциональную, которая в будущем позволит добиться экономической и и политической стабильности. То, что сейчас делают ШОС, Евразийский союз, Россия и Китай, – это первые камни в здании новой Евразии, которое строится самими евразийцами. В этом здании должна собраться вся евразийская команда, чтобы показать: мы живем в новом мире, где нужна общая система безопасности для решения региональных конфликтов через систему диалога.
Вы выпустили эту книгу в 2015 г. Не считаете ли вы, что это немного рискованно?
БРИКС: «союз реформаторов» в рамках
национальных интересов
Андрей Сушенцов: Этот вопрос касается в большей степени нашей методологии, чем конкретных событий. Наша задача – не предсказать в нюансах, что именно и когда произойдет, а подготовить читателя к тем версиям будущего, которые могут наступить. В своем прогнозе мы предлагаем для России две из них: условно оптимистичную и условно сложную. Обе они вероятны и вполне по силам нашей стране. Другое дело, в каком состоянии Россия к ним подойдет и каким образом будет вынуждена с этими вызовами бороться.
Прошедшие пять лет дали миру много неожиданных поворотов. Время сжимается, интенсивность кризисов нарастает. Исходя из этого, мы делаем вывод, что будущее не будет легче, чем прошлое. Мы видим конфликтные тенденции, исходящие из регионов по поясу российских границ. Это и есть главные регионы, где сосредоточены жизненные интересы России. Мы призываем сфокусироваться строго на них, не вовлекаясь в дела регионов, в которых у нас нет этих жизненных интересов, на Ближнем Востоке, в Западной Европе. По сути, Россия сама в себе содержит все, что ей необходимо для развития. Для нас по-прежнему актуальна формула Петра Столыпина о двадцати годах мира. Россия никак не может набрать двадцать лет мира с самого начала истории Российской Федерации. После украинского конфликта отсчет начинается заново.
Наша задача – не предсказать в нюансах, что именно и когда произойдет, а подготовить читателя к тем версиям будущего, которые могут наступить.
Основные угрозы для России, на наш взгляд, больше внутренние, чем внешние. У нас есть довольно богатый исторический опыт противостояния внешним угрозам. За несколько сотен лет народ России сформировал самое крупное государство на планете. Это не только его историческое достижение, но и символ того, что хозяйственная модель работает в этой географии, с низкой плотностью населения, в этом поясе соседства, с опытом конфликтов с соседями. Это позволяет утверждать, что в ближайшие пять лет Россия будет способна выдержать внешний удар практически любой силы.
Россия сама в себе содержит все, что ей необходимо для развития.
Главными для России будут внутренние вызовы. Нужно понимать, что наша страна еще не вышла из ловушки средних доходов – показатель ВВП на душу населения колеблется в диапазоне 12–14,5 тыс. долл. Задача на ближайшие пять лет – довести его хотя бы до 20 тыс. долл., а в перспективе достичь показателя Италии – 30 тыс. долл. В настоящее время Россия уже превосходит по этому показателю все страны бывшей Организации Варшавского договора (кроме Германии), но этого пока недостаточно для дальнейшего развития. Если следовать теории демократического транзита, выбор, который граждане страны делают в этом переходном состоянии, не окончателен и подвержен высокой динамике. Радикальная смена выбора повлечет за собой политическую нестабильность и, возможно, даже угрозу гражданской войны. В какой-то степени Россия – более хрупкое государство, чем Украина. На крымском примере мы видим, какой ценой даются радикальные перемены, даже если они к лучшему. Для России такие радикальные перемены, несомненно, будут означать катаклизм не меньше украинского.
Если через двадцать или тридцать лет страна продолжит терять население, и доля работоспособных граждан упадет, защита суверенитета станет совершенно бессмысленным занятием.
Второй крупный системный показатель – низкая плотность населения. В России насчитывается всего 8,6 человек на км2, в то время как в Европе – около 130 человек на км2. Нужно как минимум в десять раз больше людей, а достичь этого ни за пять, ни за десять, ни за пятнадцать лет невозможно. Реалистично рассчитывать в течение двадцати пяти лет на увеличение населения России хотя бы на 10 млн, а в идеале – на его удвоение, до 300 млн человек. Пока это слишком оптимистичная перспектива. Демографический рост в России довольно низкий – 0,2% с учетом миграции. Задача – удержать долю работоспособного населения на уровне 60% любым путем, включая ассимиляцию мигрантов. Если через двадцать или тридцать лет страна продолжит терять население, и доля работоспособных граждан упадет, защита суверенитета станет совершенно бессмысленным занятием.
Наконец, говоря об этих показателях, нужно думать о продолжительности и качестве жизни в России. Россия находится в довольно интересном положении. С одной стороны, она имеет очень образованное общество, высшее образование распространено и широко доступно. Образование, потребление и качество жизни по структуре вполне европейские, в этом смысле Россия – не азиатская и не центральноазиатская страна. Из этого следует, что у России нет потенциала роста, который есть, например, у Китая. У нас отсутствует значительное количество сельского населения, способного создавать давление на рынке труда, которое ведет к демпингу по зарплатам, производству и т.д. Наша страна исчерпала этот ресурс в 1930–1940-е годы, когда проходила активная урбанизация.
Для России сейчас решающую роль играет переход к такому способу развития, который задействует не натуральные ресурсы, нефть и газ, не человеческий потенциал, как в Китае, а технологии XXI века (IT, биотехнология, инженерия, развитие космоса, связь, высокоточные системы и т.д.). По отдельным отраслям у нас уже есть заделы. Например, по ядерным технологиям Россия лидирует в мире, но по другим ситуация обстоит далеко не лучшим образом. Способна ли Россия в условиях внешнего санкционного давления, ограничения рынка капитала и доступа к главным технологиям перестроить свои приоритеты и экономику так, чтобы в перспективе доля товаров с высокой интеллектуальной добавленной стоимостью составляла 40–50% национального ВВП? Это очень серьезный вызов, требующий больших усилий. Необходимо эту задачу формулировать, поскольку от нее будет зависеть решение проблемы российского суверенитета. Если критически важная технология будет изобретена не в России, а за рубежом, и Россия получит к ней доступ последней, это будет означать проигрыш. Нужны инвестиции в науку и инновации.
В последние двадцать лет Россия и менталитет ее элит с точки зрения преференций путей развития определялась европейской парадигмой.
Андрей Безруков: В последние двадцать лет Россия и менталитет ее элит с точки зрения преференций путей развития определялась европейской парадигмой. Несколько лет назад казалось, что постепенная экономическая интеграция с Европой сначала топливно-энергетического комплекса, а затем и других отраслей принесет России развитие. Россия получит значительный приток западноевропейского капитала и технологий, построит близкое к Европе общество, станет частью Большой Европы от Атлантики до Владивостока. Но ситуация изменилась, и теперь трудно сказать, будет ли это реализовано. Все будет зависеть от того, как скоро и с какими издержками для обеих сторон пройдет период конфронтации.
Ускорение начнется, когда новые инновационные технологии выйдут из конструкторских бюро на широкий рынок и начнут формировать новые рынки, новые финансовые потоки.
В этом смысле интересно взглянуть на карту. Проблема развития России заключается в ее географии. Страна растянута с запада на восток очень тонкой ленточкой – так же, как Канада. Экономическое развитие в направлении «запад-восток» идет трудно, потому что каждый кусочек растянутой страны лишен критической массы населения и бизнеса. Если посмотреть на Канаду, экономическое развитие этой страны определяется присутствием США, связи «север-юг» сильнее связей «запад-восток». Канада полностью интегрирована в североамериканское экономическое пространство.
В развитых странах происходит кризис государства всеобщего благосостояния.
Если мы посмотрим на Евразию, ситуация с Россией схожая. России придется выстраивать экономическую политику с учетом того, что решение вопроса критической массы может произойти по линии «север-юг». То, что сейчас происходит в российско-турецких отношениях – очень динамично развиваются экономические связи, турецкий бизнес присутствует на российской территории, реализуются инфраструктурные проекты – это и есть решение проблемы критической массы отдельной страны через экономическую кооперацию и инфраструктурную интеграцию. Ведь Турция так решает свои проблемы дефицита рынков и энергоресурсов. Для России решить проблему наращивания критической массы в страновом масштабе крайне трудно. Первым шагом в этом направлении стал Евразийский экономический союз. Вступление в него наших южных соседей таких стран, как Иран, Турция, Монголия, способно подтолкнуть развитие отношений «север-юг». Решение проблемы критической массы и развития экономики России будет ощутимо ускорено экономической политикой «север-юг». Если Россия правильно выстроит инфраструктурные проекты между Западной Сибирью и Центральной Азией, Ираном, Индией, Дальним Востоком и Китаем, это поднимет наше развитие на новый уровень.
Фрэнсис Фукуяма писал о «конце истории». Претендуете ли вы в своей книге на столь же масштабный прогноз?
Отношения России и стран Вишеградской
группы: испытание Украиной
Андрей Безруков: Нет, не претендуем. В настоящее время происходят три серьезных сдвига. Первый сдвиг – смена экономической и технологической парадигмы. Мировая экономика развивается невысокими темпами, особенно после кризиса 2008 г. Решения проблемы нет. Когда начнется устойчивое ускорение? Скорее всего, нескоро.
Ускорение начнется, когда новые инновационные технологии выйдут из конструкторских бюро на широкий рынок и начнут формировать новые рынки, новые финансовые потоки. Тогда можно будет говорить о перестройке экономической базы, об ускорении роста. У государств появится солидная финансовая возможность для ускорения развития. Сейчас такая возможность отсутствует. Государства находятся в войне с налогоплательщиками, пытаясь пополнить бюджет. Обратная сторона этого процесса – социальная напряженность и в развитом, и в развивающемся мире, хотя и разного характера.
В развивающемся мире нарождается средний класс, который все более и более готов отстаивать свои интересы – создания комфортной социальной и экологической среды, доступности образования, пенсионной поддержки и т.д. Становление глобального среднего класса приведет к достаточно серьезным внутриполитическим потрясениям во многих странах и регионах. Скорее всего, одним из таких регионов будет Азия.
«Конец истории» – это интеллектуально комфортная идея для начала 1990-х годов, когда Запад мог позволить себе эйфорию от ощущения победы в холодной войне.
В развитых странах происходит кризис государства всеобщего благосостояния. Средний класс, игравший роль связующего звена между элитами и основной массой населения в каждой из этих стран, теряет свои позиции из-за деиндустриализации последних нескольких лет. Недовольство политическими и экономическими решениями, которое мы видим в Евросоюзе, появление и усиление оппозиционных и радикальных партий – это одно из проявлений социальной нестабильности, порожденной кризисом, замедлением экономики.
Сравнивая последние пятнадцать или даже двадцать лет российской истории с двадцатью годами развития ЕС или США, можно сказать, что Россия прожила их более осмысленно с точки зрения экономии ресурсов и стратегических предпочтений в рамках национальных интересов.
Стоит добавить, что из-за того, что в развитых и развивающихся странах представители активных слоев населения не могут удовлетворить свое недовольство, скорее всего, произойдет их консолидация, появятся новые политические течения, которые смогут предложить новые решения. Разговор пойдет о нехватке справедливости. Социальные и политические процессы на Ближнем Востоке – одно из экстремальных решений проблемы справедливости. Люди берут в руки оружие, видя, что система, в которой они живут, не способна ответить на их вопросы. Однако это региональное решение, продиктованное в том числе и религиозными соображениями.
Возникает ощущение, что новое поколение европейцев не будет жить так же сыто, как поколение их отцов.
Андрей Сушенцов: «Конец истории» – это интеллектуально комфортная идея для начала 1990-х годов, когда Запад мог позволить себе эйфорию от ощущения победы в холодной войне. Однако крайне важно не застрять в эйфории навсегда и адекватно реагировать на быстро меняющиеся реалии. Этого не произошло. На волне той же эйфории было совершено несколько крупных структурных ошибок, которые привели к результатам наподобие нынешнего украинского кризиса, постоянного расширения НАТО, игнорирования позиции России по европейской безопасности, нестабильности на Ближнем Востоке. Привели они и к неверному восприятию концепции демократии, к иллюзии, что демократия автоматически решает проблемы малоразвитых регионов, тогда как демократия в Палестине означает власть ХАМАС, в Ираке – власть ИГИЛ, в Афганистане – власть талибов, в Египте – власть «Братьев-мусульман». Только антидемократический контрпереворот в Египте, поддержанный Соединенными Штатами, напомнил, что стабильность лучше, чем постоянная война. События в Ливии также подтверждают этот тезис.
В настоящее время ЕС борется с наплывом беженцев. Такое некритическое отношение к будущему в Евросоюзе повлекло за собой структурный экономический кризис вокруг Греции, и не только. Это также страны Южной Европы. Сейчас обсуждения касаются уже не только Греции, но и будущего всей еврозоны. Оно будет определено после греческого референдума. Моя рекомендация на ближайший месяц – на короткий срок вывести сбережения из евро, поскольку флуктуация с курсом этой валюты в ближайший месяц может быть непредсказуема. Это прямое следствие отсутствия стратегического понимания ответственности за свои действия.
России необходимо избежать этого соблазна. Несмотря на ограниченность международных ресурсов, наша страна в последние пятнадцать лет умело маневрировала в международном пространстве. Но нужно разрабатывать стратегию действий с учетом рисков. Важно тщательно взвешивать плюсы и минусы своих шагов, касающихся не только конфликтов, но и развития, включения новых стран в евразийские структуры, появления новой границы у ЕАЭС в связи с его расширением. С присоединением Крыма у России появилась граница с Румынией. В последний раз такое происходило в годы Российской империи и СССР.
Важно, чтобы процесс роста российской мощи, который наблюдается в последние полтора десятилетия, не напоминал неконтролируемый рост дрожжевой массы. Это должен быть осмысленный и тщательно рассчитанный курс. Россия не оказалась бы вовлеченной в кризис на Украине, если бы намеченный политический курс учитывал возможность дестабилизации этой страны, которая стала для нас большим сюрпризом.
Даже если такие технологии сейчас находятся на стадии разработки, их продвижение от лаборатории до конечного пользователя займет десятилетия.
Сравнивая последние пятнадцать или даже двадцать лет российской истории с двадцатью годами развития ЕС или США, можно сказать, что Россия прожила их более осмысленно с точки зрения экономии ресурсов и стратегических предпочтений в рамках национальных интересов. Для России большое значение имеет дальнейшее развитие отношений с Европой. Если евро окажется уязвимой валютой, это существенным образом отразится на европейских инвестициях в Россию, на рынке труда. Россия и ЕС не умеют жить разобщенно. Европейский кризис способствует движению Евросоюза в сторону разобщения, а не в сторону консолидации. Поэтому в интересах России не усугублять противостояние, а попытаться выйти из него с конструктивным результатом. Однако у России нет решающего слова в европейских делах. Сегодня Европа борется с такими проблемами, как перераспределение мигрантов, греческий кризис, будущее зоны евро и обеспечение занятости молодежи. Безработица в ЕС гораздо выше, чем историческая норма. Возникает ощущение, что новое поколение европейцев не будет жить так же сыто, как поколение их отцов.
Проблемы экологии и изменения климата войдут в повестку дня наравне с проблемами границ, безопасности в отдельных регионах, конкуренции суверенитетов разных стран и общин за ресурсы общего пользования.
Андрей Безруков: Я бы добавил, что сегодня очень важно сформулировать стратегию развития. Россия находится в ситуации большой неопределенности как международной, так и внутренней.
С одной стороны, после присоединения Крыма мы наблюдаем настоящий патриотический подъем. Количество тех, кто готов идти в вооруженные силы воевать за Россию, значительно увеличилось. К сожалению, такой подъем не может продолжаться бесконечно. Если мобилизованное общество не видит пути вперед, не увидит четкого плана, изложенного руководством, начинается процесс деструктивной фрустрации. С другой стороны, ясный, понятный курс России на международной арене важен как для наших союзников, так и для наших противников. Понимание того, чего добивается Россия, как и чего она не хочет, дает тем и другим возможность правильно оценить российскую политику.
Развитие диалога с людьми будет краеугольным камнем существования государства.
Таким образом, реальное стратегическое преимущество заложено в ясном курсе России, поскольку на нее ориентируется большое число стран: партнеры по БРИКС, меньшие государства-соседи и др. Необходимо дать им возможность осознать миролюбивость российской политики, направленной, прежде всего, на развитие страны. Это был бы очень важный сигнал, который улучшил бы отношения России со всем миром.
Какова ваша позиция по таким вопросам, как изменение климата, продовольственная безопасность, гуманитарные катастрофы? Как вы считаете, они будут играть бо́льшую роль в ближайшие годы или останутся на периферии международных отношений?
Андрей Безруков: Эти вопросы не находятся вне политики. Продовольственная безопасность и экология будут формировать политику уже через несколько лет. Вопрос доступа к чистой воде скоро войдет в повестку дня сразу в нескольких регионах и может привести даже к вооруженным конфликтам. Представим, что на границе с Россией существует государство, которое совершенно не заботится о своей экологии. Если там произойдет техногенная катастрофа, Россия не сможет остаться в стороне. Так что это вопрос сугубо политический.
Андрей Сушенцов: Хотелось бы надеяться, что в будущем появятся технологии, которые снимут вопрос об ограниченности любых материальных ресурсов (питание, отопление, энергия всех видов) и позволят обществу перейти на новый этап развития, не ограниченный этими узкими рамками. Но вряд ли это произойдет в ближайшие пять лет. Даже если такие технологии сейчас находятся на стадии разработки, их продвижение от лаборатории до конечного пользователя займет десятилетия. К тому же появление этих технологий не будет означать их одномоментного равномерного распространения по всей планете. На ближайшие пять лет мы можем прогнозировать усугубление проблемы доступа ко всем видам ресурсов – не только к материальным, но и к интеллектуальным. Это характерно не только для России, которой остро необходимы ресурсы, но и для ряда стран Европы, Японии. По отдельным прогнозам, к 2050 г. убыль населения в Японии будет катастрофической. Такая же проблема, как ни странно, может возникнуть и в Китае. В результате политики «одна семья – один ребенок» КНР уже утратила лидерство по демографическому росту и в течение десяти лет, видимо, исчерпает рост, основанный на использовании трудового капитала из деревни. Тогда для Китая наступит постиндустриальный период развития, в котором сейчас находится Россия, и перед ним встанут проблемы, характерные для любого развитого европейского государства.
В настоящее время идет война за человеческий потенциал, в ходе которой Россия теряет наиболее образованных и мотивированных людей. Они уезжают и работают за рубежом, поскольку там это сделать легче, хотя в большинстве своем являются патриотами своей страны.
Проблемы экологии и изменения климата войдут в повестку дня наравне с проблемами границ, безопасности в отдельных регионах, конкуренции суверенитетов разных стран и общин за ресурсы общего пользования. Это не ограничится неопределенными пространствами вроде Арктики, Антарктики или Мирового океана. Вновь возникнет вопрос о разделе уже поделенных ресурсов, в том числе и в Европе. Внутри законодательства ЕС вполне могут возникнуть ситуации для коллизии, в частности, вокруг вопросов, кому принадлежат лесные массивы востока Европы и центральноевропейские водные артерии, кто именно и на каких условиях должен распоряжаться вырабатываемой электроэнергией, кому принадлежит ветер и т.д. Трения по вопросам ядерной и угольной энергетики уже заставляют задуматься над тем, каким будет источник энергии для Европы следующего десятилетия. Если удастся преодолеть структурные проблемы развития Евросоюза, придется заниматься непосредственно вызовами будущего, и для всех они будут одинаково актуальны.
Андрей Безруков: В ближайшие несколько лет мы увидим усиление тенденции, о которой сейчас много говорят. Интеллектуальное и технологическое мировое развитие сосредоточится вокруг увеличения продолжительности и повышения качества жизни человека, вокруг медицины. Центром этого процесса не может не быть развитие человека, в том числе и интеллектуальное.
В данный момент именно разногласия в подходах политических элит и есть один из основных тормозов развития России.
Сегодня много говорят о том, что главный ресурс страны – ее человеческий потенциал. В этом заложен еще более глубокий смысл. Политически будет невозможно управлять людьми, которые недовольны своим положением. Социальное недовольство может быть структурировано в движения, иногда спонтанные. Они ведут к коллапсу управления в стране (мы видим это на примере Украины). Развитие диалога с людьми будет краеугольным камнем существования государства. Это приведет к серьезным идеологическим сдвигам. Нужны будут немалые усилия, чтобы лозунг «ценность России – ее люди» стал реальным ориентиром для выстраивания экономики и политики. Чем быстрее это произойдет, тем более привлекательной будет Россия для всего мирового сообщества. В настоящее время идет война за человеческий потенциал, в ходе которой Россия теряет наиболее образованных и мотивированных людей. Они уезжают и работают за рубежом, поскольку там это сделать легче, хотя в большинстве своем являются патриотами своей страны.
Мы должны активизировать дискуссию о том, что входит в понятие национальных интересов России. Необходимо выработать общее понимание тех принципов, на которые должна опираться внутренняя и внешняя политика. Необходим диалог с обществом, и де-факто он идет. Нужно только его ускорить, поскольку сейчас понимание курса развития России должно быть общим достоянием. Это должно консолидировать российскую элиту на базе общей стратегии развития страны. В данный момент именно разногласия в подходах политических элит и есть один из основных тормозов развития России.
Материал подготовила Мария Гурова, редактор сайта РСМД.
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
