Эпидемии в мировой литературе

Не будет преувеличением сказать, что болезни и эпидемии – один из ключевых сюжетов в мировой литературе. Как и любое трагическое событие они подлежат многочисленным трактовкам и интерпретациям. Писатели используют их как повод поговорить о «больших темах»: жизни, смерти, любви, чести, несправедливости и горе. Возможно, нам всем стоит воспользоваться образовавшейся паузой, чтобы подумать о том, на что обычно не хватало времени.

Одно приятно — делать это мы будем в достойной компании целой плеяды классиков, которые точно так же месяцами сидели в самоизоляции. И если прошлое нас чему-нибудь учит, то вероятно один из лучших способов пережить этот непростой период, это заниматься творчеством. Поэтому мойте руки, делайте зарядку и пусть апрель 2020-го подвигнет вас на новые свершения. Кто знает, вполне возможно уже сейчас кто-то из добровольных затворников пишет новый гениальный роман о коронавирусе.

«Он открыл шкаф, вынул из
стерилизатора две гигроскопические
маски, протянул одну Рамберу и
посоветовал ее надеть. Журналист
спросил, предохраняет ли маска хоть
от чего-нибудь, и Тарру ответил:
нет, зато действует на других
успокоительно».

А. Камю «Чума»

Эпидемии сопровождают человечество на протяжении всей его истории. Внезапность их появления и ужасающие последствия, которые они несли, будоражили воображение еще писателей античности, которые склонны были видеть в эпидемиях проявление гнева богов. Так, в «Илиаде» (IX–VIII вв. до н. э) Гомера Аполлон насылает на греков чуму, чтобы освободить похищенную ими Хрисеиду, дочь жреца Хриса. Образ чумы присутствует также в трагедии Софокла «Царь Эдип» (V в. до н.э.) — боги наказывают Фивы мором за преступление отцеубийства, совершенное их царем. Сам термин эпидемия [1] тоже из античности — впервые в значении болезни он использовался в Корпусе Гиппократа. Ранее, например, у Гомера, это слово означало скорее «находящийся дома / в своей стране».

Святой Себастьян молится за жертв Юстиниановой чумы. Картина конца XV века

Четвертый всадник

Распространение христианства лишь укрепило представление об эпидемии, как о проявлении Бича божьего — кары за земные прегрешения. На протяжении столетий четвертый всадник апокалипсиса регулярно проезжал по Европе на своем бледном коне, сея вокруг мор. Первая зарегистрированная пандемия бубонной чумы (эпидемии случались и ранее) продолжалась с середины VI в. до середины VIII в. и известна под названием «Юстинианова чума». Болезнь погубила не менее 100 млн человек по всему миру, из которых 25 млн в Европе. Погибло 66% населения Константинополя. Переживший чуму византийский писатель-историк Прокопий Кеосарийский писал:

«От чумы не было человеку спасения, где бы он ни жил — ни на острове, ни в пещере, ни на вершине горы... Много домов опустело, и случалось, что многие умершие, за неимением родственников или слуг, лежали по нескольку дней несожженными. В это время мало кого можно было застать за работой. Большинство людей, которых можно было встретить на улице, были те, кто относил трупы. Вся торговля замерла, все ремесленники бросили свое ремесло...».

Эта же эпидемия чумы отображена в одной из самых популярных книг Средневековья — «Золотой легенде» (XIII в.), собранием житий святых и фольклорных преданий за авторством монаха и епископа Генуи Иакова Ворагинского. В легенде о святом Себастьяне рассказывается о поразившей Италию эпидемии чумы. Злой ангел в наказание за прегрешения мирян разил копьем их дома, после чего каждый, выходивший из такого дома, падал замертво.

Пандемия бубонной чумы вновь охватила в Европу в XIV в. «Черная смерть» особенно свирепствовала на континенте с 1347 по 1351 гг., а отдельные вспышки болезни происходили вплоть до XIX в. По разным оценкам, только в XIV в. она унесла жизни от 75 до 200 млн человек, в том числе от 30 до 60% населения Европы. Именно бубонная чума нашла наибольшее отражение в западной литературе.

Однако с наступлением Ренессанса представление о природе эпидемии меняется. Уже в «Декамероне» (1352 г.) Джованни Боккачо чума предстает не столько божественной карой, сколько чрезвычайными обстоятельствами, форс-мажором. Более того, многие из вошедших в собрание новелл, носят откровенно антиклерикальный характер. В книге описана практика самоизоляции во время эпидемии — по сюжету несколько юношей и девушек знатного происхождения уезжают на виллу под Флоренцией, чтобы переждать охватившую город вспышку чумы.

Frank Bernard Dicksee, Смерть Меркуцио

Самоизоляция и карантинные меры во время эпидемии достаточно часто упоминается в литературных произведениях. К примеру, в пьесе Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта» (1597 г.) именно из-за чумного карантина монах не смог вовремя доставить Ромео письмо о том, что его возлюбленная не мертва, а всего лишь спит под воздействием зелья. В том же произведении Меркуцио посылает проклятие: «Чума на оба ваши дома!», — семьям Монтекки и Капулетти, однако в первоначальной версии текста, он желал им скорее черной оспы — эта инфекция также бушевала в Европе во XVI–XVII вв. Кстати, пьесу «Король Лир» Шекспир написал во время чумного карантина 1606 г.

Гедонистическому поведению знати в период эпидемии посвящен рассказ американского мастера хоррора Эдгара Алана По «Маска красной смерти» (1842 г.). Чума в нем выступает фоном для отображения несправедливости устройства общества. Принц Просперо запирается в замке вместе с царедворцами и празднует карнавал, в то время как простые люди умирают от страшной эпидемии. Однако «Красная смерть» сама приходит на карнавал, заражая всех насельников замка. Тем самым болезнь выступает в роли великого уравнителя.

Для Альбера Камю в его романе-притче «Чума» (1947 г.) эпидемия стала образом зла, для борьбы с которым необходимо объединение общества. Однако чума и зло существуют вечно, и победа над ними может быть лишь временной. А. Камю писал роман в годы, когда Франция была оккупирована нацистской Германией, и в этом плане зло имеет вполне конкретный исторический прообраз. Стоит отметить, что в романе содержится одно из наиболее точных описаний наступления эпидемии на город и реакции на это общества и представителей власти. Многое из написанного А. Камю до сих пор читается как материал новостных сводок.

«В мире всегда была чума, всегда была война. И однако ж, и чума и война, как правило, заставали людей врасплох <…>.Когда разражается война, люди обычно говорят: «Ну, это не может продлиться долго, слишком это глупо». И действительно, война — это и впрямь слишком глупо, что, впрочем, не мешает ей длиться долго. Вообще-то глупость — вещь чрезвычайно стойкая, это нетрудно заметить, если не думать все время только о себе. В этом отношении наши сограждане вели себя, как и все люди, — они думали о себе, то есть были в этом смысле гуманистами: они не верили в бич Божий. Стихийное бедствие не по мерке человеку, потому-то и считается, что бедствие — это нечто ирреальное, что оно-де дурной сон, который скоро пройдет. Но не сон кончается, а от одного дурного сна к другому кончаются люди, и в первую очередь гуманисты, потому что они пренебрегают мерами предосторожности...».

А. Камю «Чума»

Между «Болдинской осенью» и холерным бунтом

«Два человека в этот страшный год,
Когда всех занимала смерть одна,
Хранили чувство дружбы. Жизнь их, род
Незнания хранила тишина.
Толпами гиб отчаянный народ,
Вкруг них валялись трупы — и страна
Веселья — стала гроб — и в эти дни
Без страха обнималися они!..»

М. Лермонтов «Чума»

В пандемиях, как и во многом другом, у России особый путь. Чума не раз опустошала русские города с XIV по XVIII вв., однако в этот период отечественная литература была относительно не развита. Пожалуй, самым значимым произведением о чуме в России можно назвать исторический роман графа Евгения Салиас-де-Турнемира «На Москве (Из времени чумы 1771 г.)» (1880 г.).

Главным же эпидемическим заболеванием в русской литературе без сомнения является холера, не раз охватывавшая Россию в XIX–XX вв. Практически все писатели отечественного «золотого века» в тот или иной период жизни оказывались в самоизоляции, пережидая очередную вспышку инфекции [2]. Среди них: А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Грибоедов, В. Жуковский, Н. Гоголь, Ф. Тютчев, И. Гончаров, Л. Толстой, И. Тургенев, Ф. Достоевский. В свою очередь писатели-врачи А. Чехов и В. Вересаев принимали активнейшее участие в борьбе с холерной эпидемией 1892 г.

Император Николай I во время «холерного бунта» в Санкт-Петербурге. Литография XIX века

Первой российской эпидемии холеры 1830–1831 гг. мы должны быть благодарны за «Болдинскую осень» Александра Пушкина. Будучи изолированным в своем имении в Нижегородской губернии, он за 3 месяца завершил работу над «Евгением Онегиным», циклами «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии», написал поэму «Домик в Коломне» и 32 лирических стихотворения. Пандемия вдохновила поэта на перевод фрагмента из пьесы шотландского писателя Джона Вильсона «Чумной город», который получил русское название «Пир во время чумы» (одна из «Маленьких трагедий»). Этим произведением А. Пушкин, в том числе, выразил порицание тем, кто недостаточно серьезно отнесся к холере и продолжал вести обычный образ жизни. В свою очередь, поэт высоко оценил поступок Николая I, который приехал в Москву в разгар эпидемии и тем самым предотвратил панику. А. Пушкин посвятил ему поэму «Герой».

Холера играет значительную роль в «Отцах и детях» (1862 г.) Ивана Тургенева, упоминается в «Бесах» (1872 г.) Федора Достоевского, «Былом и думах» (1870 г.) Александра Герцена и многих других произведениях русской литературы XIX в. Значительная часть «мертвых душ» в одноименном романе Николая Гоголя — это жертвы холерной пандемии 1830–1831 гг. Для Максима Горького в его рассказе «Супруги Орловы» (1897 г.) холера стала поводом поговорить о социальном неравенстве и тяжелом положении простых русских людей.

Нужно отметить, что эпидемии холеры в России сопровождались так называемыми «холерными бунтами». Из-за обезвоживания у умерших от холеры еще некоторое время происходит сокращение мышц, это создает иллюзию движений человека. По этой причине среди малограмотного населения получил распространение предрассудок о том, что доктора хоронят людей заживо, чтобы сократить количество «голодных ртов». Распространены были также слухи о врачах-отравителях. Подобные настроения нередко приводили к избиениям или даже убийствам медицинских работников. Антон Чехов, безвозмездно работавший во время эпидемии 1892 г. санитарным врачом, писал знакомой о мелиховских крестьянах: «Мужики привыкли к медицине настолько, что едва ли покажется убеждать их, что в холере мы, врачи, неповинны. Бить, вероятно, нас не будут».

Интересно, что одно из лучших описаний холерного бунта в русской литературе принадлежит перу художника. В автобиографических пьесе «В маленьком городе» (1905 г.) и повести «Хлыновск» (1930 г.) Кузьма Петров-Водкин рассказал историю убитого в 1892 г. жителями Хвалынска правительственного врача Александра Молчанова, который самоотверженно и едва ли не в одиночку защищал город от холеры. Гибель А. Молчанова вызвала значительный резонанс в российском обществе, о ней много писали газеты. Писатель Викентий Вересаев посвятил этим трагическим событиям свою повесть «Без дороги» (1895 г.).

«Первая расправа захватила круговой порукой участников. Когда на мостовой, измазанный в пыли и крови, улегся труп доктора, в толпе появились раздумье и недоумение. Крайние начали расходиться, и только крики главарей, объявивших погром, дали толпе направление к продолжению развлечения. От доктора двинулись к домам управских деятелей.

Разреженный от толпы перекресток и приток свежего воздуха очнул еще недобитого Александра Матвеевича. Он зашевелился. Едва слышно застонал, зацарапал пальцами в пыли, как бы желая приподняться… В это время рядом с ним очутилась старуха с клюкой, и она закричала вслед уходящим о несчастном, с еще теплящейся жизнью. Банда вернулась. Мужик с револьвером нагнулся к доктору и в упор выстрелил ему в висок».

К. Петров-Водкин «Хлыновск»

Холера оставила след не только в русской литературе. С 1816 по 1923 гг. произошло 6 смертоносных пандемий этой инфекции. Седьмая пандемия охватила планету уже после II Мировой войны в 1961–1975 гг. Болезнь не могла не привлечь внимание писателей. К примеру, в новелле Томаса Манна «Смерть в Венеции» (1912 г.) главный герой умирает после того как поел свежей клубники. В романах «Узорный покров» (1925 г.) Сомерсета Моэма и «Любовь во время холеры» (1985 г.) Габриэля Гарсиа Маркеса болезнь выступает своеобразным фоном для семейной драмы. В первом произведении действие разворачивается в Китае, во втором — в Колумбии и на корабле в Карибском море.

Эдвард Мунк, Больная девочка

Тысячеликая смерть

Естественно образы эпидемий в литературе не ограничиваются чумой и холерой. Самая массовая пандемия в истории человечества произошла сразу после I Мировой войны в 1918–1919 гг. В этот период испанским гриппом («испанкой») заболело более 550 млн. человек, из которых погибло от 40 до 100 млн. Однако, эта эпидемия на удивление редко фигурирует в художественных произведениях. Причем в американской литературе она представлена лучше, чем в европейской. В частности, «испанка» упоминается в романах «Один из наших» (1922 г.) Уиллы Кэсер и «Взгляни на дом свой, ангел» (1929 г.) Томаса Вулфа.

Зато туберкулез явно не обделен вниманием литераторов. «Чахоткой» болеют персонажи М. Лермонтова, Ф. Достоевского, Л. Толстого, И. Тургенева, В. Короленко, А. Чехова, А. Куприна и многих других русских классиков. Антон Чехов описал картину эпидемии туберкулеза среди каторжников в своей книге «Остров Сахалин» (1895 г.). Писатель сам заразился «чахоткой» во время экспедиции на остров и умер от этой болезни в 1904 г. Отметим, что «Остров Сахалин» и другие произведения писателей-врачей (например, «Записки врача» В. Вересаева, 1901 г.) способствовали эволюции образа туберкулеза в русской литературе. Если в XIX в. «чахотка» считалась своего рода «благородной» болезнью, которая придавала трагичность судьбе персонажей, то в XX в. она стала признаком бедности и социальной неустроенности.

В западной литературе туберкулез встречается не менее часто. Причем «благородность» образа болезни сохраняется в ней дольше, как минимум до начала II Мировой войны. От «чахотки» умирают главный герой романа «Шагреневая кожа» (1831) Оноре де Бальзака и героиня «Дамы с камелиями» (1848 г.) Александра Дюма (сына). Действие романа Томаса Манна «Волшебная гора» (1924 г.) и рассказа Сомерсета Моэма «Санаторий» (1938 г.) полностью разворачивается в санаториях для больных туберкулезом. Про обилие больных туберкулезом персонажей в произведениях Эриха Марии Ремарка не писал только ленивый. Среди прочих, от этой болезни умирает Пэт, главный женский персонаж романа «Три товарища» (1936 г.).

Русские писатели конца XIX – начала ХХ вв. уделяли значительное внимание эпидемиям сыпного тифа и сифилиса. Первая из данных инфекций упоминается едва ли не во всех книгах, посвященных Гражданской войне, что неудивительно — эпидемия тифа 1917-1921 гг. унесла жизни почти 3 млн россиян. Болезнь выступает в роли рока, слепой судьбы. Тифом болеют главные герои «Тихого дона» (1928–1940 гг.) Михаила Шолохова, «Белой гвардии» (1925 г.) Михаила Булгакова, и «Доктора Живаго» (1957 г.) Бориса Пастернака — Григорий Мелихов, Алексей Турбин и Юрий Живаго.

Популярный интернет-мем, обыгрывающий увлечение писателем драматическими событиями

Сифилису посвятил одноименное стихотворение (1926 г.) Владимир Маяковский. Болезнь присутствует в «Яме» (1909 г.) Александра Куприна и произведениях писателей-врачей Антона Чехова («Остров Сахалин» 1895 г.), Викентия Вересаева («Записки врача», 1901 г.) и Михаила Булгакова (рассказ «Звездная сыпь», часть «Запискок юного врача», 1925–1926 гг.). В большинстве случаев сифилис упоминается в контексте социальной проблематики и неприглядных бытовых условий, в которых живут бедные слои населения.

Отметим, что писатели не всегда используют в творчестве реальные эпидемии, зачастую они придумывают несуществующие болезни для своих художественных целей. Например, португальский писатель Жозе Сарамаго в романе «Слепота» (1995 г.) проиллюстрировал хрупкость человеческой природы и социальных норм с помощью вымышленной пандемии слепоты.

***

Таким образом, не будет преувеличением сказать, что болезни и эпидемии – один из ключевых сюжетов в мировой литературе. Как и любое трагическое событие они подлежат многочисленным трактовкам и интерпретациям. Писатели используют их как повод поговорить о «больших темах»: жизни, смерти, любви, чести, несправедливости и горе. Возможно, нам всем стоит воспользоваться образовавшейся паузой, чтобы подумать о том, на что обычно не хватало времени.

Одно приятно — делать это мы будем в достойной компании целой плеяды классиков, которые точно так же месяцами сидели в самоизоляции. И если прошлое нас чему-нибудь учит, то вероятно один из лучших способов пережить этот непростой период, это заниматься творчеством. Поэтому мойте руки, делайте зарядку и пусть апрель 2020-го подвигнет вас на новые свершения. Кто знает, вполне возможно уже сейчас кто-то из добровольных затворников пишет новый гениальный роман о коронавирусе.

1. Epidemos (др. греч.) — распространённый среди народа

2. Например здесь можно почитать интересную подборку писем, написанных ими во время карантина: https://esquire.ru/articles/164233-dusha-moya-utomlena-skuchno-pushkin-chehov-gogol-i-drugie-russkie-klassiki-o-karantine/