«Эффект генерала Делла Ровере» в Юго-Восточной Европе

Загадочный генерал Делла Ровере сегодня памятен лишь киноведам и киноманам. Но он поможет разобраться с совсем иным актуальным сюжетом — судьбой новых контрэлитных движений и партий. Их политическое бытие в самых непохожих странах словно подчинено единому алгоритму: неожиданный взлет популярности, скорые электоральные победы, самонадеянные и нерациональные шаги во власти, логично ведущие к столь же быстрому поражению. За примерами обратимся к странам Юго-Восточной Европы, хотя подобные движения все чаще заявляют о себе и в Западной Европе.

Причина успеха очевидна — избиратель, разуверившийся в продуктивности чередования традиционных политических соперников, которых перестал различать, стал все больше симпатизировать новообразованиям с деидеологизированной повесткой и прагматической программой. Их смутный идейно-политический профиль скорее добавлял им сторонников. Главное же достоинство в их глазах — непричастность к политическому истеблишменту и критическое к нему отношение. Центром консолидации недовольных становился какой-то кумир общественного мнения, по случайному стечению обстоятельств сумевший быстро снискать его благосклонность.

Но если принятый образ — единственный политический капитал и условие успеха, то верность ему становится императивом политического поведения. Здесь-то и проявляется «эффект генерала Делла Ровере»: невозможность отказаться от разыгрываемой роли без потери лица, репутации и восхищенно внимающей аудитории. «Выйти из образа» — значит, лишиться массы своих приверженцев; остаться «в образе» — утратить ориентацию в политическом пространстве и потенциальных союзников. Следовательно, именно то, что обеспечило первоначальный успех, явилось и причиной последующего поражения.

Загадочный генерал Делла Ровере сегодня памятен лишь киноведам и киноманам [1]. Но он поможет разобраться с совсем иным актуальным сюжетом — судьбой новых контрэлитных движений и партий. Их политическое бытие в самых непохожих странах словно подчинено единому алгоритму: неожиданный взлет популярности, скорые электоральные победы, самонадеянные и нерациональные шаги во власти, логично ведущие к столь же быстрому поражению. За примерами обратимся к странам Юго-Восточной Европы, хотя подобные движения все чаще заявляют о себе и в Западной Европе.

Александр Дунаев:
Мафия, вон! Откуда начались и куда ведут протесты в Болгарии

Причина успеха очевидна — избиратель, разуверившийся в продуктивности чередования традиционных политических соперников, которых перестал различать, стал все больше симпатизировать новообразованиям с деидеологизированной повесткой и прагматической программой. Их смутный идейно-политический профиль скорее добавлял им сторонников. Главное же достоинство в их глазах — непричастность к политическому истеблишменту и критическое к нему отношение. Центром консолидации недовольных становился какой-то кумир общественного мнения, по случайному стечению обстоятельств сумевший быстро снискать его благосклонность.

Подобная тенденция на Балканах имеет солидную предысторию. Так, в Болгарии в 2001 г. оглушительную викторию (120 мест в Народном собрании из 240) одержало Национальное движение «Симеон II», созданное экс-монархом Симеоном Сакс-Кобург-Готским за пару месяцев до выборов. Но к 2009 г. и он сам, и его движение полностью утратили доверие граждан (3,01% голосов на парламентских выборах) и даже не смогли одолеть 4% порог. Новым воплощением народных надежд стал следующий «политический экстрасенс» — мэр Софии Б. Борисов и его движение «Граждане за европейское развитие Болгарии» (ГЕРБ). Оно получило 116 мест в парламенте, но повторить такой успех ему было не суждено. Хотя ГЕРБ, не считая короткой паузы, остается правящей партией, а Б. Борисов — премьером, удержание власти при помощи хрупких коалиций становится для него все более трудной задачей, а массовые демонстрации протеста — болгарской повседневностью.

В Словении на трех последних парламентских выборах любимцами фортуны становились созданные незадолго до голосования политические формирования, самоидентификация которых не включала идеологические координаты, но подчеркивала отличия от существующих партий. Символом и единственным капиталом новичков был внушающий надежду новый лидер. В 2011 г. такую роль сыграла «Позитивная Словения», созданная популярным мэром Любляны З. Янковичем, в 2014 г. — Партия М. Церара (профессора права Люблянского университета), позднее переименованная в Партию современного центра, в 2018 г. — Список М. Шареца. Громкие победы новобранцев политической сцены объяснимы одним: сильным массовым запросом на ее обновление и крайне низким уровнем доверия граждан элите. Однако словенское общество склонно быстро разочаровываться в былых кумирах — и очередные выборы нередко приносят успех следующему дебютанту. На досрочных парламентских выборах 3 июня 2018 г. удача оказалась благосклонна к М. Шарецу — актеру-комику и популярному на телевидении политическому пародисту, с 2010 г. — преуспевавшему мэру небольшого городка. Хотя их фаворитом стала правоцентристская Словенская демократическая партия (СДП) экс-премьера Янеза Янши (24,96% голосов), «Список Марьяна Шареца» занял второе место (12,66%), заметно обогнав остальных. Поскольку большинство партий отказались даже вступать в переговоры с Я. Яншей, к власти пришла левоцентристская коалиция во главе с М. Шарецом при поддержке сначала «левых», а затем националистов.

newsroom.consilium.europa.eu
Марьян Шарец и Шарль Мишель

Постоянная зависимость кабинета меньшинства от поддержки внешних и не слишком дружественно настроенных партнеров ограничивала его возможности. Да и внутри пятичленной коалиции нахождение баланса интересов и мнений — не самая простая задача. Но все 13 правительств независимой Словении были коалиционными, и некоторые смогли проработать достаточно долго. Для словенской политической жизни умение договариваться и компромисс — не отвлеченные понятия, но обязательные условия существования. Между тем у молодого премьера такого навыка не нашлось. 29 января 2020 г. он подал в отставку «из-за невозможности проводить структурные реформы с текущим составом кабинета», явно рассчитывая вызвать досрочные парламентские выборы, но просчитался. Бывшие союзники вовсе не желали испытывать судьбу в условиях подступавшего кризиса. Поэтому Я. Янша, которому как главе крупнейшей фракции был доверен мандат на формирование правительства, смог привлечь не только идейно близких христианских демократов (партия «Новая Словения-Христианские демократы»). Не устояли перед соблазном и прежние партнеры М. Шареца — левоцентристы из Демократической партии пенсионеров Словении и Партии современного центра, хотя ее глава и основатель экс-премьер М. Церар в знак протеста даже вышел из им же основанной организации, изначально носившей его имя. 13 марта 2020 г. Государственное Собрание (52 голосами против 31 при 7 отсутствующих) утвердило коалиционное правительство Я. Янши. Не первое возвращение этого политического долгожителя [2] показало, что даже с такой биографией и репутацией «нерукопожатного» можно при наличии опыта и мастерства небезуспешно конкурировать с молодыми соперниками. Их триумфы неизменно оказываются краткосрочными, видимо, не случайно.

Схожие процессы заметны и в Хорватии. На фоне продолжающегося противоборства двух основных политических соперников — Хорватского демократического содружества и Социал-демократической партии — все большую роль стали играть представители так называемой третьей Хорватии, не принадлежащие к партийно-политическому истеблишменту и против него выступающие. Уже при избрании президента в 2015 г. главной сенсацией стали 16,42% голосов, отданных в первом туре 24-летнему студенту И. Синчичу из общественной организации «Живая стена», борющейся с принудительным выселением граждан за долги. Фактически его избиратели проголосовали «против всех». Схожий феномен проявился и на внеочередных парламентских выборах (8 ноября 2015 г.). 19 (впоследствии 15, поскольку четверо депутатов покинули группу) мандатов и «золотая акция» в решении вопроса о составе правительства достались объединению независимых «Мост», созданному в 2012 г. в провинциальном городке молодыми активистами общественных объединений и сообществ социальных сетей. Группа претендовала на центристскую позицию, а постоянное выяснение отношений между «наследниками усташей» [хорватских фашистов — прим. авт.] и «потомками партизан» — неизменный мотив противоборства националистов с социал-демократами — независимые справедливо считали лишь средством отвлечения внимания граждан от насущных проблем страны.

После драматического торга и с левыми, и с правыми «Мост» склонился к союзу с Хорватским Демократическим Содружеством (правоцентристской партией с сильным крайне националистическим крылом). Он даже сумел навязать свою кандидатуру внепартийного премьера — успешного международного менеджера хорватского происхождения из Канады Т. Орешковича. Тот, правда, не слишком уверенно изъяснялся на родном языке и слабо представлял реалии страны, которой взялся руководить. Противоречия между коалиционными партнерами уже через полгода привели к падению кабинета и к еще одним внеочередным выборам (11 сентября 2016 г.). ХДС жесткой националистической риторикой сумело стянуть к себе весь правый электорат (61 мандат). Социал-демократы, взявшиеся перещеголять соперников на чужом поприще, были наказаны (54 мандата). Но «Мост» (13 мандатов) подтвердил свою позицию весомого партнера при формировании правительства. Впервые вышедшая на парламентские выборы «Живая стена» И. Синчича снискала восемь мандатов. Тенденция к обновлению политической сцены получила зримое воплощение. И хотя лидер «Моста» возглавил парламент, а его соратники заняли несколько министерских постов, союз вновь оказался недолговечным. «Мост» вскоре ушел в оппозицию, его парламентская фракция сократилась до 10 депутатов, а у «Живой стены» — до трех. Удачные выступления на выборах не смогли восполнить отсутствие политического и управленческого опыта и достаточных кадровых ресурсов, не нашлось и необходимой политической гибкости. Пьянящее чувство нежданного электорального успеха вскружило головы и породило несоразмерно преувеличенное представление о собственной значимости. Между тем им было у кого поучиться: партии национальных меньшинств (венгерского — в Румынии, турецкого — в Болгарии и албанского — в Македонии и Черногории) с начала 1990-х гг. гораздо лучше справляются с функцией балансира на политических весах, став почти непременным участником самых разных коалиций и нередко предопределяя судьбу кабинетов.

Очередное проявление той же тенденции наблюдалось и на последних президентских выборах (22 декабря 2019 – 5 января 2020 гг.). Помимо двух основных соперников из 11 претендентов привлекали внимание несколько независимых. Среди них выделялся популярный певец и музыкант Мирослав Шкоро. Он и сам некогда побывал в ХДС, но на этот раз решил действовать самостоятельно, понося «власть предержащих» и отнимая у них крайне правый националистический электорат — исторический заповедник «хадеэсовцев». Участвовать в соревновании решил и адвокат М. Колакушич, заработавший популярность на защите выселяемых из жилья должников, которую успешно «конвертировал» в мандат депутата Европарламента на недавних выборах. В списке конкурентов оказался и И. Пернар — депутат хорватского Сабора и один из руководителей организации «Живая стена». Но она, проведя в Европарламент своего лидера И. Синчича, раскололась из-за распри вождей. В президенты И. Пернар выдвигался уже как глава отдельной партии собственного имени. В итоге независимые помешали главным соперникам разрешить их спор уже в первом туре и серьезно повлияли на итоги второго. Отказ М. Шкоро поддержать во втором туре кандидата ХДС К. Грабар-Китарович обеспечил победу выдвиженцу социал-демократов З. Милановичу.

AP Photo/Darko Bandic
Мирослав Шкоро

Парламентские выборы 5 июля 2020 г. дополнили картину. ХДС неожиданно и убедительно победила (66 мандатов), проведя кампанию с центристских позиций. Попытка М. Шкоро уже во главе собственной партии — «Отечественного движения» — обойти главного соперника с правонационалистическими лозунгами, чтобы потом навязать себя как неизбежного коалиционного партнера, оказалась неудачной. Он получил много меньше голосов, чем на президентских выборах. 16 мандатов, доставшихся его движению, позволили ХДС обойтись без такого одиозного союзника. «Мост», пережив осыпание своих рядов и обновление, сумел получить восемь мест. Но двух попыток сотрудничать с ним оказалось достаточно, чтобы не повторять подобные опыты. Наибольшие потери понесла «Живая стена». Несмотря на примирение рассорившихся лидеров — И. Пернара и И. Синчича, — ей не удалось вернуть былую веру избирателей, и в парламент она не прошла. На ее место пришла новая Зелено-левая коалиция, сходу завоевавшая семь мест в Саборе.

Досрочные парламентские выборы в Косово (6 октября 2019 г.) завершились сюрпризом, похожим на словенский: на первое место вышло радикальное контрэлитное движение «Самоопределение» во главе с Альбином Курти, поднявшееся на волне массового возмущения погрязшим в коррупции, непотизме и криминальной деятельности правящим классом. Умелый лидер уличных молодежных протестов, он и парламент использовал в основном для обструкционистских акций, неизменно противопоставляя себя и свое движение всем остальным партиям и политикам истэблишмента.

Неудивительно, что для выработки коалиционного соглашения и определения состава правительства «Самоопределению» и приглашенной им в союзники Демократической лиге Косово [3], также находившейся в оппозиции предыдущему кабинету Р. Харадиная, потребовалось почти четыре месяца. Их неуступчивый торг, при котором партнеры не стеснялись взаимных публичных ультиматумов, временами грозил закончиться громким разрывом. Наконец, 2 февраля 2020 г. коалиционный кабинет «Самоопределения» и Демократической лиги Косова (при поддержке представителей национальных меньшинств) во главе с А. Курти был утвержден парламентом 66 голосами (из 120).

Учитывая характер переговоров о формировании правительства и не лишенные противоречий отношения с партнерами по коалиции, довольно хрупкое большинство, на которое оно опиралось в парламенте, сложный международный контекст и мощь своих противников ‒ лидеров партий бывших боевиков, 20 лет заправлявших делами в «независимом» Косово, А. Курти должен был бы проявить максимальную осторожность, чтобы не восстановить против себя всех разом. Но жизнь его не этому учила, и в политической биографии новоявленного Робеспьера (так называют его приштинские интеллектуалы) главные добродетели — бескомпромиссность, верность предвыборной риторике и своим идеалам, почти мессианская вера в собственное предназначение. Азы политики — восприятие ее как искусства возможного — ему, похоже, неведомы.

Еще до вступления в должность А. Курти фактически объявил войну президенту Х. Тачи [5], обвиняя того чуть ли не в государственной измене: тайной сделке с президентом Сербии А. Вучичем об урегулировании отношений посредством корректировки границ. Столь же круто повел он себя и с партнером по коалиции. Без согласования с ним был уволен министр внутренних дел, представитель ДЛК, требовавший ввести чрезвычайное положение из-за пандемии коронавируса. Это усилило бы позиции президента, что премьер посчитал опасным для себя. Не принял он во внимание и требование лидера ДЛК И. Мустафы отменить решение.

Самым тяжелым поприщем для А. Курти стала внешняя политика. Предыдущий кабинет Р. Харадиная пал после того, как его глава заартачился и наотрез отказался выполнять неоднократные требования Вашингтона и Брюсселя: отменить введенные им 100% пошлины на импорт из Сербии и Боснии и Герцеговины. Видя его судьбу, нелогично было следовать подобному примеру. Между тем новый премьер не попытался превзойти своего предшественника лояльностью главным творцам и донорам «независимого» Косово. Он, правда, как бы уступил настояниям США и ЕС и объявил о готовности отменить пошлины, но поэтапно, на определенный срок, и обусловил эту меру последовательным применением принципа взаимности в двусторонних отношениях. Брюссель был готов удовлетвориться и этим, но Вашингтону подобная самодеятельность надоела, после чего последовала команда: отменить сразу и целиком. Лидер ДЛК публично предупредил, что ссору с США считает непозволительной и существование правительства зависит от выполнения американских условий, но премьер не спешил реагировать.

EPA/Malton Dibra
Альбин Курти

Столь же противоречивую позицию занял он и относительно возобновления переговоров с Сербией, для чего и нужно было отменить пошлины. А. Курти в общих словах высказался за продолжение диалога Приштины и Белграда, но не раз заявлял, что спешка в переговорном процессе контрпродуктивна. К тому же он позаботился заранее обставить его условиями, заведомо неприемлемыми для Белграда: тому по сути предлагали безоговорочную капитуляцию, исключая даже видимость компромисса, что делало сами переговоры попросту бессмысленными для Сербии. Так, он, в частности, пожелал подвергнуть переоценке все ранее достигнутые соглашения с Сербией и сообщил, что Брюссельский договор 2013 г. о создании в Косово сообщества сербских муниципалитетов выполнять не намерен.

Стороннику объединения Косово с Албанией, каким и является А. Курти, спешить действительно нет резона. Но Вашингтону для предвыборной кампании Д. Трампа понадобился какой-нибудь внешнеполитический успех. Его представители на Балканах (а их на сегодняшний день даже два: Р. Гренел, исполнявший обязанности директора национальной разведки США, спецпредставитель президента по урегулированию косовской проблемы; и М. Палмер, зампомошника госсекретаря по Юго-Восточной Европе) рассчитывали представить таковым договор Сербии и Косово. Ждать они не собирались — и потому кабинет А. Курти был обречен. 25 марта 2020 г. парламент (82 голосами из 120 против 32) в присутствии посла Соединенных Штатов вынес вотум недоверия его правительству, хотя в Брюсселе и Берлине не были рады такому повороту событий. Новое правительство ДЛК и АБК заметно присмиревшего Р. Харадиная оказалось куда более «дисциплинированным», и 4 сентября в Вашингтоне напоминающий «кашу из топора» документ о нормализации экономических отношений Сербии и Косово был подписан. А. Курти вернулся к привычному занятию — поношению власти со скамей оппозиции. Сказанного достаточно для объяснения феномена быстрого взлета антисистемного новичка и его скорого падения.

Тенденция к переформатированию политической сцены, на которой все громче звучат голоса новых контрэлитных движений и их лидеров, не случайна. Очевидная и уже не новая ее причина — разочарование в доминирующих партиях, каковые и прежде находились на последней ступени в рейтинге доверия политическим институтам (как, впрочем, и в ЕС в целом). Но в последние годы все сильнее начала сказываться смена поколений: молодежь, остро ощущающая крайне скудные возможности профессиональной, социальной и политической вертикальной мобильности в склеротизированных институтах сложившейся системы, составляет ядро и подобных движений, и их электората.

Еще одна важная и отличительная их характеристика — они зачастую порождаются активистами общественных объединений и интернет-сообществ социальных сетей. Стало привычным квалифицировать их как проявления гражданского общества, активность которого — социальная и функциональная основа политической демократии. Но стоит обратить внимание и на такие имманентные характеристики сетевых сообществ, которые по меньшей мере не способствуют демократическим практикам. Одним из важных стимулов активности в сетях является самопрезентация, каковая, очевидно, не располагает к взвешенности суждений и готовности к согласию. Ведь сама ее цель прямо противоположна. Формируются сообщества отсеиванием своих от чужих и их противопоставлением — испытанный механизм этнизации социокультурных различий. Наконец, в центре активности сообщества, организованной иерархически, администратор сайта, зачастую являющийся его создателем и модератором форума и тем. Все это нередко и вполне законосообразно ведет к их вырождению в «клубы фанатов» или своеобразные секты, склонные к обожанию лидера и акцентированию собственной инаковости, что не способствует достижению взаимопонимания вне своего круга.

Использование принципа «наименьшего общего знаменателя» для собирания разнородной оппозиции, как это рекомендуют учебники и тренеры по цветным революциям, — довольно эффективный способ достижения поставленной цели. Всеобщее зло (коррупция, автократические действия власти, зажим СМИ, манипуляции на выборах) очевидно, и вызывает столь же единодушное недовольство. Но и этот способ не без изъяна. Переизбыток в оппозиции амбициозных претендентов на лидерство (а эта среда ‒ природное место их бытования) и разногласия по тактическим вопросам бывает и перевешивают насущную необходимость противостояния общему недругу. Кроме того, сравнительно легко собрать коалицию против кого-либо, но проблемы начинаются сразу после победы, или, по крайней мере, достижения значимого успеха. Обнаруживается, что боровшиеся против общего врага выступают за самые разные и подчас противоположные политические цели. Полный провал сербской оппозиции на недавних парламентских выборах — наглядная иллюстрация.

Екатерина Энтина:
Россия и южные славяне. Прав ли Ф. М. Достоевский?

Все это и объясняет малую коалиционную дееспособность новичков политической сцены и поразительную нерациональность их поведения, отчего их электоральные триумфы не обеспечивают долговременного сохранения политических позиций. Неудачи легко списать на отсутствие опыта и квалифицированной команды управленцев. Им действительно неоткуда взяться. Думается, однако, их корни надо искать глубже: у антисистемного политика они зеркально системны. Роль и образ предводителя массового протеста и политического деятеля, а тем более — государственного мужа принципиально различны и требуют умений не просто разных, но плохо совместимых. Для первого бескомпромиссность — добродетель, для второго компромисс — необходимость. Выразителю настроений и надежд не позволительно их обмануть, политик вынужден довольствоваться достижимым. Судя по воспоминаниям многих крупных актеров, им мучительно трудно и долго приходилось «выходить» из сложной и противоречивой роли, которая «не отпускала». Но если принятый образ — единственный политический капитал и условие успеха, то верность ему становится императивом политического поведения. Здесь-то и проявляется «эффект генерала Делла Ровере»: невозможность отказаться от разыгрываемой роли без потери лица, репутации и восхищенно внимающей аудитории. «Выйти из образа» — значит, лишиться массы своих приверженцев; остаться «в образе» — утратить ориентацию в политическом пространстве и потенциальных союзников. Следовательно, именно то, что обеспечило первоначальный успех, явилось и причиной последующего поражения.

Разумеется, новым движениям и их лидерам не заказан путь политического самообразования. Но это долгая дорога, а протестный избиратель нетерпелив и ждать не склонен. Поэтому массовый запрос на переформатирование политической сцены приносит пока скромные плоды. Между тем в необратимо наступившую «постгуттенбергову эпоху», где гуманоидов сменяют «смартфоноиды», сетевые сообщества становятся важнейшим социально-политическим субъектом, а обиходные практики интернета — определяющим способом принципиально иной социокультурной и социально-политической дифференциации. В этом меняющемся климате самому ремеслу политики предстоит обрести какие-то еще не виданные формы, а политической системе — ранее не существовавшие основы стабильности. Перемены такого эпохального масштаба не обходятся без потрясений, и в этих трансформациях «эффект генерала Делла Ровере» скажется еще не раз.

1. «Генерал Делла Ро́вере» — шедевр классика итальянского неореализма Р. Росселлини (1959). Действие кинофильма происходит в Генуе в конце Второй мировой войны. Мелкому мошеннику Бардоне (В. де Сика) немцы предлагают сыграть в тюрьме роль генерала Делла Ровере, героя итальянского Сопротивления, чтобы способствовать выявлению подпольной сети. Бардоне соглашается, но заигравшись, мнимый генерал не смог выйти из роли и с возгласом «Да здравствует Италия!» становится к стенке вместе со своими приговоренными к расстрелу товарищами-антифашистами.

2. Министр обороны в 1990–1994 гг., премьер в 2004–2008 и 2012–2013 гг., глава Словенской демократической партии с 1993 г., человек, постоянно враждующий со СМИ, неоднократно обвинявшийся в коррупции и отсидевший за это в тюрьме, последние годы копирует политическую стилистику В. Орбана.

3. Одна из двух ведущих партий, наряду с Демократической партией Косово, умеренно консервативной направленности, созданная первым президентом И. Руговой — сторонником ненасильственных методов борьбы за независимость.

4. В прошлом — руководитель Армии освобождения Косово, создатель и многолетний лидер Демократической партии Косово, премьер-министр в 1999–2000 и в 2008–2014 гг.