Дебаты о динамите

Осень, как правило, всегда насыщена событиями в ядерной сфере. Вот и в 2025 г. в октябре сначала прошли ядерные учения НАТО Steadfast Noon, а затем американские Global Thunder и учения стратегических ядерных сил РФ. Однако этим все не ограничилось. В России на фоне учений заявили об испытаниях ядерной крылатой ракеты с ядерным двигателем «Буревестник» и ядерной торпеды опять же с ядерным двигателем «Посейдон», а также было анонсировано развертывание новой МБР «Сармат».  С американской стороны прозвучало неоднозначное распоряжение Д. Трампа от 30 октября «начать испытания ядерного оружия (ЯО) на равных условиях». Впрочем, несмотря на всю грандиозность проведенного и заявленного, данные события не представляют чего-то большего, чем просто мероприятия по поддержанию ядерного сдерживания.

В России с момента первых наиболее острых контрнаступлений со стороны Украины осенью 2022 г. ведутся оживленные дебаты о природе и логике этого сдерживания. Эти дискуссии предоставили широкий спектр экспертных мнений — как о самой концепции сдерживания, так и о возможных формах применения российского стратегического арсенала для «устрашения» противников Москвы из числа так называемых «стран глобального меньшинства».

Наиболее обоснованным применение ядерного оружия может быть только в случае возмездия. При этом данная формулировка сама по себе может ослабить ядерное сдерживание, так как она, в сущности, «развязывает руки» противнику, который на уровне «подпороговых» действий может действовать так, как ему заблагорассудится, включая использование самых жестоких конвенциональных способов ведения войны. Для избежания такого допущения попробуем обозначить порог, за которым применение ядерного оружия хоть и нельзя назвать «наиболее обоснованным», но все же необходимым.

Предположим, что этот порог — непосредственное начало боевых действий между ядерными державами. Учитывая, что подобных примеров в истории достаточно, важным условием боевых действий такого рода станет то, что они должны быть чем-то большим, нежели просто кратковременными всполохами тлеющего конфликта, эпизодическими пограничными столкновениями или одиночными инцидентами. В условиях боевых действий восстановление сдерживания путем применения ЯО скорее всего получит обоснование при стремлении противника добиться оперативного и выше преимущества. Все это вполне справедливо можно рассматривать в качестве оснований для того, чтобы «нажать на кнопку», и изначально, конечно, не в сценариях первого удара, нацеленного на причинение максимального ущерба, а, например, путем сигнального применения.

Такая логика во многом справедлива с точки зрения ценности главного результата сдерживания на протяжении всей ядерной эпохи — отсутствия войн между ключевыми соперниками на международной арене. Поэтому если такая война и начнется, избежать применения ядерного оружия будет сложно не только из-за неконтролируемости эскалации, но и потому, что на ЯО будут полагаться как на последнее средство удержания от войны мировой, если на лицо будут предпосылки к ее неминуемому развязыванию.

Осенью 2025 г. наряду с упомянутыми в самом начале мероприятиями в области ядерного сдерживания определенный ажиотаж вызвал фильм «Дом из динамита» режиссера К. Бигелоу. В нем показана ситуация ядерного нападения на США и порядок реагирования на него соответствующих служб. В этой картине есть ряд грубых допущений, которые делают сюжет оторванным от действительности, но основной пафос фильма, изложенный в изначальных титрах, не лишен справедливости: «В конце холодной войны ведущие державы решили, что мир будет лучше, если в нем будет меньше ядерного оружия. Но эта эпоха закончилась».

Ядерный фактор снова стал играть существенную роль в международных отношениях. Учитывая условия, в которых произошла его реактуализация, можно отметить, что мы отчасти переживаем тревоги 1950–1960-х гг., когда система контроля над вооружениями только формировалась, а политические элиты ядерных государств усваивали суть сдерживания, балансируя на грани войны. В этом контексте данные дебаты в российском стратегическом сообществе крайне важны, потому что отечественные ученые, формулируя новые аргументы в пользу совершенствования ядерного сдерживания, вносят большой вклад не только в теорию, но и в обеспечение международного мира.

Осень, как правило, всегда насыщена событиями в ядерной сфере. Вот и в 2025 г. в октябре сначала прошли ядерные учения НАТО Steadfast Noon, а затем американские Global Thunder и учения стратегических ядерных сил РФ. Однако этим все не ограничилось. В России на фоне учений заявили об испытаниях ядерной крылатой ракеты с ядерным двигателем «Буревестник» и ядерной торпеды опять же с ядерным двигателем «Посейдон», а также было анонсировано развертывание новой МБР «Сармат». С американской стороны прозвучало неоднозначное распоряжение Д. Трампа от 30 октября «начать испытания ядерного оружия (ЯО) на равных условиях». Впрочем, несмотря на всю грандиозность проведенного и заявленного, данные события не представляют чего-то большего, чем просто мероприятия по поддержанию ядерного сдерживания.

В России с момента первых наиболее острых контрнаступлений со стороны Украины осенью 2022 г. ведутся оживленные дебаты о природе и логике этого сдерживания. Эти дискуссии предоставили широкий спектр экспертных мнений — как о самой концепции сдерживания, так и о возможных формах применения российского стратегического арсенала для «устрашения» противников Москвы из числа так называемых «стран глобального меньшинства».

Иван Тимофеев:
Ядерное разоружение. Конец истории?

Работает ли ядерное сдерживание?

Задавшись этим вопросом, оборонные мыслители в России тем самым начали формировать современный облик соответствующего дискурса. Поиск четкого ответа на поставленный вопрос продолжается до сих пор. В этом нет ничего удивительного, учитывая недавнее «бряцание» ракетами Tomahawk за океаном, напоминающее прежние витки стимулируемой Западом эскалации — поставки Украине танков, ракет типа ATACMS и Storm Shadow/SCALP-EG, самолетов F-16 и т.д.

Вероятно, для того, чтобы Москва не расценила эти шаги как прямую провокацию и не вышла за рамки «подпороговых» действий, процесс передачи вооружений нередко выстраивался по принципу постепенного открытия «окна Овертона». Сначала возможность поставок обсуждалась в инфополе, затем проходила многоступенчатые согласования между союзниками по западному блоку и лишь в конечном итоге реализовывалась на практике. Правда, оружие в любом случае доходило до Киева и применялось на поле боя, что расширяло степень участия НАТО в конфликте и укрепляло в экспертном сообществе России аргументы в пользу перехода от стратегии ядерного сдерживания к политике ядерного «устрашения».

Подобная динамика, казалось бы, ставит под сомнение саму эффективность сдерживания. Однако, прежде чем делать окончательные выводы, следует обратиться к природе этого феномена. Как отмечал Р. Джервис, «ядерное оружие имеет только два, хотя и серьезных последствия. Во-первых, оно делает крайне маловероятным прямое нападение какой-либо из сторон на другую [речь о государствах, обладающих ЯО — прим. автора], во-вторых, гарантирует невероятные разрушения в случае нападения»[1]. Эта формулировка раскрывает саму суть ядерного сдерживания и позволяет точнее определить, в каких ситуациях уместно ставить вопрос о его эффективности.

Главный смысл упомянутых «последствий» ЯО заключается в том, что само сдерживание во многом релевантно только для условно «верхних» ступеней эскалации и практически не применяется на более низких, где эскалационное движение к ядерному конфликту лишено стратегического смысла. Г. Снайдер в свое время назвал это парадоксом стабильности — нестабильности. Следовательно, сегодня это означает, что прокси-война США с союзниками против России — не «баг», а «фича» ядерного сдерживания.

Этот парадокс находит подтверждение не только в теории, но и в исторической практике. Как минимум, вьетнамский и афганский конфликты эпохи биполярного противостояния представляли собой опосредованные войны одной ядерной сверхдержавы против другой, однако они не интерпретировались как провал ядерного сдерживания.

Следовательно, нельзя ядерным оружием побороть нестабильность на уровне с меньшей эскалацией, так как она имманентна самому ядерному сдерживанию. Невозможно принудить Вашингтон, Лондон, Брюссель и ряд других недружественных акторов отказаться от той поддержки Киева, которая выражается в поставках ему вооружений, координации действий на театре военных действий (ТВД) и пр., потому что угроза нанесения ядерного удара не будет убедительной в силу отсутствия смысла начинать ядерную войну.

Однако обозначает ли это, что всякое применение ядерного оружия обязательно приведет к ядерной войне? Согласно К. Богданову, сигнальное применение ЯО представляет собой ограниченную форму боевого применения, нацеленную на демонстрацию решимости прекратить конфликт только на благоприятных для себя условиях. Иными словами, это «практическая попытка восстановления ядерного сдерживания на новом уровне после того, как это сдерживание не сработало, когда другие способы субъективно исчерпаны, а переход к нанесению противнику неприемлемого ущерба не обоснован логикой и масштабом конфликта»[2]. К. Богданов заключает, что оно может представлять одиночные ядерные удары по пустынным районам на суше или на море, а также по располагающимся вне густонаселенных районов второстепенным военным объектам с небольшим гарнизоном или без него[3].

Прилагая сценарий сигнального применения к противостоянию России и НАТО в контексте спецоперации, можно прийти к неоднозначным выводам. С одной стороны, подрыв ядерных боезарядов в нейтральных водах неподалеку от границ США и/или стран ЕС ясно даст понять членам НАТО, что ставки в украинском конфликте резко возросли. Учитывая разницу в восприятии Киева российским руководством, которое крайним образом секьюритизирует происходящие процессы в этом государстве (поэтому и проводит непосредственные боевые действия на его территории), и западными странами, для которых оно во многом представляет интерес только как инструмент сдерживания Москвы (поэтому они и ограничивают свои действия опосредованным участием), Запад действительно может уступить. При таком сценарии более чем вероятно, что в ответ также произойдет сигнальное применение западного ЯО с целью демонстрации, что Запад не устрашен и в эту игру можно «играть вдвоем». Но при этом международная обстановка будет накалена настолько, что западные элиты могут прийти к выводу о неоправданности последующих возможных рисков, на которые при учете отмеченной разницы в восприятии скорее будет готов пойти Кремль.

С другой стороны, приведенная логика соответствует модели рационального игрока, где собственная картина мира проецируется на оппонента. Главный ее изъян заключается в том, что противник может руководствоваться чем-то совершенно непредсказуемым. В таком случае контролируемая эскалация, которая должна по расчетам одной стороны привести к прекращению конфликта на благоприятных для нее условиях, крайне маловероятна.

Подтверждением этого тезиса выступают результаты разработанной в 1983 г. Т. Шеллингом командно-штабной игры «Горделивый пророк», тестировавшей концепцию «эскалации для деэскалации» посредством сигнального применения ядерного оружия: «На игре советская команда расценила “деэскалирующий” удар США как начало массированного и запустила масштабный ответно-встречный удар, на который американская команда ответила ударом возмездия. Это привело к полной катастрофе: около 500 млн погибших во всем северном полушарии в течение первых суток, по оценкам посредников»[4].

Таким образом, наиболее обоснованным применение ядерного оружия может быть только в случае возмездия. При этом данная формулировка сама по себе может ослабить ядерное сдерживание, так как она, в сущности, «развязывает руки» противнику, который на уровне «подпороговых» действий может действовать так, как ему заблагорассудится, включая использование самых жестоких конвенциональных способов ведения войны. Для избежания такого допущения попробуем обозначить порог, за которым применение ядерного оружия хоть и нельзя назвать «наиболее обоснованным», но все же необходимым. Важно не просто сослаться на соответствующие стратегические документы разных стран — это было бы отпиской, поскольку даже подробные документы могут учесть далеко не все обстоятельства. Вывод должен опираться на саму логику ядерного сдерживания.

Предположим, что этот порог — непосредственное начало боевых действий между ядерными державами. Учитывая, что подобных примеров в истории достаточно (индо-пакистанские конфликты, советско-китайский конфликт в конце 1960-х гг. или даже сбитие советским зенитно-ракетным комплексом американского самолета-разведчика U-2 в разгар Карибского кризиса), важным условием боевых действий такого рода станет то, что они должны быть чем-то большим, нежели просто кратковременными всполохами тлеющего конфликта, эпизодическими пограничными столкновениями или одиночными инцидентами. В условиях боевых действий восстановление сдерживания путем применения ЯО скорее всего получит обоснование при стремлении противника добиться оперативного и выше преимущества — проведение им в условиях ведущейся войны даже в малой степени нечто похожего на американскую операцию «Каньон Эльдорадо» в 1986 г. или американо-британскую операцию «Пустынный лис» в 1998 г., в рамках которых были уничтожены важные объекты инфраструктуры Ливии и Ирака соответственно, или попытки обеспечить бесполетную зону. Все это вполне справедливо можно рассматривать в качестве оснований для того, чтобы «нажать на кнопку», и изначально, конечно, не в сценариях первого удара, нацеленного на причинение максимального ущерба, а, например, путем сигнального применения.

Такая логика во многом справедлива с точки зрения ценности главного результата сдерживания на протяжении всей ядерной эпохи — отсутствия войн между ключевыми соперниками на международной арене. Поэтому если такая война и начнется, избежать применения ядерного оружия будет сложно не только из-за неконтролируемости эскалации, но и потому, что на ЯО будут полагаться как на последнее средство удержания от войны мировой, если на лицо будут предпосылки к ее неминуемому развязыванию.

Алексей Арбатов:
Ядерный бумеранг

Сугубо тактический успех

Продолжая разбирать контекст СВО, отметим, что в общественном дискурсе можно встретить не только аргументы о стратегической логике применения ядерного оружия, но и военно-оперативной. Когда сухопутные войска сталкиваются с позиционным тупиком на фронте, может ли тактическое ядерное оружие (ТЯО) стать средством его преодоления?

После освобождения Покровска перед ВС РФ рано или поздно встанет задача преодоления наиболее укрепленных позиций ВСУ на Донбассе на Славянско-Краматорской оборонительной линии (СКОЛ). Это «линия обороны с большим количеством опорных пунктов и долговременных огневых точек», ключевым элементом которой служит «киллзона», где всякое движение нейтрализуется посредством полчищ БПЛА.

При текущих темпах наступления российской группировки войск «стачивание» этого СКОЛа станет крайне сложной задачей. Чтобы не разменивать значительное время на незначительное пространство и сократить потери, логичным может показаться подавление хорошо укрепленных оборонительных позиций противника путем нанесения по ним нескольких маломощных ядерных ударов. Причем для решения этой задачи понадобится, пожалуй, куда меньшая мощность боезарядов, чем та, которую имели бомбы, сброшенные американцами на Хиросиму («Малыш» (Little Boy) около 15 Кт) и Нагасаки («Толстяк» (Fat Man) около 20 Кт), поскольку и цели меньше, и политический эффект от этих ударов как в конце Второй мировой войны не нужен. Потребуются ядерные боезаряды мощностью в несколько килотонн, а то и вовсе меньше одной килотонны, благодаря чему можно будет сократить до минимума последствия от радиации, что важно как для тех, кто будет находиться в зоне поражения, так и для российских солдат, которые будут впоследствии направлены туда для обеспечения контроля территории.

Кстати, для справки стоит отметить, что во время холодной войны как в СССР, так и в США сухопутные войска получали на некоторых учениях опыт действий в условиях ядерного взрыва. Так, на Тоцком полигоне в 1954 г. солдаты пересекли эпицентр взрыва бомбы мощностью около 40 Кт.

Возвращаясь же на украинский ТВД, резюмируем, что по итогу применения ТЯО в заданном сценарии допустимо предположить практически одномоментную дезорганизацию оборонительных позиций ВСУ на Донбассе и выбивание значительного потенциала для оказания последующего сопротивления украинскими военными. Но еще более важным результатом станет попадание в ловушку утраты политической целесообразности на войне, о которой говорил Клаузевиц. В нашем случае она предполагает, что издержки применения ТЯО в немалой степени «обнулят» результаты СВО.

Этот аргумент, интуитивно понимаемый всеми из-за ядерного табу, означает, что страна, применившая даже нестратегическое ядерное оружие, столкнется с экстраординарными внешнеполитическими последствиями. Будет оказано разрушительное воздействие на режим нераспространения, страна понесет дипломатические потери, столкнувшись с международным осуждением, лишившись дружественного расположения правительств многих стран, что, в свою очередь, породит множество препятствий на этапе закрепления военных достижений по итогам кампании. Можно еще долго перечислять негативные последствия, но вывод уже на поверхности — при принятии решения об использовании ЯО, в том числе тактического, одной военно-оперативной логики недостаточно. В противном случае есть большой риск нивелирования военных достижений на пороге их конвертации в политическую действительность.

Важно отметить, что высшее военно-политическое руководство России еще с самого начала СВО учитывало это и попадать в «ловушку Клаузевица» не собиралось. Об этом, кстати, можно судить по диалогу между президентом В. Путиным и инициатором дебатов о ядерном сдерживании политологом-международником С. Карагановым в июне 2024 г. на ПМЭФ. Российский лидер тогда отметил: «Когда мы видим, что такое русский характер, что такое характер российского гражданина, понимаем это и опираемся на это, то никакое атомное оружие нам не нужно». Логично, что как о применении ТЯО, так и переходе к ядерному «устрашению» в условиях затяжного характера текущей кампании речи не было и нет.

Впрочем, все это не умаляет значения настоящей дискуссии. Потому что, во-первых, все может измениться в одночасье, учитывая нестабильность, свойственную в современным международным отношениям. Поэтому приведенные аргументы еще могут понадобится государственным деятелям, если они окажутся перед дилеммой — жать на «кнопку» или нет. Во-вторых, как ни странно, эти дебаты касаются далеко не только ядерного сдерживания.

Иван Тимофеев:
Поможет ли ядерное оружие предотвратить войну России и НАТО?

Свои города в заложниках?

Сорок лет назад можно было уверенно утверждать, что мы живем в условиях устойчивого Ялтинско-Потсдамского мирового порядка. Последние же три десятилетия активно продолжаются споры не только о современном миропорядке, но даже об актуальности Вестфальской системы. Ряд специалистов отмечает, что в настоящее время утверждать можно лишь о процессе формирования нового мирового порядка[5].

Исторически этот процесс, помимо прочего, выражался в ревизии принципов, лежавших в основе международных отношений. Один из таких принципов сегодня — ядерное табу. Будучи во многом умозрительным конструктом, как и все остальные принципы, оно оказалось уникальным, потому что в отличие от других основывается на специфическом страхе, разделяемом практически всеми. «Ракетный удар», «война» и прочие военные понятия, связанные с насилием, столь привычны, что, к сожалению, далеко не всегда вызывают вполне закономерную оторопь у обывателя. Но стоит добавить к ним атрибутив «ядерный», как восприятие понятий приобретает более тревожный характер. Следовательно, психологический фактор придает ядерному табу дополнительной устойчивости, какой нет у других принципов, что предполагает меньшую подверженность к его пересмотру и, следовательно, делает маловероятным применение ЯО. Однако далеко не только психологический фактор здесь играет значимую роль.

Как и иные международные принципы, ядерное табу имеет фундамент в виде международных институтов, которые призваны его обеспечить, то есть не допустить или как минимум сделать предельно маловероятным применение ЯО. Они представляют систему международных договоров по контролю над ядерными вооружениями. Однако, по словам академика А. Арбатова, «ныне три главных ее с столпа» находятся под угрозой: «Во-первых, продленный срок действия ДСНВ-3 истекает в феврале 2026 г., и за оставшееся время заключить новый договор практически нереально. Во-вторых, внутри США и России растет давление в пользу отказа от Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. В-третьих, падение двух центральных опор системы контроля над вооружениями развалит Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО)»[6].

Учитывая нестабильность современных международных отношений и ослабление контроля над ядерными вооружениями, можно сделать заключение о деградации системы, институционально поддерживающей ядерное табу. Это не означает, что уже завтра человечество будет повсеместно использовать ЯО, но аргументов против его использования в критический для государства момент становится все меньше. Сложно аргументировать неприменение важностью нераспространения, когда две ядерные державы — США и Израиль — наносят удары по Ирану, декларирующему отсутствие намерения создавать ЯО, но при этом обладающему необходимыми мощностями, чтобы перестать быть «пороговым» государством, особенно если в этом будет залог выживания Исламской Республики. Также осуждение со стороны международного сообщества, которое не раз за последнее время проявляло двойные стандарты, не станет авторитетным. Дипломатия же, хоть и столкнется с проблемами на этапе закрепления военных достижений, вполне справедливо может апеллировать к тому, как безрассудно западные страны, оказывая военную поддержку Киеву, проверяли на прочность ядерное сдерживание.

Чем дольше эти тенденции в системе международных отношений и контроле над вооружениями будут продолжаться, тем обоснованнее будет становиться логика подобной аргументации, размывающей границы ядерного табу. Конечно, она касается далеко не только нашего государства, просто Россия сейчас из всех ядерных держав оказалась в условиях наиболее напряженного конфликта. Поэтому российским экспертам приходится сейчас интенсивнее остальных определять новые контуры теории сдерживания. Однако только для Москвы в нынешних дебатах по-настоящему значима та их часть, которая относится к Украине.

СВО стала водоразделом не только на внешнеполитическом контуре, но и внутри страны. Влияние «спецоперации» на российское гражданское общество проходит по широкому спектру. Здесь же важно отметить формирование особого направления в национальном мышлении, вызванное вопросом: если Россия сделала столь высокие ставки в украинском вопросе, какое значение для нее имеет эта страна? Принципиальной частью ответа на него станет не военно-политическая составляющая, связанная с доводом о важности Украины как буфера между РФ и НАТО, а то, что россияне вернулись к пониманию украинской проблемы с точки зрения истории и своих национальных интересов.

Другими словами, для многих российских граждан «конец истории» полностью завершился 24 февраля 2022 г. Тогда они снова стали частью исторического процесса и перестали верить в правоту западных догм о том, что на международные отношения правильно смотреть только через призму либеральной теории. В контексте Украины это означает возвращение ее восприятия нами как колыбели российской цивилизации. Следовательно, Россия должна бороться за определение политического вектора Киева, чтобы в нем отражалась как минимум дружественное отношение к Москве.

Сложно в исторической ретроспективе разделить Россию и Украину на два четко обособленных государственных образования из-за степени политической, экономической, культурной, религиозной и этнической близости, не говоря уже о том, что из Киева пошла русская государственность и бóльшее время ее существования этот город был частью исторической России. В этом и кроется вывод, касающийся наших дебатов.

Российское видение Украины должно налагать определенные ограничения на подходы в отношении этой страны априори, что, кстати, не взаимоисключает военные методы в целом, так как принято, что даже внутри своих стран правительства могут обеспечивать порядок вооруженным способом. Но важно отметить, что никто не бьет ядерным оружием по своим. Украина — отдельное государство, причем в котором существенную роль играет нацистская идеология, имеющая множество сторонников среди граждан, поэтому называть кого-то «своими» не всегда корректно. Однако это не отменяет культурной близости как между странами, так и народами, а также не должно лишать перспективы, при которой оставшаяся часть Украины, помимо уже вошедших в состав РФ четырех новых субъектов, окажется в большем политическом единении с Россией.

Такой аргумент будет делать любой довод в пользу использования ядерного оружия на украинском ТВД аполитичным даже при девальвации ядерного табу. Зная о том, насколько жестоко современное государство может вести боевые действия на примере последней кампании Израиля в секторе Газа, справедливо будет допустить, что российское руководство, проводя СВО в сравнительно ограниченном формате, разделяет суть изложенного аргумента. Но с учетом вероятности того, что полное преодоление украинского «вызова» может оказаться достаточно продолжительным или даже выйти за хронологические рамки СВО, в перспективе этот аргумент может оказаться принципиальным при сценариях с высокой степенью эскалации.

Чжао Хуашэн:
Война и мир: куда движется мир?

***

Осенью 2025 г. наряду с упомянутыми в самом начале мероприятиями в области ядерного сдерживания определенный ажиотаж вызвал фильм «Дом из динамита» режиссера К. Бигелоу. В нем показана ситуация ядерного нападения на США и порядок реагирования на него соответствующих служб. В этой картине есть ряд грубых допущений, которые делают сюжет оторванным от действительности, но основной пафос фильма, изложенный в изначальных титрах, не лишен справедливости: «В конце холодной войны ведущие державы решили, что мир будет лучше, если в нем будет меньше ядерного оружия. Но эта эпоха закончилась».

Ядерный фактор снова стал играть существенную роль в международных отношениях. Учитывая условия, в которых произошла его реактуализация, можно отметить, что мы отчасти переживаем тревоги 1950–1960-х гг., когда система контроля над вооружениями только формировалась, а политические элиты ядерных государств усваивали суть сдерживания, балансируя на грани войны. В этом контексте данные дебаты в российском стратегическом сообществе крайне важны, потому что отечественные ученые, формулируя новые аргументы в пользу совершенствования ядерного сдерживания, вносят большой вклад не только в теорию, но и в обеспечение международного мира.

1. Джервис Р. Значение ядерной революции. Управление государством и перспектива Армагеддона / Роберт Джервис; пер. с английского Т. Ованнисяна - М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2024. С. 33.

2. Богданов К. В. Cигнальный компонент в стратегиях ограниченного применения ядерного // Мировая экономика и международные отношения, 2022, т. 66, № 5, сс. 5-13. DOI: 10.20542/0131-2227-2022-66-5-5-13

3. Там же. С. 8.

4. Там же, С. 7.

5. Мегатренды: Основные траектории эволюции мирового порядка в XXI веке: Учебник / Под. ред. Т. А. Шаклеиной, А. А. Байкова. 3-е изд., испр., доп. и перераб. М.: Издательство «Аспект Пресс», 2022. 520 с.

6. Арбатов А.Г. Ядерный бумеранг. Нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов, но вечно и постоянно только ядерное оружие. Полис. Политические исследования. 2025. № 5. С. 37.