Чего сирийцы ждут от России

Несмотря на то, что интенсивность военных действий в Сирии несколько снизилась, война по-прежнему представляет собой «определяющую» или «референтную» среду, задающую тон всему, что происходит как внутри страны, так и в регионе в целом. Суть ситуации заключается в том, что у этой войны нет скорого конца, и присутствие России — неизбежная реальность обозримого будущего; этот факт сам по себе сопряжен с массой различных нюансов, возможностей и проблем для обеих стран.

Мы до сих пор не знаем в точности, каких позиций придерживается Россия относительно своего присутствия в Сирии и своей роли в гражданской войне — особенно в свете «возрастающих расходов» российского участия в конфликте и «снижающейся отдачей» от этого участия. Реальна ли возможность найти оптимальное решение, расположенное где-то посередине между крайними вариантами «выхода» из Сирии и продолжения выбранного курса? И насколько глубоко страна увязла в этой «ловушке неопределенности»?

Для сирийцев присутствие России на их территории и ее роль в определении будущего Сирии является источником беспокойства и озабоченности — особенно на фоне роста напряженности в ситуациях, касающихся самой России, но не имеющих непосредственного отношения к сирийскому конфликту. Некоторые политические деятели и аналитики считают, что российское присутствие оказывает непосредственное воздействие как на характер войны, так и на будущее сирийского государства и общества.

Чего сирийская сторона ждет от России? Для начала — «четко определенных» ориентиров, подтверждения понимания российской стороной собственной миссии в Сирии, заключающейся в содействии восстановлению сильного, единого и сплоченного сирийского государства и поддержании «стратегического диалога» между всеми сторонами — участницами конфликта в целях формирования «общей повестки дня» на будущее.

В этой статье мы не стремимся дать однозначный ответ на вопрос, поставленный в ее названии. Скорее, ее следует воспринимать как попытку анализа основных позиций и взглядов, которых придерживается, по-видимому, значительная часть населения Сирии, проживающего в регионах, контролируемых сирийским правительством и силами, поддерживающими президента Башара аль-Асада. При этом для изучения позиций сирийцев, представляющих противоположную сторону конфликта, потребуется иной подход.

Дать ответ на вопрос, чего именно ждут сирийцы от России, невозможно, не попытавшись взглянуть на ситуацию с точки зрения России. И тут возникает симметричный вопрос: чего россияне ждут от Сирии?

Мы уже говорили о необходимости поддержания «стратегического диалога» между двумя сторонами: это позволит прояснить многие вопросы, обеспечит «твердую основу» нашим отношениям, определив базовые константы, а также составить когнитивные и процедурные дорожные карты решения спорных вопросов с учетом того обстоятельства, что динамика стратегий и интересов обеих сторон не идентична и не должна быть таковой.

Россия может достичь целей, участвуя в сирийской войне, только при условии сосредоточения ее усилий на укреплении Сирии и на содействии «самовосстановления» страны, то есть обеспечению максимально возможной безопасности и стабильности. Очень важно также понимать, что послевоенная Сирия — это не структура, возникшая в результате переговоров и соглашения об урегулировании. Такое восприятие означало бы присвоение Сирии статуса растерзанной войной страны, неспособной защитить собственных граждан и обеспечить соблюдение интересов своих союзников и партнеров.

Содержание

Предисловие

1. Неопределенность ситуации в Cирии
2. «Закон Цезаря» и «воспроизводство» войны
3. Внутреннее истощение
4. «Закон Цезаря» — угроза для России
5. Нематериальный долг
6. Россия как внутриполитический фактор
7. Роль России — вопросы и перспективы
8. Потребность в «стратегическом диалоге»
9. Надежды

Заключение

Предисловие

Несмотря на то, что интенсивность военных действий в Сирии несколько снизилась, война по-прежнему представляет собой «определяющую» или «референтную» среду, задающую тон всему, что происходит как внутри страны, так и в регионе в целом. Суть ситуации заключается в том, что у этой войны нет скорого конца, и присутствие России — неизбежная реальность обозримого будущего; этот факт сам по себе сопряжен с массой различных нюансов, возможностей и проблем для обеих стран.

Мы до сих пор не знаем в точности, каких позиций придерживается Россия относительно своего присутствия в Сирии и своей роли в гражданской войне — особенно в свете «возрастающих расходов» российского участия в конфликте и «снижающейся отдачей» от этого участия. Реальна ли возможность найти оптимальное решение, расположенное где-то посередине между крайними вариантами «выхода» из Сирии и продолжения выбранного курса? И насколько глубоко страна увязла в этой «ловушке неопределенности»?

Для сирийцев присутствие России на их территории и ее роль в определении будущего Сирии является источником беспокойства и озабоченности — особенно на фоне роста напряженности в ситуациях, касающихся самой России, но не имеющих непосредственного отношения к сирийскому конфликту. Некоторые политические деятели и аналитики считают, что российское присутствие оказывает непосредственное воздействие как на характер войны, так и на будущее сирийского государства и общества. Имеются в виду в том числе и отношения Сирии с Турцией и их влияние на будущую судьбу Идлиба; отношения с США и курдами, в значительной степени определяющие ситуацию на территориях к востоку от Евфрата; отношения со странами, подписавшими с Сирией договоры и соглашения; позиции Сирии и расклад сил в южном регионе; отношения Сирии с Израилем и все последствия этих отношений для общей ситуации в стране. Даже осознавая значительные плюсы, обеспечиваемые этими отношениями и взаимодействиями, сирийцы отдают себе отчет в серьезных опасностях, которыми они чреваты.

Чего сирийская сторона ждет от России? Для начала — «четко определенных» ориентиров, подтверждения понимания российской стороной собственной миссии в Сирии, заключающейся в содействии восстановлению сильного, единого и сплоченного сирийского государства и поддержании «стратегического диалога» между всеми сторонами — участницами конфликта в целях формирования «общей повестки дня» на будущее.

В этой статье мы не стремимся дать однозначный ответ на вопрос, поставленный в ее названии. Скорее, ее следует воспринимать как попытку анализа основных позиций и взглядов, которых придерживается, по-видимому, значительная часть населения Сирии, проживающего в регионах, контролируемых сирийским правительством и силами, поддерживающими президента Башара аль-Асада. При этом для изучения позиций сирийцев, представляющих противоположную сторону конфликта, потребуется иной подход.

Неопределенность ситуации в Сирии

Александр Козинцев:
Перипетии сирийского урегулирования: как собрать мозаику идентичностей?

Когда целый ряд СМИ и российских аналитиков выступили с критикой сирийского режима, многие сочли это признаком пересмотра Россией своих позиций по отношению к войне в Сирии и политическому режиму в стране. Высказывалось предположение о том, что Россия может отказаться от присутствия в Сирии, оставив сирийский режим один на один с нарастающим давлением факторов, обусловливающих необходимость во внутриполитических переменах. Другие, напротив, прогнозировали попытку России, «вмешавшись» в структуру политического режима, «изменить» расстановку сил в стране. И хотя Россия отрицала намерение менять свою политику, эта критика не осталась незамеченной и была воспринята если не как реальная попытка отказаться от присутствия в Сирии, то по меньшей мере как внятные «знаки и сигналы».

Критика со стороны России (а точнее давление, оказывавшееся на страну извне) совпала с целым рядом весьма тревожных тенденций в ходе войны:

• рост военного и политического присутствия США в регионах к востоку от Евфрата;
• увеличение числа израильских атак на сирийские и иранские объекты на территории Сирии;
• рост давления на Иран со стороны США и Израиля в связи с иранским присутствием в Сирии, Ираке и Ливане;
• заявление о вступлении в силу «Закона Цезаря»;
• углубление экономического кризиса; обвал местной валюты и рост цен; обострение экономических и социальных проблем внутри страны.

Джеймс Джеффри утверждает, что испытываемое сирийцами чувство «неопределенности» осложнялось целым рядом факторов, исходивших от Соединенных Штатов, которые состоят в прямой конфронтации с Россией [1]; в число таких факторов входят:

• американская риторика, намекающая на грядущие изменения позиций России относительно политического режима, а также утверждения о том, что Вашингтон не имеет ничего против российского присутствия в Сирии и поддерживает идею удаления из страны всех прочих игроков, включая США, что интерпретировалось как призыв именно к таким действиям;
• намеки американской стороны на планы относительно превращения Сирии в «трясину», в которой увязнет Россия: Джеймс Джеффри, человек, отвечавший за политику США в Сирии, говорил об этом весьма недвусмысленно.

Все это дало многим сирийцам и целому ряду зарубежных наблюдателей основания предполагать, что Москва намерена изменить свою политику по отношению к Дамаску и что существует некая договоренность между США и Россией, в соответствии с которой предполагается не свергать режим в Сирии, а принудить его либо к осуществлению внутриполитических изменений и к выполнению требований, содержащихся в Резолюции № 2254 Совета Безопасности ООН, либо к изменению позиций по Ирану и Хезболле — проблеме, находящейся в центре внимания заинтересованных сторон. [2]

«Закон Цезаря» и «воспроизводство» войны

Игорь Матвеев:
Закон Цезаря: новый вызов для Сирии?

Соединенные Штаты и их союзники, пытаясь извлечь уроки из опыта войн, ведшихся в течение последних десяти лет, анализируют причины, по которым они так и не смогли в полной мере достичь поставленных целей, реализуя политику сдерживания и нейтрализации факторов, обеспечивающих «твердость Дамаска», а также факторов, побуждающих Россию, Иран и другие стороны оказывать Сирии поддержку вплоть до сегодняшнего дня, то есть через десять лет после начала войны, сопряженной с исключительно высокими издержками и опасностями.

Американцы и их союзники поняли также, что угрозы, с которыми сопряжен их уход с сирийской арены военных действий, оказались даже серьезнее, чем они могли предполагать раньше. Дело не в том, что США достигли своих целей в этой войне, а в том, что отказ от этих планов означает победу Сирии и ее союзников.

Соединенным Штатам необходимо отрезать сирийскому государству дорогу к восстановлению его былого могущества и не дать России и Ирану захватить ведущие роли на региональной и международной сцене. Для этого США пришлось бы «сменить стиль», расширив диапазон своего целеполагания и блокируя действия Дамаска. Собственно говоря, в этом фактически и заключается суть «Закона Цезаря».

Джеймс Джеффри утверждает, что США не желают свергать сирийский режим. Их цель — «принудить» сирийское правительство вернуться к выполнению условий резолюции № 2254 Совета Безопасности ООН [3], что, согласно как реальной, так и декларируемой позиции США, вернет нас к положению на март 2011 г. [4]

Таким образом, реальные цели США и европейских стран, проводящих политику «удушения», в том числе и в рамках «Закона Цезаря», заключаются в следующем:

• Увеличить военные издержки, доведя их до той черты, пересечение которой делает слишком рискованным продолжение военных действий не только для сирийского режима, общества и государства, но и (что важно!) для России, испытывающей все большее давление со стороны Соединенных Штатов.
• Не допускать расширения территорий, находящихся под контролем правительства, и даже прекратить осуществляемые правительством военные операции. Специальный представитель США по Сирии Джеймс Джеффри выразился абсолютно недвусмысленно, сказав следующее: «Дамаск должен прекратить военные операции в Идлибе». Кроме того, Соединенные Штаты предостерегают Дамаск и его союзников от пересечения проведенной США «красной черты» к востоку от Евфрата.
• Создать условия для реализации насущных целей других причастных к конфликту сторон. В первую очередь речь идет о США и военной базе Эт-Танф, а также о восточном Евфрате, Турции и Идлибе, сельских районах провинции Халеб и, до известной степени, о территориях, расположенных к востоку от Евфрата, а также об Израиле на юге.

Внутреннее истощение

Все это подготовило почву для принятия «Закона Цезаря» и сопровождалось информационной войной внутри Сирии, а также между сторонами, чьи интересы реально затрагиваются ситуацией в Сирии в период беспрецедентного экономического, политического, социального и психологического «истощения». Эта война усилила чувство неуверенности относительно возможных будущих сценариев и одновременно укрепила готовность Сирии к любым вариантам дальнейшего развития событий. Кроме того, перед многими союзниками и региональными и международными партнерами Сирии встал вопрос о возможности дальнейшего взаимодействия с этой страной вопреки «Закону Цезаря», а в некоторых случаях — и о целесообразности поддержания такого взаимодействия.

Представлялось, что «Закон Цезаря» отчасти достиг своих целей еще до вступления в силу. В первую очередь это относится к динамике курса сирийского фунта относительно доллара США и других валют, а также к существенному росту цен. Однако сирийцы и люди, внимательно следящие за ситуацией в стране, прекрасно понимают, что «Закон Цезаря» практически не затрагивает экономический и финансовый секторы и что его влияние на товарные потоки и рост цен минимально. На самом деле все изменения были результатом других процессов, происходивших непосредственно в Сирии. Кроме того, в определенной степени сказался эффект взаимного усиления многочисленных факторов: коррупции, слабости системы государственного управления, низких финансовых показателей.

«Закон Цезаря» — угроза для России

Россия напрямую упомянута в «Законе Цезаря», что является потенциальной угрозой и неприкрытым вызовом для ее политики и интересов в Сирии, а также попыткой запугивания российских корпораций и компаний в стремлении заставить их избегать работы в Сирии. Эта политика распространяется не только на интересы России в Сирии, она затрагивает ее позиции и интересы в регионе и в мире в целом. Данная угроза требует от России адекватного ответа, соразмерного американской угрозе.

Одним из возможных ответов могут стать меры, направленные на срыв достижения ключевых целей, для реализации которых был принят «Закон Цезаря». Иными словами, если закон призван «удушить» сирийскую экономику, отрезать ее от источников дохода, остановить входящие и исходящие денежные и товарные потоки и т.д., то Россия может ослабить удушающую хватку и нейтрализовать угрозы, обеспечив Сирии возможность сопротивляться действию «Закона Цезаря» и его потенциальным последствиям, затрагивающим, в частности, социально-экономическое развитие страны.

Сирийцы понимают, что противодействие «Закону Цезаря» в большой степени зависит от готовности России помогать их стране в сопротивлении экономическому удушению, санкциям и блокаде. Нет никакого сомнения в том, что российская сторона отдает себе отчет в серьезности угрозы, с которой имеет дело Сирия, а также в том, что затеянное американцами «экономическое удушение» Сирии есть не что иное, как способ продолжить войну, не позволяя России проводить собственную политику и отстаивать свои интересы в регионе. То есть все должно выглядеть таким образом, будто Россия никогда не имела никакого отношения к конфликту.

Нематериальный долг

Александр Аксененок:
Коронавирус и конфликты на Ближнем Востоке

Хотя значительная часть граждан Сирии благодарны России, ее присутствие в стране и потенциальное влияние на дальнейшее развитие событий составляет предмет их серьезного беспокойства. К примеру, тревогу вызывают последствия возможного соглашения между Россией, Турцией, Израилем и даже Соединенными Штатами. Именно в этом кроется причина неуверенности сирийцев в завтрашнем дне, о которой здесь уже не раз говорилось.

Одним из объяснений присутствия России в Сирии и ее активного участия в гражданской войне являются планы по превращению Сирии в «новый плацдарм» для выхода на Ближний Восток и мировую арену в рамках утверждения более сбалансированного и многополярного мирового порядка. В этом контексте Сирия представляет собой пространство, используемое для выражения «русской идеи» и восстановления реноме России в качестве великой державы.

Можно сказать, что Сирия оказалась в «нематериальном долгу» перед Россией, хотя многие сирийцы считают, что именно стойкость Сирии (обеспечиваемая при поддержке Ирана и Хезболлы), в особенности в период между 2011 и 2015 гг., дала России беспрецедентную возможность открыть новый этап во внешней политике и укрепить свои позиции на мировой арене.

Таким образом, присутствие России в Сирии может объясняться тем фактом, что Сирия, Иран и Хезболла скованы целым рядом ограничений:

• не могут вступать в прямые военные контакты с Турцией, США и Израилем;
• не могут вести переговоры и заключать компромиссные соглашения с вооруженными формированиями, а также обеспечивать безопасность на территориях, где такого рода компромиссные соглашения были заключены, например, в Даръа и южных регионах;
• ограничивающие факторы распространяются на действия военно-воздушных сил, работу в местах военных действий, снабжение предметами первой необходимости во время войны;
• Россия — один из ключевых участников международных форумов — настойчиво призывает к «возвращению арабов в Сирию», а главное — она демонстрирует непреклонную позицию по отношению к попыткам США и их союзников склонить Совет Безопасности ООН к принятию антисирийских резолюций.

Однако «нематериальный долг» Сирии перед Россией предполагает два типа или, скорее, два уровня «выплаты»:

• возврат долга в моральном смысле, то есть принятие весьма серьезных требований, обязательств и планов, касающихся взаимоотношений между Россией, Турцией, Израилем, территориями, на которых действуют договоры об урегулировании, и т.д. В таком контексте сирийцам придется «принять» их, «сообразуясь» с волей и интересами России и заключаемыми ею региональными и международными договоренностями, касающимися войны в Сирии;
• возврат долга в финансовом смысле, то есть заключение «почти эксклюзивных» контрактов по нефти и газу, транспорту, использованию портов и т.д.

Россия как внутриполитический фактор

О российском присутствии можно говорить по отношению почти ко всему, что связано с Сирией. Россия принимает участие в решении вопросов войны и мира, развития, борьбы с терроризмом, определения политики ликвидации различных формирований и урегулирования спорных вопросов, разработки послевоенной политики и т.д., что часто превращает ее в определяющего игрока, а в большинстве случаев — и активного «интерпретатора». Эта ситуация требует дальнейшего исследования и анализа.

Вышесказанное позволяет квалифицировать Россию как «внутренний фактор» сирийской ситуации — особенно с учетом характера войны.

• Спектр российских интересов выходит за пределы таких аспектов, как безопасность, военная сфера и международные отношения, распространяясь также и на экономику, социальные аспекты и внутреннюю политику. Часто говорят о роли России в реорганизации армии, а также о ее присутствии в различных областях общественной и экономической жизни страны.
• Существуют утверждения, что интерес России к динамике глубоко внутреннего политического курса, особенно в сфере управления телекоммуникациями, нефтегазовой отраслью и т.д., объясняется ее стремлением повысить эффективность, результативность и продуктивность собственного влияния на управление приоритетными секторами и на определение их развития, гарантировав выплату части финансовых обязательств, обусловленных военными действиями.
• Никто не ожидал от России выполнения каких-либо альтернативных функций, использования «параллельных полномочий» или принятия роли «державы-гаранта» на некоторых сирийских территориях (именно это произошло на юге страны и в других регионах и областях, примыкающих к «линии Евфрата»); не предполагалось, что она будет поддерживать сомнительную гибридную схему, представленную безымянной «фактической силой», находящейся под покровительством самой России (особенно на юге страны).
• Россия провела «невидимую границу» иранского присутствия в Сирии, что представляется результатом каких-то глубинных договоренностей между Россией и Израилем, вполне аналогичных их договоренностям с Соединенными Штатами. Однако в случае потери взаимопонимания с Израилем, либо роста напряженности в отношениях с США или даже с Турцией, это будет представлять угрозу для самой России и вредить ее интересам.
• Россия выступает в роли «покровителя» и «гаранта» внутриполитических договоренностей и организатора конференций по установлению национального диалога (например, Конгресс сирийского национального диалога в Сочи), равно как и сотен, если не тысяч встреч с деятелями политической и вооруженной оппозиции, пытающимися найти пути примирения и урегулирования ситуации.
• Россия инициировала астанинский и сочинский процессы в качестве пути, параллельного буксующему женевскому процессу, включив в них решения проблемы беженцев, восстановительных работ в стране и формирования конституционного комитета.

Роль России — вопросы и перспективы

Интенсивность военных операций снизилась, а риски — нет. Очевидно, что Россия снова и снова переоценивает ситуацию — особенно баланс между своим присутствием в Сирии и той военной и политической ролью, которую она играет внутри страны, — ведь главная цель России заключается в поддержке сирийских властей, точнее — в восстановлении государственной власти в Сирии, а также реализации такого решения сирийской проблемы, которое обеспечило бы устойчивость и стабильность. Судя по всему, именно этого добивается от России сирийская сторона, что, в свою очередь, ставит перед нами ряд вопросов.

• Насколько далеко готова зайти Россия, оказывая поддержку Сирии в борьбе с терроризмом, т.е. предпринимая усилия, направленные на поиск решения или урегулирования? И насколько она в состоянии оказывать сопротивление зарубежному вмешательству — прежде всего со стороны США и их союзников — в областях к востоку от Евфрата и на всей территории Сирии?
• Соглашения (и разногласия) между Москвой и Вашингтоном обеспечили позитивную динамику развития сирийского кризиса и позволили предотвратить нежелательные рецидивы и непредвиденные события. Однако в этой области была достигнута весьма рискованная «грань» — главным образом в связи с решением Соединенных Штатов остаться на территориях к востоку от Евфрата и принимаемыми США мерами, направленными на укрепление формирований, проводящих сепаратистскую политику, и на поддержку действий Турции в Идлибе и сельских районах провинции Халеб.
• Снижение интенсивности военных операций и боев поставило перед Сирией целый ряд задач, связанных с не менее опасными рисками: поиск решений и путей урегулирования; формирование конституционного комитета; ситуация на территориях к востоку от Евфрата; восстановление экономики страны; решение проблемы беженцев, а с недавнего времени — организация функционирования в условиях санкций, предусмотренных «Законом Цезаря».

Примирить непримиримое: подходы России и Европы к восстановлению Сирии

Сирийцы понимают, что стоящие перед ними задачи многочисленны и сложны и что Россия смотрит на происходящее в стране не так, как сами сирийцы. Это вполне нормально, и, хотя Россия — союзник Сирии в этой войне, сирийская сторона прекрасно понимает, что Россия и Сирия рассматривают сложившуюся ситуацию под разными углами.

Тот факт, что альянс утратил свой всецело и безупречно взаимовыгодный характер, означает, что лежащая в его основе логика на сегодняшний день сильно отличается от той, из которой стороны исходили в прошлом. Мы видим, что Россия может поддерживать союзнические отношения с Сирией и одновременно — с Израилем, Ираном и Турцией и успешно завоевывать их доверие. Это было полезно сирийцам, но в то же время вызывало у них тревогу. Впрочем, таков характер нынешней мировой политики, и сирийцам придется по возможности приспосабливаться к этой реальности.

Потребность в «стратегическом диалоге»

Сирийцы надеются, что Россия будет придерживаться более решительной политики в том, что касается ее позиций и роли в войне, особенно в сфере сдерживания и уравновешивания политических мер, акций и интересов США, Израиля, Турции и других сторон, то есть Москва будет смотреть на ситуацию не только с точки зрения ее собственных интересов, а учитывая российские и другие интересы с точки зрения Дамаска в том числе.

Что касается сирийской стороны, для нее очень важно, чтобы Россия имела в виду перспективу поддержания «стратегического диалога» с народом Сирии, обсуждения взаимоотношений между двумя сторонами, определяемых ответом на вопрос о том, как народы Сирии и России оценивают реальную и потенциальную роль страны-партнера в дальнейшей деятельности в интересах обеих сторон. Это позволит выявить все имеющиеся и потенциальные недоразумения во взаимоотношениях двух стран.

В числе задач, решаемых в рамках «стратегического диалога», можно назвать анализ факторов, заставляющих Россию колебаться при принятии решений о целесообразности более твердых — а точнее более решительных — мер по парированию угроз, с которыми имеет дело Сирия. Еще одно преимущество, обеспечиваемое таким диалогом, заключается в выявлении ситуаций, которых Россия стремится избежать в Сирии, а также в оценке баланса сил в рамках взаимодействия России, США, Турции, Израиля и Ирана в Сирии и во взаимодействии между Россией и оппозицией, в том числе в зонах деэскалации, таких как Даръа и Эль-Кунейтра.

В то же время такой диалог позволит понять, чего конкретно политический режим пытается избежать как внутри страны, так и во внешней политике — в первую очередь в процессе преобразований или реформ, равно как и в рамках урегулирования и выполнения требований, содержащихся в Резолюции № 2254 Совета Безопасности ООН; выявить факторы напряженности в отношениях режима с Ираном и Хезболлой; определить проблемы, беспокоящие Сирию в отношениях между Россией, Турцией и Израилем, а также возможные действия России, направленные на нейтрализацию глубинных факторов, возникших в результате войны и представляющих угрозу для сирийских властей.

Надежды

Пожалуй, сложнее и важнее всего сирийцам понять, как видит Россия послевоенную Сирию. Это помогло бы обеспечить контроль над ситуацией, выработать эффективную политику и адекватно регулировать взаимодействия между сторонами. Кроме того, это позволило бы «соответствовать ожиданиям друг друга» или по крайней мере обеспечить возможность определения понятных форм взаимодействия. Проблема заключается в том, что в системе, которую Россия воспринимает как нормальную, а именно — в «федеральной системе», сирийские власти видят источник угрозы режиму. То же относится и к вопросам, касающимся урегулирования отношений с Израилем.

Исходя из этого сирийская сторона ожидает от России следующего:

• дальнейшей поддержки Сирии в борьбе против терроризма и иностранного вмешательства;
• усилий, направленных на урегулирование или разрешение конфликта, и гарантий сдерживания давления, оказываемого на Сирию Соединенными Штатами;
• содействия восстановлению государственной власти и сохранению единства сирийского общества и государства;
• противодействия выделению в Сирии рубежей и зон доминирования и вмешательства, а также противодействия контролю, осуществляемому различными формированиями на территориях к востоку от Евфрата и в северных и южных областях Сирии;
• действий, побуждающих или вынуждающих государственный бюрократический аппарат к формированию единой стратегии по реформированию и обновлению системы управления, повышению уровня профессионализма, прозрачности, эффективности и т.д.;
• содействия в осуществлении подробного анализа, оценки и преобразования политической, правовой и конституционной системы, а также характера взаимоотношений между государством и обществом и т.д.; устранения факторов, препятствующих этому, с опорой на результаты и выводы «стратегического диалога» между двумя сторонами;
• отказа от существующих и потенциальных положений и планов, представляющих угрозу для Сирии и предусмотренных соглашениями или вытекающих из соглашений между Россией, США, Израилем, Турцией и другими сторонами.

Заключение

Дать ответ на вопрос, чего именно ждут сирийцы от России, невозможно, не попытавшись взглянуть на ситуацию с точки зрения России. И тут возникает симметричный вопрос: чего россияне ждут от Сирии?

Мы уже говорили о необходимости поддержания «стратегического диалога» между двумя сторонами: это позволит прояснить многие вопросы, обеспечит «твердую основу» нашим отношениям, определив базовые константы, а также составить когнитивные и процедурные дорожные карты решения спорных вопросов с учетом того обстоятельства, что динамика стратегий и интересов обеих сторон не идентична и не должна быть таковой.

Россия может достичь целей, участвуя в сирийской войне, только при условии сосредоточения ее усилий на укреплении Сирии и на содействии «самовосстановления» страны, то есть обеспечению максимально возможной безопасности и стабильности. Очень важно также понимать, что послевоенная Сирия — это не структура, возникшая в результате переговоров и соглашения об урегулировании. Такое восприятие означало бы присвоение Сирии статуса растерзанной войной страны, неспособной защитить собственных граждан и обеспечить соблюдение интересов своих союзников и партнеров.

Переведено с арабского языка. В случае разночтения преимущественную силу имеет текст на арабском языке, подготовленный Дамасским центром исследований и разработок.

1. James Jeffrey, the U.S. envoy to Syria, with Al-Sharq Al-Awsat newspaper, 2 May 2020.

2. Sami Kulaib, “Is the Hour of Truth Coming to Syria?,” Five Stars website, May 20, 2020.

3. James Jeffrey, the U.S. envoy to Syria, with Al-Sharq Al-Awsat newspaper, ibidem.

4. Россия считает Резолюцию № 2254 основой для урегулирования или решения сирийской ситуации. Однако трактовка и понимание Россией вышеупомянутой резолюции настолько отличается от американской, что создается впечатление, будто Россия и США говорят о двух разных решениях, принятых в связи с двумя разными событиями.