Белоруссия — как «зеркало» кризиса европейской демократии?

События в Белоруссии, казалось бы, происходят на окраине того, что широко принято называть Европой. Но эта Европа в лице Евросоюза и его отдельных членов оказалась в них глубоко вовлечена. Почему? Есть даже элемент фарса, когда с Минском заигрывают, и тот же М. Помпео прилетает в Белоруссию в феврале, а потом вроде как прогоняют, будучи абсолютно незаинтересованными в реальном исходе выборов 9 августа. А он важен. О цифрах можно спорить, но нельзя оспаривать того, что за А. Лукашенко проголосовало большинство. То самое «молчаливое большинство», которое — «народ нешумный», которое имеет возможность высказаться только у избирательных урн, как это было на последнем раунде выборов в США и ведущих странах Западной Европы. Его настроения не всегда выявляют опросы, поскольку либеральные элиты создают атмосферу травли, в которой не все решаются сказать, что будут голосовать, скажем, за Трампа. То же может относиться к экзитполам. Большинство, как правило, за стабильность и против потрясений по принципу «от добра добра не ищут». Так, на референдуме о независимости Шотландии в 2014 году 55% высказались против. Аналогичная ситуация на двух квебекских референдумах.

Если говорить о Белоруссии, то большинство ценит то, что стране не пришлось пройти через российские 90-е. Сейчас перед глазами опыт Украины, которую игры ЕС с созданием «глубокой и всеобъемлющей зоны свободной торговли» отлучили от российского рынка, уже не говоря о других последствиях, включая установление олигархического правления, кооптировавшего националистов, которое просто невозможно сменить в рамках демократического процесса, искаженного националистической пропагандой, предающей анафеме распространенное в Европе федеративное устройство современных государств. Трудно предположить, что прагматично мыслящее большинство — при всех издержках личного характера у нынешней власти, включая неуместный в наше время патернализм, — поддержит «прыжок в неизвестность» вопреки этой «украинской прививке» от всякого рода чрезвычайщины (об аналогичной «сирийской прививке» можно говорить применительно к Ближневосточному региону).

Нужно четкое представление об альтернативе: иначе может получиться «без меня меня женили». Большинство не готово легко расстаться со статус-кво, если оно терпимо и представляет собой хорошее по отношению к иллюзорному лучшему. Кстати, если ЕС не готов был серьезно экономически вложиться в 45-миллионную Украину, то, может быть, он сделает это по отношению к 10-миллионной Белоруссии. Но на этот счет ничего не слышно из Брюсселя, кроме обещания жалких 53 млн евро, которых хватит только на содержание оппозиции за рубежом. В том числе поэтому уход лидеров оппозиции от конкретизации своей программы не может не настораживать. Если они готовы предложить белорусам внятную, убедительную и привлекательную альтернативу нынешней власти с соответствующей программой, включая внешнеэкономическое позиционирование страны, то почему бы этого не сделать?

О каком компромиссе можно говорить в Белоруссии? Идея конституционной реформы позволяет сохранить лицо всем игрокам, оппозиции не в последнюю очередь, благо через два года могут последовать президентские и парламентские выборы. Уже это заставит идейно самоопределяться и политически самоорганизовываться «молчаливое большинство», в том числе в порядке ответа на угрозу прихода к власти либералов, которые будут навязывать свои ценности, а то и «принуждать к демократии», как это прозвучало недавно на одной из зарубежных тусовок российской «внесистемной оппозиции». Другими словами, речь будет идти о «перевоспитании» (термин времен Культурной революции в Китае) тех, кого Хиллари Клинтон в 2016 г. назвала «вызывающими жалость» (deplorables), причем только потому, что они не прониклись интересами коррумпированной верхушки Демпартии и поддерживали Трампа. Получается как у Пушкина: большинство «должно резать или стричь», а права голоса оно не имеет в силу своей «неразвитости».

В европейском человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства, и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатства.

Апокалипсис нашего времени, В.В. Розанов

В этих взглядах была пустота и вместе с тем ожидание чего-то невероятного, что, нахлынув, сразу поглотит все — критику, сомнения, противоречия, проблемы, будни, повседневность, реальность.

Три товарища, Э.М. Ремарк

Но ведь нужно уметь и проигрывать, иначе нельзя было бы жить.

Три товарища, Э.М. Ремарк

— Немецкий мужчина не извиняется! И уж меньше всего перед азиатом!

Три товарища, Э.М. Ремарк

События в Белоруссии, казалось бы, происходят на окраине того, что широко принято называть Европой. Но эта Европа в лице Евросоюза и его отдельных членов оказалась в них глубоко вовлечена. Почему? Есть даже элемент фарса, когда с Минском заигрывают, и тот же М. Помпео прилетает в Белоруссию в феврале, а потом вроде как прогоняют, будучи абсолютно незаинтересованными в реальном исходе выборов 9 августа. А он важен. О цифрах можно спорить, но нельзя оспаривать того, что за А. Лукашенко проголосовало большинство. То самое «молчаливое большинство», которое — «народ нешумный», которое имеет возможность высказаться только у избирательных урн, как это было на последнем раунде выборов в США и ведущих странах Западной Европы. Его настроения не всегда выявляют опросы, поскольку либеральные элиты создают атмосферу травли, в которой не все решаются сказать, что будут голосовать, скажем, за Трампа. То же может относиться к экзитполам. Большинство, как правило, за стабильность и против потрясений по принципу «от добра добра не ищут». Так, на референдуме о независимости Шотландии в 2014 году 55% высказались против. Аналогичная ситуация на двух квебекских референдумах.

Если говорить о Белоруссии, то большинство ценит то, что стране не пришлось пройти через российские 90-е. Сейчас перед глазами опыт Украины, которую игры ЕС с созданием «глубокой и всеобъемлющей зоны свободной торговли» отлучили от российского рынка, уже не говоря о других последствиях, включая установление олигархического правления, кооптировавшего националистов, которое просто невозможно сменить в рамках демократического процесса, искаженного националистической пропагандой, предающей анафеме распространенное в Европе федеративное устройство современных государств. Трудно предположить, что прагматично мыслящее большинство — при всех издержках личного характера у нынешней власти, включая неуместный в наше время патернализм, — поддержит «прыжок в неизвестность» вопреки этой «украинской прививке» от всякого рода чрезвычайщины (об аналогичной «сирийской прививке» можно говорить применительно к Ближневосточному региону).

Нужно четкое представление об альтернативе: иначе может получиться «без меня меня женили». Большинство не готово легко расстаться со статус-кво, если оно терпимо и представляет собой хорошее по отношению к иллюзорному лучшему. Кстати, если ЕС не готов был серьезно экономически вложиться в 45-миллионную Украину, то, может быть, он сделает это по отношению к 10-миллионной Белоруссии. Но на этот счет ничего не слышно из Брюсселя, кроме обещания жалких 53 млн евро, которых хватит только на содержание оппозиции за рубежом. В том числе поэтому уход лидеров оппозиции от конкретизации своей программы не может не настораживать. Если они готовы предложить белорусам внятную, убедительную и привлекательную альтернативу нынешней власти с соответствующей программой, включая внешнеэкономическое позиционирование страны, то почему бы этого не сделать?

Кирилл Коктыш:
Беларусь после выборов: эмоции выплеснулись

Это не значит, что в Белоруссии нет проблемы. Она есть, но является общей для всей европейской демократии, переживающей кризис. Его верным признаком служит стремление стихийно организованного большинства восстановить контроль над политическим процессом, узурпированный либеральными элитами в рамках представительной демократии. Если «желтые жилеты» просто протестуют, утеряв веру в сам политический процесс, «молчаливое большинство» Америки консолидировалось вокруг Трампа, а британцы при первой же возможности, которую им предоставили по недосмотру, проголосовали за выход из ЕС.

В прочтении британского политолога Дэвида Гудхарта проблема западной демократии определяется как ценностной, на уровне насущных интересов и иной разрыв между космополитичными элитами, оказавшимися у руля, включая традиционные СМИ, которые осуществляют зажим свободы слова методами политкорректности (замечу, что в результате элиты и население перестали говорить на одном языке), и укорененном в своих странах большинством, которое требует, чтобы ему «вернули их страну».

Разумеется, очевидна и разница между Белоруссией и Европой ЕС. Если в ЕС у власти твердо блюдущие статус-кво либеральные элиты, то в Минске — все же большинство, пусть даже представленное «пересидевшим» президентом. Как и любой режим, власть в Белоруссии во многом оказалась жертвой собственного успеха, если иметь в виду появление либерально настроенных групп населения, будь то студенты или сотрудники IT-компаний. Но это не только проблема власти, а проблема всего общества. Раньше, да и совсем недавно, если брать опыт «цветных революций», она решалась революционным путем, когда пассионарное меньшинство захватывало власть в столице, не спрашивая на то согласия народа, но полагая, что представляет этот самый народ. В реальности же новую власть уже трудно было сменить, будь то во Франции в конце XVIII века или в России в начале XX-ого. Наоборот, как провидчески предсказал Достоевский в своих «Бесах», народ всячески «устраняли». Так же в итоге длительного периода глобализации, движимой интересами имущественных классов, «устраненными» оказались и народы западных стран.

Понятно, что они требуют восстановить свой контроль над политическим процессом, в том числе на путях прямой демократии. В этих условиях проекты типа белорусского смотрятся как война в Афганистане для советского руководства. На этот раз предполагаемое расширение «либерального» пространства призвано убедить собственный электорат в том, что либеральная идея отнюдь не исчерпала себя и ни о каком «либеральном переборе» речь не идет. То есть Белоруссия оказалась пешкой во внутриполитических разборках европейских стран. Тем уместнее то, что первоначальный натиск оппозиции с применением насилия захлебнулся и теперь белорусы могут спокойно, без давления извне разобраться в сложившейся ситуации.

Думаю, что в центре внимания будет все то же пустое место, пустота, о которой писал Василий Розанов применительно к Русской революции и Э.М.Ремарк применительно к Германии межвоенного периода (и мы знаем, чем это закончилась) и которая на этот раз образовалась вследствие дрейфа в противоположные стороны интересов и ценностей элит и «молчаливого большинства». Не берусь предсказывать, чем закончится процесс поиска компромисса между ними на Западе. Достаточно посмотреть на нынешнее состояние Америки, чтобы понять, что просто и тихо не будет: или «революция Трампа» продолжится, или предстоит либеральная реакция, которая способна спровоцировать «горячую» гражданскую войну, для которой США, видимо, созрели.

Ввиду качественно новой исторической ситуации логично все же искать прецеденты в новейшей истории, а именно в опыте России. Тем более, что застой в Америке не столь уж отличается от советского застоя: просто при том, что его предпосылки вызрели примерно в то же время, что и в СССР, окончание холодной войны и распад Советского Союза продлили процесс (агонию?) за счет иллюзии «конца истории» и безальтернативности неолиберальной экономической политики, которая, по мнению ученого из Оксфорда Яна Зелонки, и стала подлинной «контрреволюцией» на Западе, то есть предательством либерализма послевоенного образца. Похоже, что он выдохся с окончанием холодной войны, которая еще как-то дисциплинировала элиты, теперь давшие волю своим инстинктам и предрассудкам.

О каком компромиссе можно говорить в Белоруссии? Идея конституционной реформы позволяет сохранить лицо всем игрокам, оппозиции не в последнюю очередь, благо через два года могут последовать президентские и парламентские выборы. Уже это заставит идейно самоопределяться и политически самоорганизовываться «молчаливое большинство», в том числе в порядке ответа на угрозу прихода к власти либералов, которые будут навязывать свои ценности, а то и «принуждать к демократии», как это прозвучало недавно на одной из зарубежных тусовок российской «внесистемной оппозиции». Другими словами, речь будет идти о «перевоспитании» (термин времен Культурной революции в Китае) тех, кого Хиллари Клинтон в 2016 г. назвала «вызывающими жалость» (deplorables), причем только потому, что они не прониклись интересами коррумпированной верхушки Демпартии и поддерживали Трампа. Получается как у Пушкина: большинство «должно резать или стричь», а права голоса оно не имеет в силу своей «неразвитости».

Аркадий Недель:
Белорусский перонизм: Лукашенко в поисках «третьего пути»

За два года многое может измениться и во внешнем контексте событий в Белоруссии. Важны исходы выборов в США 3 ноября и выборов во Франции и Германии в следующем году. Они могут дать образцы компромиссов в обществе в эпоху, когда требуется заново сформулировать определение прогресса, которое учитывало бы необходимость остановить бездумный ультралиберальный натиск на традиционные ценности, включая семью. То есть отыграть назад, к середине 60-ых, когда были заключены последние универсальные инструменты ООН в области прав человека. Усреднение и гомогенизацию европейского общества в последние десятилетия обеспечивали процессы в среднем классе — общие занятия, общий уровень благосостояния и потребления, общие интересы. И разрушение среднего класса как следствие глобализации в корне меняет ситуацию, обусловливая его своеобразную национализацию. Надо полагать, что этот процесс дал бы о себе знать и на уровне ЕС, сказался на перспективах европейской интеграции, ее модальностях и глубине.

Эта сверка с реальностью облегчило бы Западу задачу совместимости с остальным миром. И как ни относиться к американскому лидерству, Европе придется считаться с тем, что происходит в Америке. Агрессивному меньшинству придется потесниться и обеспечить представительство интересов и ценностей большинства, какими «ретроградными» они бы ни казались с позиций нынешнего доминирования в общественной жизни и дебатах либеральных элит. Париж, а точнее гражданский мир в собственных странах, будет «стоить мессы», если обращаться к европейской истории.

Институты прямой демократии, предаваемые анафеме либералами, такие как референдумы, широко практикуемые в Швейцарии, могли бы дать решение многих проблем. В этот тренд могла бы вписаться и Белоруссия, что имело бы значение и для всего постсоветского пространства. Деятелям оппозиции придется вернуться в страну, чтобы себя легитимировать: пребывание за границей будет их только дискредитировать в глазах большей части общества. Надо будет забыть о «транзите власти», что вообще отдает большевизмом, и сосредоточиться на создании нормального сопровождения избирательного процесса. Так же как никто не препятствовал бы мирным формам выражения протеста в соответствии с законом, все стороны могли бы заняться экзит-поллами в ходе выборов, которые подтвердили бы реальные итоги выборов и расклад настроений в обществе.

Другое дело, что не должно быть потеряно время для обеспечения эффективного представительства большинства в политическом процессе. Если эта задача не будет решена в ближайшие два года, под внутриполитическое развитие страны будет заложена бомба замедленного действия. Нормы жизни не должны опережать развитие общественного сознания: собственно, в этом сверхзабегании вперед проблема либерализма. Формой решения возникших проблем могло бы стать отражение в Конституции наименьшего общего знаменателя по части ценностных и иных основ белорусского общества, в том числе с учетом ожидаемых перемен в западных странах в результате консервативной (на языке элит, «популистской») революции. Не должна же Белоруссия быть «впереди Европы/планеты всей» по части либерализма!

Так же как важен внешний, европейский контекст происходящего в Белоруссии, так же будет сохранять свое значение состояние всей европейской и евроатлантической политики. Придется признать значимость всего опыта развития Европейской цивилизации, включая американский и советский. В конце концов, именно Советская Россия побудила ускорить введение всеобщего избирательного права и затем создание модели социально ориентированного экономического развития. Что значило одно только положение женщины в советском обществе! Понятно, что всем надо идти дальше потребительского социокультурного уклада, о чем писал Питирим Сорокин. Справедливо и утверждение о том, что закат либеральной идеи, пошедшей вразнос, во многом был связан с распадом Советского Союза, который спровоцировал упадок партий левого политического спектра, а с ним и разрушение конкурентной среды в политическом процессе в западных странах. За это приходится расплачиваться в наши дни.

Андрей Кортунов:
Белорусская льдина и российский айсберг

Для начала надо признать, что на Западе речь идет не о кризисе демократии вообще, а именно о кризисе её представительной формы. Не нам решать проблемы западного общества, но мы вполне можем стать частью совместного поиска решения проблем, в принципе общих для всех стран региона. Большинство не требует невозможного: речь не о самолете, а, как показал коронавирус, о поезде, который можно остановить и из которого можно выйти. Никому не нужен тупик в Белоруссии. Тем более, мы не должны оказаться втянутыми во внутризападные разборки. «Американское лидерство» еще скажется на положении дел в странах ЕС, как бы к нему сейчас ни относились европейские элиты.

Особое значение для России имеет роль Германии, да и российско-германское примирение не менее важно для Европы, чем франко-германское. В Берлине, похоже, решили взять на себя лидерство в противостоянии западных элит (включая Демпартию США) англосаксам. Конечно, настораживает история с Навальным, где немцы, по сути, действуют по британским лекалам, отказываясь от сотрудничества и собственного открытого расследования. Понятно, что у немцев свои проблемы, на что указывает рост влияния ультраправых на военнослужащих бундесвера (уволен глава военной разведки, говорят о необходимости восстановить призыв). Укрепление позиций «Альтернативы для Германии» говорит о «проклятии» повторного объединения Германии, хотя А. Меркель лично виновата в том, что бросила страну как ковер под ноги волне мигрантов, запущенной с территории Турции в порядке давления Анкары на ЕС в вопросе создания «зон безопасности» в Сирии в 2015 году (именно чрезвычайная миграционная ситуация решила исход британского референдума в июне 2016 года).

Но конфликт с Трампом и страх перед собственной историей, в которой не было иного позитивного внешнеполитического опыта, кроме послевоенного, то есть в контексте холодной войны, не должны негативно сказываться на отношениях с Россией. Пугают и очевидные противоречия (следствие растерянности?) в части отношения к Северному потоку-2: нужен он или нет? Можно подозревать германское лидерство в деле недавнего устранения правых из австрийского кабинета. Ситуация в самом ЕС напоминает слоеный пирог. Так, поляки действуют против Германии с подачи Вашингтона и в то же время нужны Берлину «по либеральной части» - применительно к ситуации в Белоруссии. Все сводится к одному большому вопросу: в какой мере Германия будет европейской, а Европа — германской в результате нынешних трансформационных процессов в западном сообществе и западном обществе? Тут нам остается ждать. Но очевидно, что «белорусский вопрос» вдруг оказался обременен целым рядом других, казалось бы разрешенных и забытых, включая Германский вопрос.

Поэтому столь уместен Ремарк (его можно бесконечно цитировать!), показывающий Германию, которой она могла бы стать и, возможно, еще станет. И тогда разрешит все прежние европейские противоречия, в которые на протяжении полутора веков была втянута Россия, уже окончательно, что сделает ненужным американское вмешательство в европейские дела?