Архитектура евразийской безопасности: генезис, принципы и возможные направления развития

Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай»

Идея о новой архитектуре безопасности в Евразии становится одной из ключевых для российской внешней политики. Впервые она была обозначена в Послании Президента России Федеральному Собранию в феврале 2024 года. В том же году она вошла в повестку саммитов российского президента с лидерами Китая и Индии, обсуждалась министрами иностранных дел стран СНГ, получила развитие в рамках Союзного государства России и Белоруссии. Российская дипломатия последовательно включает тематику евразийской системы безопасности в диалог со своими партнерами в различных точках самого большого континента планеты. 

Столь высокая активность порождает вопросы как содержательного, так и политического характера.

Исходя из накопленного массива обсуждений новой архитектуры, можно выделить несколько ключевых составляющих, которые определяют ее концептуальный контур.

Первое. Российская инициатива ставит во главу угла принцип равной и неделимой безопасности. Укрепление безопасности одних не должно вести к снижению безопасности других. Неизбежные в международных отношениях спорные ситуации и трения должны решаться путем диалога. Игнорирование интересов безопасности приводит к военным конфликтам, последствия которых приходится преодолевать годами или даже десятилетиями.

Второе. Архитектура евразийской безопасности распространяется на весь континент. Она не сводится к узкой трактовке Евразии как постсоветского пространства или же к связке России, Китая и стран Центральной Азии. В российском понимании речь идет о континенте в его географических границах, о всей сложности и многообразии регионов, объединяемых Евразией. Из архитектуры безопасности Евразии не исключаются союзники США на оконечностях континента. Более того, диалог по вопросам безопасности с ними возможен в будущем.

Третье. Безопасность носит многомерный характер. Ее ядром остается классическая военная безопасность, то есть защищенность государства от угрозы военной агрессии извне в любой форме. Однако, наряду с классическим концептуальным ядром, безопасность в Евразии вряд ли может игнорировать угрозы гражданских конфликтов и дезинтеграции государств, вмешательство во внутренние дела стран континента, цифровую безопасность, безопасность экономических связей стран региона с учетом растущей практики применения экономических санкций, безопасность логистических и транспортных маршрутов и тому подобное.

Четвертое. Российская инициатива представляет собой нормативную рамку, в пределах которой могут и должны существовать разные форматы межгосударственного взаимодействия и диалога. В их числе — двусторонние договоры и соглашения в области безопасности (такие, например, как недавние договоры России и КНДР, России и Ирана), многосторонние соглашения, уже существующие международные организации (ШОС, ОДКБ, ЕАЭС и другие). Архитектура евразийской безопасности вряд ли может быть вписана в единую и консолидированную институциональную систему. По крайней мере, такая жесткая институциональная структура не просматривается в ближайшем будущем. Архитектура евразийской безопасности имеет больше перспектив как гибкая система, состоящая из различных элементов.

Пятое. Архитектура евразийской безопасности выстраивается по принципу горизонтальных, а не вертикальных связей. В отличие, например, от Североатлантического альянса, где явно выделяется военно-политический лидер в лице США, евразийская система носит децентрализованный характер. Побочным эффектом такой децентрализации может быть отсутствие блоковой дисциплины, свойственной НАТО. Однако система не задумывалась как военный альянс, поэтому в нее не требуется внедрять свойственные ему параметры.

Шестое. Инициатива России не направлена против какой-либо страны или объединения. Она не ориентирована на сдерживание Запада или какой-либо иной группы стран. Выдвигая инициативу, российское руководство отдает себе отчет в том, что у многих стран континента выстроены свои отношения с государствами Запада. Они варьируются от союзни ческих обязательств, в случае Западной и Восточной Европы, Южной Кореи и Японии, до жесткой конфронтации — в случае КНДР или Ирана. Крупные игроки Китай и Индия выстроили свою логику отношений с Западом, которая предполагает сочетание партнерства со стратегической автономией, а в ряде случаев — с элементами соперничества и конкуренции. Россия находится в состоянии острого политического кризиса с «коллективным Западом». Однако снижение градуса противостояния не исключено. Равно как и его повышение.

Седьмое. Архитектура евразийской безопасности базируется на признании разнообразия политических и экономических систем стран континента. Устройство этих систем зависит от специфических требований каждой страны, исторических траекторий и традиций. Вписывать многообразие укладов в схему «демократия — автократия» или «рынок — план» невозможно и контрпродуктивно. Каждая страна вольна выбирать собственный вариант политического и экономического развития, конечно, помня о соблюдении норм международного права.

Восьмое. Повестка евразийской безопасности может дополняться и усиливаться межрегиональными форматами. Одним из ключевых и перспективных форматов является динамично развивающееся объединение БРИКС. Устав ООН должен быть основой для любой системы безопасности, в том числе для архитектуры безопасности в Евразии. Евразийская архитектура безопасности в целом ряде принципиальных вопросов совпадает с рядом других инициатив, что позволяет ей сопрягаться с ними. В частности, с инициативой глобальной безопасности, выдвинутой председателем КНР Си Цзиньпином. Российская и китайская инициативы отличаются по ряду параметров, например, по географическому охвату или специфике их практической реализации. Однако они совпадают во многих базовых принципах — это, в частности, равная и неделимая безопасность для всех, равенство суверенных государств, уважение к их многообразию. Москва, как представляется, открыта для изучения инициатив других стран и объединений — особенно если эти идеи базируются на сходных принципах.

Ближайшим шагом развития инициативы может стать ее нормативное оформление в виде Евразийской хартии или иного документа, в том числе на основе работы Минской конференции по евразийской безопасности. В дальнейшем возможна постепенная институционализация инициативы, а также развитие пула проектов и программ, направленных на решение конкретных проблем в области безопасности.

Нормативный, институциональный и проектный контуры инициативы могут формироваться с разной скоростью. Однако уже сегодня нормативные принципы евразийской архитектуры безопасности начинают определять российскую политику как в двусторонних, так и в многосторонних инициативах на Евразийском континенте.

Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай»

Идея о новой архитектуре безопасности в Евразии становится одной из ключевых для российской внешней политики. Впервые она была обозначена в Послании Президента России Федеральному Собранию в феврале 2024 года[1]. В том же году она вошла в повестку саммитов российского президента с лидерами Китая и Индии, обсуждалась министрами иностранных дел стран СНГ, получила развитие в рамках Союзного государства России и Белоруссии. Российская дипломатия последовательно включает тематику евразийской системы безопасности в диалог со своими партнерами в различных точках самого большого континента планеты[2].

Столь высокая активность порождает вопросы как содержательного, так и политического характера. Что именно вкладывается в понятие евразийской безопасности? На каких принципах она может быть основана? Какими могут быть шаги по ее развитию? Какие цели преследует новая система? Кто станет ее участником? В какой форме будет создаваться и функционировать ее архитектура? Как она соотносится с проектами других игроков? Отвечая на эти вопросы, целесообразно исходить из ряда базовых допущений.

Иван Тимофеев:
Евразийская структура безопасности: от идеи к практике

Во-первых, система современных международных отношений остается в значительной степени анархичной. В ней фундаментально не решена проблема безопасности — практически каждое государство сталкивается с тем или иным набором угроз, источником которых являются другие государства или их коалиции, террористические и преступные группы, техногенные и природные факторы.

Во-вторых, сложились различные стратегии адаптации к угрозам и вызовам безопасности. Они варьируются от попыток гегемонии и господства в региональных и глобальных вопросах до присоединения к более сильным игрокам вплоть до растворения собственного суверенитета в интересах и приоритетах союзников и партнеров. Стратегии адаптации порождают иерархичные системы безопасности, в которых одни игроки де-факто вынуждены подчиняться другим. Современный мир остается крайне асимметричным. В нем выделяется лишь несколько полюсов силы, представленных относительно суверенными государствами, способными самостоятельно обеспечивать свой политический курс.

В-третьих, соперничество и конкуренция между государствами разворачиваются и вокруг материальных интересов, и вокруг ценностей. Несмотря на то, что период холодной войны с ее идеологизированным блоковым противостоянием остался в прошлом, конкуренция ценностей набирает обороты. Более того, она становится более сложной и запутанной. Если раньше речь шла о столкновении двух модернистских и рационалистических идеологий, сопоставимых по своей природе (либерализм и социализм), то сегодня борьба разворачивается вокруг разных по своему характеру и природе ценностных систем. Модернистским идеологиям бросают вызов, с одной стороны, постмодернистские симуляции идеологий, а с другой — архаичные домодернистские установки и локальные националистические движения.

В-четвертых, меняется технологическая среда соперничества. Полным ходом идет новая революция в военном деле. Она ярко показывает себя в украинском конфликте, но проникает гораздо глубже тех сфер, которые затронуты военными действиями на Украине. Изменения идут на всех уровнях военного искусства. Трансформируются тактические приемы, способы проведения военных операций, стратегическое планирование, управление тылом и транспортом, разведка и так далее.

В-пятых, остается широким набор параметров власти и господства, а также сфер конкуренции, в которых они применяются. Военно-политические инструменты сочетаются с методами экономического принуждения, информационных кампаний и «мягкой силы». Гибридное применение различных способов соперничества привычно для международных отношений. Однако связки различных инструментов господства, принуждения и влияния приобретают новые конфигурации. Критическую роль в них играют средства коммуникации, наблюдения, сбора и обработки данных, организации информации, в том числе с использованием технологий искусственного интеллекта.

В-шестых, современный мир находится в состоянии асинхронной полярности[3]. В одних областях (военная безопасность) мир давно стал многополярным, тогда как в других (мировые финансы) он сохраняет признаки однополярности и концентрации власти в руках одного центра силы.

В-седьмых, никуда не делось разнообразие политических и общественных систем современных государств. Они не вписываются в один шаблон, живут по своим правилам, а подчас и в диаметрально противоположных системах координат. Современному миру далеко до однообразия политических и социальных форм[4].

Россия находится в самом эпицентре стремительных изменений мировой политики. Это уникальный игрок, присутствующий в силу своего географического положения сразу в нескольких ключевых регионах планеты, являющихся оконечностями Евразийского континента. Россия имеет существенный военно-политический задел и обладает немалыми материальными возможностями. Россия — единственная из великих держав, решившаяся бросить вызов доминированию «коллективного Запада», она играет важную роль в балансе сил между двумя крупнейшими мировыми полюсами — США и Китаем. Наконец, она выступает с новыми идеями и концепциями международной политики. Одной из них является идея о новой архитектуре безопасности в Евразии. Причины обращения к этой идее, ее возможные характеристики и направления развития раскрыты в этом докладе.

Иван Тимофеев:
Пять вопросов к архитектуре евразийской безопасности

От Европы к Евразии

Кризис архитектуры безопасности в Европе, нервом которого стал конфликт на Украине, можно считать одной из ключевых причин возникновения идеи о новой евразийской безопасности. Последняя редакция европейской архитектуры безопасности сформировалась по результатам холодной войны. Отказываясь от блокового противостояния, бывшие соперники закладывали в новую систему принцип равной и неделимой безопасности. Иными словами, безопасность одних не должна была достигаться за счет безопасности других. Эта система получила солидный нормативный, договорный и институциональный фундамент, формировавшийся в конце 1980-х и в течение 1990-х годов. В нормативном плане основные принципы архитектуры европейской безопасности получили свое развитие в Парижской хартии 1990 года[5]. Их подкреплял ряд договоров, определявших вопросы разоружения, контроля над вооружениями и взаимной прозрачности. Среди них — российско-американские соглашения в области контроля ядерных вооружений (СНВ, ДРСМД), Договор об обычных вооружениях в Европе (ДОВСЕ, ДОВСЕ-2), соглашения по уничтожению химического и бактериологического оружия, Договор по открытому небу и другие. Институциональным воплощением той архитектуры стала трансформация СБСЕ в ОБСЕ. Десять принципов Хельсинкского заключительного акта 1975 года[6] задавали нормативный контур, в том числе и принцип равной и неделимой безопасности. Возникла институциональная база диалога России и НАТО в виде Совета Россия — НАТО. Одним из факторов нормализации отношений России и Запада можно считать всестороннее углубление сотрудничества России и ЕС, в основе которого лежало Базовое соглашение 1994 года[7]. Европа стала свидетелем беспрецедентной демилитаризации. Россия вывела войска из Германии и стран ОВД, существенно сократив свои Вооруженные Силы и оборонные расходы. Сократилось и военное присутствие США в Европе, хотя оно и не было столь масштабным и не сопровождалось роспуском евроатлантического союза.

Несмотря на впечатляющие успехи и заметную демилитаризацию, в европейской системе безопасности все же стали накапливаться противоречия. Выход из холодной войны для каждой из враждующих сторон прошел неодинаково. Организация Варшавского договора (ОВД) распалась вслед за «бархатными революциями» и сменой политических систем в бывших странах-членах. Затем дезинтеграцию пережил уже Советский Союз. Российская Федерация как правопреемник СССР столкнулась с мощнейшим финансово-экономическим, политическим и социальным кризисом, идеологической и ценностной ломкой. Страна была ослаблена и обескровлена. С другой стороны, западный лагерь укрепился. Бывшие члены ОВД и ряд бывших республик СССР, прежде всего, страны Балтии, открыто демонстрировали курс на интеграцию в НАТО и ЕС. Обе организации вступили в фазу качественного и количественного усиления.

Сама Россия демонстрировала приверженность рыночным и демократическим реформам, партнерским отношениям с «коллективным Западом». С одной стороны, такой подход позволил пережить тяжелый внутренний кризис в относительно благоприятных внешнеполитических условиях. С другой, Россия во многом утратила статус де-факто равного партнера. Она виделась как проигравшая сторона, дальнейшая деградация и закат которой предрешены. Сотрудничество с ней воспринималось как желательный вариант, но с учетом освоения российского рынка и предсказуемой политики. Однако ее внешнеполитические интересы, при внешнем уважительном отношении, игнорировались. По всей видимости, в определенный момент на Западе сформировалась установка на то, что у ослабленной России, пусть и как у бывшей великой державы на постсоветском пространстве, не может быть собственных интересов, и любое движение в сторону нарушения сложившегося статус-кво допускаться не должно. Россия после окончания холодной войны переживала колоссальную травму своей идентичности. На Западе, наоборот, сформировалась идентичность победителя, чья система взглядов, институтов, политических и экономических систем обладает неоспоримым превосходством.

Александр Аксенёнок:
«Россия между Востоком и Западом»: одно несостоявшееся выступление

В практическом плане трещины европейской безопасности шли по нескольким направлениям.

Первое — расширение НАТО на Восток. Москва сдержанно воспринимала вступление в альянс бывших союзников по ОВД и даже прибалтийских государств. Тем более что оно не сопровождалось появлением сколько-нибудь значимых контингентов США и других крупных стран НАТО на территории новых членов блока. Куда большее беспокойство вызывала перспектива дальнейшего расширения, прежде всего за счет Украины. С учетом размеров страны, протяженности границы с Россией, вопроса о базировании Черноморского флота перспектива украинского дрейфа в Североатлантический альянс рассматривалась как красная линия. Отсутствие четкой позиции по нейтралитету Украины на Западе, усиление позиций проатлантических сил внутри Украины в результате «цветных революций» дополняли обеспокоенность России.

Второе — постепенная деградация режимов контроля над вооружениями. Страны НАТО отказываются ратифицировать ДОВСЕ-2, существенно подрывая перспективу контроля обычных вооружений. США выходят из договора по ПРО 1972 года. Хотя Москва сохраняет конструктивные отношения с Вашингтоном и стороны подписывают новый договор СНВ в 2010 году, система контроля над вооружениями начинает разрушаться. Появление элементов американской системы ПРО в Польше и Румынии оказалось серьезным раздражителем для России. В дальнейшем деградация режимов контроля над вооружениями становится необратимой.

Третье — активизация военного механизма НАТО и военные интервенции, сразу переросшие в ряд конфликтов или же заложившие мины замедленного действия. Хрестоматийный пример: бомбежки Югославии и последующее признание независимости Косова. Помимо Югославии, военному вмешательству были подвергнуты Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия и другие страны. Реакция Москвы в каждом упомянутом случае была разной. В афганской кампании США использовали помощь России. Москва осудила вторжение в Ирак вместе со своими партнерами в ЕС, но не могла и, видимо, не хотела оказывать давления на Вашингтон. Россия отнеслась негативно к вторжению в Ливию, но не пошла на активные действия. А вот в Сирии российское руководство решило провести собственную военную кампанию с целью поддержки действующих государственных институтов и нанесения поражения террористическим группировкам. В целом военная активность США и НАТО воспринималась Россией как тревожное обстоятельство и игра с нулевой суммой.

Четвертое — заметное политическое вмешательство западных стран во внутриполитические процессы на постсоветском пространстве. Западные столицы открыто поддерживали политические силы, декларировавшие курс на интеграцию в ЕС и НАТО. Под лозунгами демократических реформ прошла серия «цветных революций», приведших к власти прозападные правительства. В России «цветные революции» расценивали как политические технологии, направленные на вмешательство во внутренние дела постсоветских стран с целью наращивания там своего влияния.

На фоне обозначенных четырех тенденций Россия также корректировала свой курс. Несмотря на тяжелейшие потери после распада СССР, Москва сохранила за собой статус ядерной сверхдержавы. Постепенная деградация контроля над ядерными вооружениями стимулировала Россию совершенствовать свою ядерную триаду. В итоге страна добилась впечатляющих результатов в развитии новых ракетно-ядерных систем. Расширение НАТО на Восток лишило мотивации к выполнению каких-либо обязательств по тактическому ядерному оружию. Средством предупреждения возможных угроз стала и разработка новых тактических ракетных систем. В стране прошла масштабная реформа Вооруженных Сил. Россия все более активно реагировала на кризисные ситуации, точечно применяя Вооруженные Силы: в 2008 году, после попытки военной операции Грузии против Абхазии и Южной Осетии; в 2014 году, обеспечив военную безопасность интеграции с Крымом на фоне «цветной революции» на Украине; в 2015 году, начав операцию в Сирии. Во всех трех случаях Москва опиралась на прецеденты, ранее в том или ином виде создававшиеся Западом.

В политическом диалоге с Западом недовольство России сложившимся статус-кво звучало все громче. В своей речи в Бундестаге в 2001 году президент России Владимир Путин крайне аккуратно обозначил нарастающие проблемы[8]. В 2007 году в Мюнхене он дал им значительно более четкую характеристику[9]. Попытки России скорректировать дефекты европейской системы безопасности, в том числе через новый договор о европейской безопасности[10], не получили поддержки Запада. Украинский кризис 2014 года перевел отношения России и Запада в режим нарастающей конфронтации. Попытка урегулирования украинского кризиса в формате Минских соглашений потерпела неудачу[11]. Впоследствии ряд западных лидеров признал, что Минские соглашения использовались для того, чтобы Украина подготовилась к конфликту с Россией[12]. Наконец, в 2022 году накопившиеся противоречия вылились в масштабный военный конфликт вокруг Украины, которая получила всестороннюю военную и финансовую поддержку от Запада. Лишь риск прямого столкновения с Москвой с перспективой ядерной эскалации удерживал Запад от открытого вмешательства в конфликт.

Иная картина наблюдалась на других направлениях. С середины 1990-х годов Россия отказывается от однозначной ориентации на Запад. Поддерживая полноценный политический диалог, Москва начала стремиться к укреплению своих связей с самыми разными игроками на евразийском континенте. Предпринимаются активные усилия по взаимодействию в треугольнике Россия — Индия — Китай, который впоследствии составит костяк БРИКС+. Решается территориальный спор с КНР и подписывается новый российско-китайский договор. Одна из самых протяженных в мире границ переживает масштабную демилитаризацию. Китай превращается в ключевого торгового партнера. Россия стремительно восстанавливает ключевые направления сотрудничества с Индией, в том числе в области военно-технического сотрудничества и мирного атома. В 2001 году при активном участии России начинает работу Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). В ее повестку входит широкий круг вопросов, включая экономическое взаимодействие и безопасность. По мере своего развития ШОС объединила крупных и малых игроков в Евразии (Белоруссия, Индия, Иран, Казахстан, Киргизия, Китай, Пакистан, Россия, Таджикистан, Узбекистан, а также 14 стран-партнеров по диалогу). В состав вошли государства, между которыми наблюдаются острые противоречия, то есть ШОС стала важной площадкой для коммуникации и повышения взаимного доверия. Ведется активная работа по созданию и развитию институтов безопасности в самом сердце Евразии: в 2002 году принято решение о создании ОДКБ — военно-политического союза Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана. В 2015 году после долгой подготовки стартует Евразийский экономический союз (ЕАЭС). Пять членов Союза (Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Россия) ведут активную работу по формированию новых рынков и общих экономических пространств с высокой степенью институционализации.

В 2015 году начинается разработка инициативы Большого евразийского партнерства (БЕП), выдвинутой российским президентом Владимиром Путиным[13]. В основу инициативы были положены координация и сотрудничество между различными интеграционными проектами на пространстве Евразийского континента. Можно считать, что именно БЕП послужило прообразом инициативы о новой архитектуре евразийской безопасности. Далеко выходя за рамки существующих институтов и проектов, они сходны по своему континентальному размаху. Однако идея Большого евразийского партнерства все же не была сосредоточена на вопросах безопасности, тогда как новая инициатива российского президента, выдвинутая в 2024 году, ставит их во главу угла.

Юлия Мельникова:
Евразийская безопасность как коммуникативная практика: задачи для России и Китая

Архитектура безопасности в Евразии: ключевые составляющие

29 февраля 2024 года президент России Владимир Путин в Послании Федеральному Собранию отметил необходимость формирования нового контура равной и неделимой безопасности в Евразии, а также выразил готовность к предметному разговору с заинтересованными сторонами по данной тематике. Вскоре инициатива вошла в повестку российско-китайского диалога на высоком и высшем уровне. В июне 2024 году она получила детализацию в ходе выступления Владимира Путина в МИД России[14]. Идея о равной и неделимой безопасности в Евразии становится частью повестки саммита лидеров России и Индии в Москве. Инициатива развивается в виде совместного заявления министров иностранных дел стран СНГ о принципах сотрудничества и безопасности в Евразии[15], а также в российско-белорусском заявлении о Совместном видении Евразийской хартии многообразия и многополярности в ХХI веке[16]. Минская конференция по евразийской безопасности становится важнейшим форумом для политической и интеллектуальной проработки инициативы. Шаг за шагом новая идея входит в повестку диалога России с ее партнерами и единомышленниками в Евразии.

Исходя из накопленного массива обсуждений новой архитектуры, можно выделить несколько ключевых составляющих, которые определяют ее концептуальный контур.

Первое. Российская инициатива ставит во главу угла принцип равной и неделимой безопасности. Укрепление безопасности одних не должно вести к снижению безопасности других. Неизбежные в международных отношениях спорные ситуации и трения должны решаться путем диалога. Игнорирование интересов безопасности приводит к военным конфликтам, последствия которых приходится преодолевать годами или даже десятилетиями.

Второе. Архитектура евразийской безопасности распространяется на весь континент. Она не сводится к узкой трактовке Евразии как постсоветского пространства или же к связке России, Китая и стран Центральной Азии. В российском понимании речь идет о континенте в его географических границах, о всей сложности и многообразии регионов, объединяемых Евразией. Из архитектуры безопасности Евразии не исключаются союзники США на оконечностях континента. Более того, диалог по вопросам безопасности с ними возможен в будущем.

Третье. Безопасность носит многомерный характер. Ее ядром остается классическая военная безопасность, то есть защищенность государства от угрозы военной агрессии извне в любой форме. Однако, наряду с классическим концептуальным ядром, безопасность в Евразии вряд ли может игнорировать угрозы гражданских конфликтов и дезинтеграции государств, вмешательство во внутренние дела стран континента, цифровую безопасность, безопасность экономических связей стран региона с учетом растущей практики применения экономических санкций, безопасность логистических и транспортных маршрутов и тому подобное.

Четвертое. Российская инициатива представляет собой нормативную рамку, в пределах которой могут и должны существовать разные форматы межгосударственного взаимодействия и диалога. В их числе — двусторонние договоры и соглашения в области безопасности (такие, например, как недавние договоры России и КНДР, России и Ирана), многосторонние соглашения, уже существующие международные организации (ШОС, ОДКБ, ЕАЭС и другие). Архитектура евразийской безопасности вряд ли может быть вписана в единую и консолидированную институциональную систему. По крайней мере, такая жесткая институциональная структура не просматривается в ближайшем будущем. Архитектура евразийской безопасности имеет больше перспектив как гибкая система, состоящая из различных элементов.

Пятое. Архитектура евразийской безопасности выстраивается по принципу горизонтальных, а не вертикальных связей. В отличие, например, от Североатлантического альянса, где явно выделяется военно-политический лидер в лице США, евразийская система носит децентрализованный характер. Побочным эффектом такой децентрализации может быть отсутствие блоковой дисциплины, свойственной НАТО. Однако система не задумывалась как военный альянс, поэтому в нее не требуется внедрять свойственные ему параметры.

Шестое. Инициатива России не направлена против какой-либо страны или объединения. Она не ориентирована на сдерживание Запада или какой-либо иной группы стран. Выдвигая инициативу, российское руководство отдает себе отчет в том, что у многих стран континента выстроены свои отношения с государствами Запада. Они варьируются от союзни ческих обязательств, в случае Западной и Восточной Европы, Южной Кореи и Японии, до жесткой конфронтации — в случае КНДР или Ирана. Крупные игроки Китай и Индия выстроили свою логику отношений с Западом, которая предполагает сочетание партнерства со стратегической автономией, а в ряде случаев — с элементами соперничества и конкуренции. Россия находится в состоянии острого политического кризиса с «коллективным Западом». Однако снижение градуса противостояния не исключено. Равно как и его повышение.

Седьмое. Архитектура евразийской безопасности базируется на признании разнообразия политических и экономических систем стран континента. Устройство этих систем зависит от специфических требований каждой страны, исторических траекторий и традиций. Вписывать многообразие укладов в схему «демократия — автократия» или «рынок — план» невозможно и контрпродуктивно. Каждая страна вольна выбирать собственный вариант политического и экономического развития, конечно, помня о соблюдении норм международного права.

Восьмое. Повестка евразийской безопасности может дополняться и усиливаться межрегиональными форматами. Одним из ключевых и перспективных форматов является динамично развивающееся объединение БРИКС. Устав ООН должен быть основой для любой системы безопасности, в том числе для архитектуры безопасности в Евразии. Евразийская архитектура безопасности в целом ряде принципиальных вопросов совпадает с рядом других инициатив, что позволяет ей сопрягаться с ними. В частности, с инициативой глобальной безопасности, выдвинутой председателем КНР Си Цзиньпином[17]. Российская и китайская инициативы отличаются по ряду параметров, например, по географическому охвату или специфике их практической реализации. Однако они совпадают во многих базовых принципах — это, в частности, равная и неделимая безопасность для всех, равенство суверенных государств, уважение к их многообразию. Москва, как представляется, открыта для изучения инициатив других стран и объединений — особенно если эти идеи базируются на сходных принципах.

Перечисленные выше составляющие новой архитектуры безопасности Евразии, конечно, являются лишь схематичной моделью, которая может и должна дополняться по мере формирования системы. Она будет обогащаться идеями партнеров России в Евразии, а также корректироваться по мере практического применения концептуальной рамки.

Ключевыми целями российской инициативы можно считать снижение рисков военных и иных конфликтов в Евразии, обеспечение нормальных условий для экономических и гуманитарных связей без их политизации, создание основ для мирного решения конфликтных ситуаций при уважении к разнообразию укладов и интересов многочисленных стран региона.

Глеб Макаревич:
Изобретая Евразию: как российские предложения о системе коллективной безопасности сочетаются с южноазиатскими реалиями

Возможный пошаговый план развития инициативы

Российская дипломатия уже использует идею о строительстве евразийской архитектуры безопасности в качестве концептуальной рамки при внешнеполитическом планировании. Отдельные принципы проявляются в двусторонних и многосторонних форматах. В числе первых, например, новые двусторонние договоры России с Корейской Народно- Демократической Республикой и Исламской Республикой Иран. Среди многосторонних инициатив можно отметить, среди прочего, декларацию по итогам саммита Шанхайской организации сотрудничества в Астане в 2024 году. Государства — члены ШОС подчеркнули в итоговом документе, что «взаимодействие в рамках Организации может послужить основой для формирования архитектуры равной и неделимой безопасности в Евразии»[18]. Та же формулировка сохранилась и в Тяньцзиньской декларации ШОС 2025 года[19]. На саммите ОДКБ в Астане в 2024 году отмечалась «востребованность формирования и развития в Евразии устойчивой системы безопасности в интересах поддержания стабильности и мирного сосуществования всех евразийских государств»[20].

Тем не менее развитие инициативы потребует дальнейших целенаправленных шагов, направленных на ее постепенное развитие в виде нормативной доктрины и, возможно, системы институтов.

Первый шаг — закрепление основополагающих принципов и идейного фундамента евразийской архитектуры безопасности в основополагающем доктринальном документе. Им может быть, например, Евразийская хартия, предложения к которой разрабатывались Республикой Беларусь и Россией. Проект такого документа может пройти серию апробаций в различных диалоговых форматах. В качестве центральной «точки сборки» подходит Минская конференция по евразийской безопасности, которая превращается в устоявшийся и авторитетный форум.

Второй шаг — подписание Хартии всеми заинтересованными сторонами. В их числе могут рассматриваться как государства евразийского континента, так и образуемые ими международные организации. На начальном этапе не требуется подписания Хартии всеми странами и международными организациями континента. Это попросту невозможно как в силу существующих политических противоречий, так и новизны инициативы. Отдельные страны и объединения могут проявлять осторожность в присоединении к Хартии. Поэтому документ должен оставаться открытым для новых участников.

Третий шаг — создание постоянно действующего политического форума (совещания) стран, присоединившихся к Хартии. Такой форум мог бы проводиться ежегодно или с иной периодичностью в странах, присоединившихся к Хартии.

Четвертый шаг — мягкая институционализация евразийской архитектуры безопасности. Она могла бы начаться с создания международной рабочей группы по подготовке политических форумов (совещаний) стран, присоединившихся к Хартии. Одновременно мог бы быть учрежден Фонд евразийской безопасности, образуемый взносами государств, присоединившихся к Хартии, используемый для проведения форумов (совещаний), а также финансирования отдельных проектов и программ в развитие инициативы.

Пятый шаг — формирование пула проектов и программ в области евразийской безопасности. Программы могли бы быть направлены на решение конкретных проблем и противодействие отдельным вызовам безопасности. На начальном этапе их число не должно быть большим. Здесь важно добиться конкретных результатов, то есть важно качество, а не количество. Для реализации проектов и программ, вероятно, потребуется проектный офис, финансируемый Фондом евразийской безопасности и координирующий отдельные проекты. В числе рабочих проектов могли бы быть, например, программы в области преодоления и смягчения гуманитарных последствий конфликтов в Евразии; программы посредничества в решении отдельных конфликтов; проекты безопасных финансовых расчетов; программы совместного реагирования на стихийные бедствия; программы в области цифровой безопасности и другие. Выработка проектного портфеля, очевидно, потребует длительного времени, проб и ошибок. Но появление в евразийской архитектуре безопасности механизмов решения конкретных проблем и, главное, историй их успешного применения существенно укрепит ее нормативные основы и сделает привлекательной для стран региона.

Городской завтрак РСМД
«Безопасность и развитие в Евразии»

***

Инициатива России в области евразийской архитектуры безопасности находится в начале своего концептуального и политического оформления. Однако уже сегодня видно ее смысловое ядро. Инициатива базируется на принципе равной и неделимой безопасности для всех стран континента; предполагает отказ от иерархичных объединений в пользу гибкого и горизонтального формата сотрудничества; ориентируется на решение разно- плановых проблем безопасности в разных областях; приветствует разнообразие форматов сотрудничества как на базе двусторонних отношений, так и сложившихся или складывающихся международных объединений; исключает игру с нулевой суммой или направленность против каких-либо стран или объединений; допускает сотрудничество с другими региональными объединениями.

Российская инициатива во многих аспектах созвучна китайской инициативе в области глобальной безопасности. Их сопряжение в ряде аспектов возможно и целесообразно.

Ближайшим шагом развития инициативы может стать ее нормативное оформление в виде Евразийской хартии или иного документа, в том числе на основе работы Минской конференции по евразийской безопасности. В дальнейшем возможна постепенная институционализация инициативы, а также развитие пула проектов и программ, направленных на решение конкретных проблем в области безопасности.

Нормативный, институциональный и проектный контуры инициативы могут формироваться с разной скоростью. Однако уже сегодня нормативные принципы евразийской архитектуры безопасности начинают определять российскую политику как в двусторонних, так и в многосторонних инициативах на Евразийском континенте.

Впервые опубликовано в формате доклада Международного дискуссионного клуба «Валдай».

[1] Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. 29.02.2024. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/73585

[2] Трофимов А. Безопасность на пространстве Евразии: архитектура, которая объединяет // Проблемы национальной стратегии. 2025. № 2. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/evraziyskaya_bezopasnost/2017768/

[3] Тимофеев И. Асинхронная многополярность: векторы развития и параметры управления: сборник статей. М.: Российский совет по международным делам, 2025. 186 с.

[4] Мельвиль А.Ю., Мальгин А.В., Миронюк М.Г., Стукал Д.К. «Политический атлас современного мира 2.0»: к постановке исследовательской задачи // Полис. Политические исследования. 2023. № 2. С. 72–87.

[5] Парижская хартия для Новой Европы и Дополнительный документ об осуществлении определенных положений, содержащихся в Парижской хартии для Новой Европы // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 21.11.1990. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/international_contracts/international_contracts/multilateral_contract/50875/

[6] Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Заключительный акт. Хельсинки. 1975 год // Министерство иностранных дел Российской Федерации. URL: https://www.mid.ru/upload/medialibrary/c66/%D0%A5%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20

%D0%B7%D0%B0%D0%BA%D0%BB%D1%8E%D1%87%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D0%B0%D0%BA%D1%82%20%D0%9E%D0%91%D0%A1%D0%95.pdf

[7] Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, учреждающее партнерство между европейскими сообществами и их государствами-членами, с одной стороны, и Российской Федерацией, с другой стороны // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 24.06.1994. https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/ international_contracts/international_contracts/2_contract/58992/

[8] Выступление в Бундестаге ФРГ // Президент России. 25.09.2001. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/21340

[9] Выступление и дискуссия на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности // Президент России. 10.02.2007. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/24034

[10] Проект Договора о европейской безопасности // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 29.11.2009. URL: https://www.mid.ru/ru/press_service/journalist_help/mass_media/825759/

[11] О ходе выполнения Минских соглашений // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 24.09.2023. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/international_safety/1906015/

[12] Олланд вслед за Меркель назвал Минские соглашения способом дать Киеву время усилить армию // ТАСС. 30.12.2022. URL: https://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/16724811

[13] О российской инициативе Большого евразийского партнерства // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 15.06.2023. URL: https://www.mid.ru/ru/activity/coordinating_and_advisory_body/head_ of_subjects_council/materialy-o-vypolnenii-rekomendacij-zasedanij-sgs/xxxvi-zasedanie-sgs/1767070/

[14] Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина на встрече с руководством Министерства иностранных дел России // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 14.06.2024. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1957107/

[15] Заявление министров иностранных дел государств − участников Содружества Независимых Государств о принципах сотрудничества в обеспечении безопасности в Евразии // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 24.10.2024. URL: https://www.mid.ru/upload/medialibrary/a0a/mv1w0so1hxoy21ok8qh2cnspua4zula4/2024-10-24_%D0%91%D0%B5%D0%B7%D0%BE%D0%BF%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C.pdf

[16] Заявление Российской Федерации и Республики Беларусь о Совместном видении Евразийской хартии многообразия и многополярности в ХХI веке // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 2.12.2024. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/integracionnye-struktury-prostranstva-sng/1984612/

[17] The Global Security Initiative Concept Paper // Ministry of Foreign Affairs People’s Republic of China. 21.02.2023. URL: https://www.fmprc.gov.cn/eng/zy/gb/202405/t20240531_11367484.html

[18] Астанинская декларация Совета глав государств − членов Шанхайской организации сотрудничества // Президент России. 4.07.2024. URL: http://www.kremlin.ru/supplement/6163

[19] Тяньцзиньская декларация Совета глав государств − членов Шанхайской организации сотрудничества // Президент России. 1.09.2025. URL: http://www.kremlin.ru/supplement/6376

[20] Декларация Совета коллективной безопасности Организации Договора о коллективной безопасности // Президент России. 28.11.2024. URL: http://www.kremlin.ru/supplement/6236