«Арабское НАТО»: даешь новый заход?

В американском политическом дискурсе довольно живучим остается концепт «региональных клонов» НАТО — оборонительных организаций, созданных «по образу и подобию» Североатлантического Альянса и обеспечивающих стабильность в регионах, представляющих интерес для США без их значительного присутствия. Особо актуален этот вопрос для Ближнего Востока, где уже не в первый раз предпринимается попытка создать «аутсорс-оборону».

Подтолкнет ли украинский кризис ближневосточные государства к очередному этапу трансформации систем коллективной обороны? Появится ли в регионе наконец та организация, которую западные эксперты назовут «арабское НАТО»?

Обострение украинского кризиса в конце февраля – начале марта 2022 г. эхом отозвалось на Ближнем Востоке. Несмотря на то, что государства региона не были вовлечены в конфликт напрямую (а большинство игроков заняли нейтральную позицию, не поддержав ни Москву, ни Киев), его последствия могут негативно сказаться на региональной обстановке.

Одна из наиболее острых и явных проблем — «зерновой» кризис. Кроме того, наблюдается актуализация террористической угрозы. Глобальное исламистское подполье (представленное, в первую очередь, группировками ИГИЛ и Аль-Каида) расценивает конфликт между Москвой и Киевом как шанс воспользоваться отвлечением внимания Запада и укрепить свои позиции. Некоторые опасения вызывает Иран, а точнее — изменение его региональных позиций. Перечисленные проблемы, в свою очередь, усиливаются общей социальной напряженностью, сохраняющейся на фоне пандемии COVID-19, что подталкивает региональные правительства к более тесному сотрудничеству по вопросам безопасности. Иными словами, текущая обстановка на Ближнем Востоке указывает на то, что в регионе сформировались условия, необходимые для очередного этапа трансформации системы безопасности.

К идее формирования «арабского НАТО» на Ближнем Востоке по-прежнему относятся с изрядной долей скепсиса. Критические замечания в адрес проекта периодически проскальзывают в публикациях и выступлениях арабских, турецких и израильских экспертов. Как правило, отмечается, что внешние игроки (в первую очередь, Вашингтон) стремятся построить в регионе систему безопасности, опираясь исключительно на «евроатлантическую логику» и не принимая в расчет культурную и историческую специфику региона. Учитывая, что каждый региональный полюс силы (будь то Турция, Саудовская Аравия, Египет, Израиль и т.д.) на данный момент имеет свое видение формата структуры безопасности, а также своего места в проекте, выстраивание «унифицированного» оборонительного блока требует значительной «точечной» работы с национальными элитами, чему Вашингтон на данный момент не уделяет достаточного внимания. Игнорирование же «болевых точек ведет к тому, что конфликты и разногласия между игроками, возникшие вследствие разницы восприятий, сводят на нет эффективность предлагаемых преобразований.

Появление нового оборонительного блока на Ближнем Востоке, даже с учетом сложной международной обстановки, на данном этапе видится маловероятным: заинтересованности в этом не выражают ни США, ни местные силы. Скорее всего, нас ждет усиление уже имеющихся структур, а также рост темпов милитаризации ключевых региональных игроков.

Кроме того, большее внимание будет уделяться ситуативным альянсам между державами региона как дополнительному элементу сдерживания возможной внешней агрессии. Так или иначе, у большинства подобных блоков (за исключением катаро-турецкого альянса) будет сохраняться выраженный антииранский базис деятельности, что едва ли поспособствует региональной разрядке.

В американском политическом дискурсе довольно живучим остается концепт «региональных клонов» НАТО — оборонительных организаций, созданных «по образу и подобию» Североатлантического Альянса и обеспечивающих стабильность в регионах, представляющих интерес для США без их значительного присутствия. Особо актуален этот вопрос для Ближнего Востока, где уже не в первый раз предпринимается попытка создать «аутсорс-оборону».

Подтолкнет ли украинский кризис ближневосточные государства к очередному этапу трансформации систем коллективной обороны? Появится ли в регионе наконец та организация, которую западные эксперты назовут «арабское НАТО»? Попробуем ответить на эти вопросы.

«Аутсорс-оборона» по-американски: от Обамы до Байдена

Андрей Кортунов, Мишель Дюкло:
Механизм урегулирования кризисных ситуаций на Ближнем Востоке нужен как никогда

Следует начать с того, что наименование «арабское НАТО», которое довольно часто встречается в западных экспертных работах, само по себе довольно условно. Несмотря на то, что основу подобных оборонительных организаций раз за разом составляли арабские государства, концепция блоков не ограничивалась рамками Арабского мира, в разные периоды времени в их состав прочили Турцию и Израиль.

Первой серьезной попыткой создать в рамках Ближнего Востока «арабское НАТО» можно считать Объединенные арабские силы быстрого реагирования (ОАСБР), учрежденные в 2014 г. по инициативе Египта для совместного противодействия угрозам безопасности на пространстве Лиги арабских государств. Вашингтон не только поддержал предложенную Каиром концепцию, но и посоветовал в перспективе трансформировать ОАСБР в самостоятельную военно-политическую организацию, которая могла бы поддерживать региональную стабильность без прямого вовлечения вооруженных сил США. Примечательно, что именно этот проект первым получил среди западных экспертов наименование «арабское НАТО». По итогу в формируемый блок вошли 6 арабских стран (Египет, Саудовская Аравия, Иордания, Марокко, Судан, Катар), а также Израиль (последний был включен в ограниченном формате на правах «Intelligence state», и его специалисты поставляли организации разведданные при посредничестве США). В таком формате организация просуществовала в течение трех лет, однако каких-либо серьезных шагов для институционализации ОАСБР, а также для включения новых членов из числа стран ЛАГ предпринято не было. Блок продолжал позиционировать себя как внутренний проект Лиги, не претендуя на трансформацию, что серьезно расходилось с американским видением перспектив ОАСБР. Дополнительно усложняло ситуацию и то, что сильные региональные игроки (например, ОАЭ) воздерживались от участия в проекте, предпочитая выстраивать политику безопасности самостоятельно (в случае с государствами ССАГПЗ — в рамках. ««Стамбульской инициативы о сотрудничестве»).

При президенте Д. Трампе формат коллективных сил подвергся серьезному переосмыслению. Ввиду того, что к моменту избрания Д. Трампа качественное развитие ОАСБР прекратилось, а сам блок превратился в площадку споров между Египтом и Саудовской Аравией, в 2017 г. было решено создать в регионе альтернативную оборонительную площадку — Middle East Strategic Alliance (MESA). В отличие от ОАСБР, новый проект, помимо военных, предполагал также экономические инструменты сдерживания вероятных противников, ввиду чего основная ставка при его реализации была сделана на страны Персидского залива (как на наиболее развитые, с точки зрения военной и экономической мощи, государства региона). Предполагалось, что MESA пойдет по тому же пути, что и НАТО, и за несколько «волн» расширения охватит весь Ближний Восток (включая Турцию и Израиль). По этой причине MESA в период своего существования избегала четкого «очерчивания» границ блока даже в условиях региональной конфронтации. Например, «выпавший» из формируемой системы на фоне дипломатического кризиса Катар формально считался частью нового оборонительного блока, хотя реального участия (в силу сложных отношений с соседями) не принимал, а Израиль, находящийся в конфликте с большинством членов Альянса, продолжал участвовать в оперативных мероприятиях при посредничестве Вашингтона. Исключение в данном случае было сделано только для Ирана, который, в соответствии с доктриной MESA, рассматривался как деструктивный игрок и априори не мог стать частью формируемого альянса.

Андрей Кортунов:
Россия в Восточном Средиземноморье: искусство баланса

Также следует указать, что в рамках MESA были предприняты попытки внедрить некоторые структурные элементы, не характерные для более ранних региональных организаций (например, Постоянный комитет военного планирования, департаменты обмена информацией и военных инвестиций, коллективное киберкомандование и др.), что позволило западным экспертам провести новые параллели с НАТО. Кроме того, посредничество США в вопросах нормализации отношений между Израилем и рядом арабских государств («Соглашения Авраама») было воспринято как стремление сгладить противоречия между крупными полюсами силы и тем самым сделать проект более устойчивым. Тем не менее, несмотря на заинтересованность со стороны членов MESA в нововведениях, больших успехов добиться не удалось, в том числе ввиду резкой смены внешнеполитических приоритетов США.

С приходом к власти президента Джо Байдена концепция «аутсорс-обороны» в очередной раз была пересмотрена. Проект MESA, считавшийся едва ли не основной региональной инициативой США при Д. Трампе, был временно заморожен Белым домом, а позже, к концу 2021 г., и вовсе признан нереализуемым. Разумеется, с фактическим закрытием MESA регион не остался совсем без оборонительных инициатив — продолжили существовать обязательства по обеспечению коллективной обороны в рамках ЛАГ, развиваемый странами ССАГПЗ проект коллективных сил реагирования «Щит Полуострова» и созданный Саудовской Аравией в 2020 г. Совет стран Красного моря и Аденского залива. Однако ни одна из организаций не претендовала на статус регионального медиатора и решала лишь ограниченный круг задач. Кроме того, участие Вашингтона в развитии оборонительных систем также снизилось: основным каналом консультирования стали региональные центры НАТО, ранее созданные на Ближнем Востоке, в то время как централизованная работа фактически была свернута.

Далекие раскаты грома: повод для беспокойства?

Обострение украинского кризиса в конце февраля – начале марта 2022 г. эхом отозвалось на Ближнем Востоке. Несмотря на то, что государства региона не были вовлечены в конфликт напрямую (а большинство игроков заняли нейтральную позицию, не поддержав ни Москву, ни Киев), его последствия могут негативно сказаться на региональной обстановке.

Одна из наиболее острых и явных проблем — «зерновой» кризис. Резкое снижение объемов поставок причерноморского зерна, доля которого, в зависимости от страны-импортера, варьируется от 45% до 70%, обусловленное санкциями против ряда российских агропромышленных компаний, а также нарушение традиционных логистических маршрутов (в том числе вследствие воздушного бойкота) грозят срывом закупок, что вкупе с общим неурожаем может привести к продовольственному кризису в ряде государств Ближнего Востока. Об актуализации угрозы заявили, в частности, власти Египта, Туниса и Ливана. Обеспокоены ситуацией и более устойчивые (с точки зрения разнообразия каналов поставок) игроки: аравийские монархии, Турция и Израиль. Они пока ощущают проблему не столь остро, но также учитывают возможные риски, поскольку ранее «зерновой» вопрос сыграл не последнюю роль в событиях арабской весны.

Руслан Мамедов:
Возвращение «арабского голоса»: через портал из потустороннего мира

Кроме того, наблюдается актуализация террористической угрозы. Глобальное исламистское подполье (представленное, в первую очередь, группировками ИГИЛ ^* и Аль-Каида ^*) расценивает конфликт между Москвой и Киевом как шанс воспользоваться отвлечением внимания Запада и укрепить свои позиции. Так, с начала марта 2022 г. фиксируется резкий рост активности боевиков в Йемене, Сирии и Ираке, а также расширение пропагандистской работы радикалов от ислама на территории стран Персидского залива. Джихадисты, среди прочего, спекулируют на идее, что виновники всех имеющихся, а также грядущих проблем ближневосточных обществ — «крестоносцы» (представители западного мира), и тем самым подталкивают своих сторонников к более активным действиям на Ближнем Востоке, а также на территории Европы.

Некоторые опасения вызывает Иран, а точнее — изменение его региональных позиций. Эксперты отмечают, что бюджет ИРИ на 2022–2023 гг. был сверстан, исходя из цены на нефть в 60 долл. за баррель и экспорта 1,2 млн баррелей в день. Учитывая, что нефть на данный момент торгуется на уровне 115–117 долл. за баррель, а ежесуточный экспорт (через третьи страны), по разным данным, составляет 1,5–2,2 млн баррелей, дела у Тегерана (даже с учетом других проблем), вероятно, пойдут в гору. «Лишние» средства, по мнению западных аналитиков, могут быть направлены в том числе на поддержку иранских прокси, что повлечет за собой серьезное изменение баланса сил и создаст дополнительную угрозу безопасности. Данные страхи многократно множатся за счет информационного шума, возникшего на фоне последних действий Ирана: ракетного обстрела американских объектов на территории г. Эрбиль (Ирак) 13 марта 2022 г. и распространяемых слухов о возможной приостановке ирано-саудовских консультаций по безопасности (прекращение последних будет означать возвращение Эр-Рияда и Тегерана к более активному противостоянию, что отразится на расстановке сил в регионе).

Перечисленные проблемы, в свою очередь, усиливаются общей социальной напряженностью, сохраняющейся на фоне пандемии COVID-19, что подталкивает региональные правительства к более тесному сотрудничеству по вопросам безопасности. Иными словами, текущая обстановка на Ближнем Востоке указывает на то, что в регионе сформировались условия, необходимые для очередного этапа трансформации системы безопасности.

Ждут ли в регионе «арабское НАТО»?

К идее формирования «арабского НАТО» на Ближнем Востоке по-прежнему относятся с изрядной долей скепсиса. Критические замечания в адрес проекта периодически проскальзывают в публикациях и выступлениях арабских, турецких и израильских экспертов. Как правило, отмечается, что внешние игроки (в первую очередь, Вашингтон) стремятся построить в регионе систему безопасности, опираясь исключительно на «евроатлантическую логику» и не принимая в расчет культурную и историческую специфику региона. Учитывая, что каждый региональный полюс силы (будь то Турция, Саудовская Аравия, Египет, Израиль и т.д.) на данный момент имеет свое видение формата структуры безопасности, а также своего места в проекте, выстраивание «унифицированного» оборонительного блока требует значительной «точечной» работы с национальными элитами, чему Вашингтон на данный момент не уделяет достаточного внимания. Игнорирование же «болевых точек ведет к тому, что конфликты и разногласия между игроками, возникшие вследствие разницы восприятий, сводят на нет эффективность предлагаемых преобразований.

По этой же причине остается открытым вопрос, где будет находиться «центр» гипотетической системы безопасности. Растущие противоречия между ЛАГ и ССАГПЗ (обусловленные в том числе попытками аравийских монархий лоббировать свое видение региональной безопасности во всем Арабском мире) негативно влияют на коллективные инициативы. Ранее расхождение взглядов по основополагающим вопросам уже становилось причиной недовольства ряда арабских стран (в первую очередь, Египта и Иордании) и в конечном счете «замкнуло» MESA на Персидский залив. В текущих же условиях, когда наибольшей опасности подвержены государства за пределами Залива, создание новой «проаравийской» структуры только ускорит размежевание Арабского мира и тем самым сделает его уязвимее.

Игорь Матвеев:
Cпасет ли Россия арабский мир от голодных бунтов?

Еще одна проблема, связанная с поддержанием деятельности гипотетического блока, — наличие общего врага. На данный момент таковым считается Иран, ведущий в регионе активную наступательную политику. Однако далеко не все ближневосточные игроки готовы идти на острую конфронтацию с Тегераном как по причине сильных позиций проиранских сил внутри страны (Сирия, Ливан, Ирак, Йемен), так и на фоне расширяющегося двустороннего сотрудничества (Катар, Оман, Турция). Это, в свою очередь, определяет проекту довольно скромный «предел расширения», не соответствующий планам американских стратегов. Попытка же найти другого общего противника (например, в лице исламистского подполья) также не принесет желаемого результата по причине отсутствия в регионе унифицированного списка джихадистских организаций, а также разного понимания формата борьбы с терроризмом.

Кроме того, по-прежнему неясна роль Израиля в новой системе. Претенциозное заявление Тель-Авива о готовности взять на себя роль «гаранта» новой системы в случае ухода США из региона воспринимается неоднозначно не только «арабской улицей», но и крупными региональными игроками. Помимо традиционно оппонирующих Израилю Ирана, Сирии, Ливана и Йемена в списке «недовольных» с недавнего времени оказались Кувейт и Турция.

Израильские «ястребы» со своей стороны также демонстрируют некоторую разочарованность преобразованиями региональной обстановки, мерилом которой является эффективность реализации «Соглашений Авраама». Весьма примечательно, что Тель-Авив не доволен не только темпами расширения «мирной полосы» (после ухода Д. Трампа «Соглашения», фактически, поставлены на паузу), но и отношениями с обретенными партнерами. Так, наиболее плотный контакт у Израиля достигнут с ОАЭ, в то время как другие участники «Соглашений» либо играют «вторые роли», либо игнорируются. Подобная «избирательность» в отношениях не идет на пользу образу Израиля в регионе и повышает недоверие к нему со стороны «сомневающихся» акторов.

***

Появление нового оборонительного блока на Ближнем Востоке, даже с учетом сложной международной обстановки, на данном этапе видится маловероятным: заинтересованности в этом не выражают ни США, ни местные силы. Скорее всего, нас ждет усиление уже имеющихся структур, а также рост темпов милитаризации ключевых региональных игроков.

Кроме того, большее внимание будет уделяться ситуативным альянсам между державами региона как дополнительному элементу сдерживания возможной внешней агрессии. Так или иначе, у большинства подобных блоков (за исключением катаро-турецкого альянса) будет сохраняться выраженный антииранский базис деятельности, что едва ли поспособствует региональной разрядке.

^* Террористическая организация, запрещена в РФ.