Во времена нового витка экономического кризиса становится все сложнее строить новый и развивать уже существующий бизнес. О том, как начать свое дело, работать с инвестициями и искать ниши в ресторанном бизнесе в своем интервью рассказал адвокат, специалист по инвестициям и ресторатор Александр Раппопорт.
Вы много лет проработали в инвестиционных банках США. Дайте, пожалуйста, несколько советов инвестору, начинающему свою карьеру в условиях падающего рынка.
Чтобы давать совет инвестору, нужно исходить из его философских, жизненных и политических представлений. Вы не можете задать вопрос врачу: «Можете ли вы вылечить любого больного?» – как минимум, он должен знать диагноз. Здесь абсолютно такая же история. Кризис – это всегда возможность, если человек верит, что этот кризис будет когда-то преодолен. Вход лучше осуществлять, когда рынок находится в низкой точке, поэтому мой общий совет абстрактному инвестору – внимательно присматриваться к ситуации. Американцы всегда говорят, что самый опасный способ ловли рыбы – донная рыбалка, то есть никогда не надо специально искать дно, а надо определять тренд.
Многие говорят, что никогда не уедут из России, потому что именно здесь можно делать бизнес. Кто-то, наоборот, уезжает за рубеж. Как Вы считаете, наш рынок благоприятен для построения бизнеса в принципе?
Я в Вашем вопросе не согласен только с одной связкой: слово «бизнес» и «уехал, не уехал». Все-таки «уехал, приехал» – это вопрос значительно более сложный с эмоциональной и духовной точек зрения. Сегодня можно заниматься инвестициями, находясь практически в любой точке мира. А что касается рынка, то вполне очевидно, что Россия в настоящее время переживает кризисные явления, рынок на сегодня находится на значительно более низких точках.
Существуют ли сферы коммерческой деятельности, в которых реальна оценка рисков без помощи профессионалов?
Нельзя знать все самому, есть десятки вещей, которые кто-то делает лучше, и нужно учиться обращаться за помощью к профессионалам. Однако существует очень большое количество сфер и возможностей, где самое главное – ваши собственные ощущения. Если вы всегда обращаетесь, чтобы оценить такую субъективную вещь, как, например, вероятность риска, то это означает, что ваше решение будет среднестатистическим и теоретическим.
Чтобы вырваться вперед, необходимо исходить из возможности реализации этого плана на основании исключительно своих представлений, которые могут быть одинаково правильными и неправильными, но они будут своими собственными. Я не верю, что кто-то за меня может подсчитать абстрактные проценты и условия риска. Другое дело, если бизнес уже есть, тогда можно считать экономические модели, анализировать все данные – это могут делать профессионалы.
В своих интервью Вы упоминали, что российское законодательство существенно усложняет жизнь бизнес-корпорациям. Применим ли тезис о необходимости реформирования нашей правовой системы к другим отраслям права?
Это не секрет или секрет Полишинеля, что у нас очень много серьезных огрехов, дыр в законодательстве, в том числе в корпоративном. Мне кажется, вся наша офшоризация во многом была связана не столько с экономическими предпосылками, сколько с правовой стороной. Люди уходили в офшоры не ради уклонения от налогов (сегодня многие хотят зарабатывать и жить спокойно, честно), а потому что правовая оболочка слишком неудобна. Значительно комфортнее написать соглашение акционеров или сделать контракт на покупку и продажу в условиях английской или другой юрисдикции, чем российской. Важно создать комфортные во всех отношениях экономические, налоговые и правовые системы для работы бизнеса.
Говорят, что система международного права устарела, что наши сегодняшние проблемы в международных отношениях с ее помощью никак не урегулировать.
Я не знаю, что такое международное право. Если Вы говорите о договоренностях между государствами и сложных международных конвенциях, то это не сфера моей компетенции. А что такое международное право вообще не очень понятно. Все вопросы решаются в рамках суверенного права – английского, немецкого, французского и т.д.
Расскажите, пожалуйста, о международной сделке или юридическом кейсе, которые запомнились Вам больше всего.
Мы не разговариваем публично о своих сделках и своих клиентах. Что-то выделить достаточно сложно, но всегда, особенно в России, в отличие от английского права, я сталкиваюсь с определенной коллизией. Каждый раз нужно придумывать, как именно приспосабливать право к той или иной ситуации. На мой взгляд, неправильно, что российские юристы и предприниматели поставлены в такие условия.
Поделитесь опытом взаимодействия с восточным (китайским) капиталом и предпринимателями. Существуют ли различия между западными и восточными практиками?
Так же как западная медицина отличается от китайской, так и мы здесь наблюдаем диаметрально противоположный подход. Я сейчас говорю скорее о человеческой ментальности. В Азии люди во многом все воспринимают по-другому, создавать здесь какие-то шаблоны достаточно сложно. Однако ведение переговоров и заключение договоренностей осуществляется абсолютно по-другому. Тем не менее нынешняя китайская медицина смотрит в сторону Запада и старается перенять какие-то традиции. Так, китайские бизнесмены сегодня очень активно используют те правила игры, которые существуют в рамках общесогласованных европейских принципов.
Однако классический стиль структуры ведения переговоров и система договоренностей отличаются кардинально. Все начинается с подачи визитной карточки: если вы китайцу протянете карточку правой рукой или левой, он воспримет это как оскорбление, причем физически, и вряд ли у вас дальше что-нибудь получится. Дело в том, что китайцу необходимо протягивать карточку двумя руками. Эти вещи, которые могут показаться странными европейцу, просто необходимо знать. Мы очень часто пренебрегаем подобными моментами.
Как Вы считаете, к какой ментальности нам легче адаптироваться, с кем нам легче работать: с европейцами или с восточными партнерами?
Мне кажется, в этом и заключается колоссальное преимущество россиян. Мы умеем приспосабливаться к условиям, к строю, ко всему, что происходит, – нас последние 100 лет к этому активно приучали.
Если говорить о нынешней ситуации, отразится ли в будущем частичная изоляция России на бизнес-отношениях компаний с иностранными партнерами?
Конечно, отразится. Сегодня очень многие западные партнеры часто на ровном месте боятся иметь дело с российской стороной. Особенно подозрительно к нам относятся банки и компании-гиганты. Многие с большим опасением воспринимают любые контакты с партнерами из России.
Как повлияли санкции на Ваш ресторанный бизнес?
Мы живем в этом мире, чувствуем, что идет обмен санкциями, видим, сколько стоят рубль и доллар, понимаем, что цена денег становится совсем другой. Почти все арендные договоры изначально (это вопрос привычки, обычаев делового оборота) были заключены в валюте. Замечу, что большинство арендодателей, когда начались валютные скачки, пошли навстречу.
Что касается меню моих ресторанов, то никакой специальной адаптации в связи с санкциями не потребовалось. Мы вывели несколько позиций, которые не смогли бы правильно сделать в новых условиях, но их было немного. Если мы говорим о мясе или рыбе, то остались определенные альтернативы.
Как Вы придумываете концепцию своих ресторанов?
Начиная с советской юности, я не люблю толкучки, когда меня давят со всех сторон, поэтому мне нравится находиться в свободной нише, в одиночестве. Именно поэтому я стараюсь находить пустующие ниши. Свободных зон в ресторанном бизнесе достаточно много, и здесь вступают в игру моя собственная интуиция, знания и ощущения: нужно предугадать, какая из них может оказаться востребованной, а какая нет.
До сих пор рестораны, которые мы открывали (их шесть), занимают свою нишу, которую мы по тем или иным причинам считаем устойчивой. Когда в Москве, в столице России, существуют максимум три российских ресторана, нам это кажется нонсенсом, поэтому мы и открыли современные варианты заведений такого рода.
Вопрос к Вам как к коллекционеру. Ценность старинных предметов искусства различных стран неоспорима. Сейчас в России создается что-либо достойное?
Во-первых, я не считаю себя коллекционером. Да, я приношу иногда что-то в ресторан из дома. У меня, как и у любого человека, дома имеется что-то старое или небольшой набор каких-то вещей, однако от коллекции это очень серьезно отличается. Я к этому отношусь как к декорированию. Мне, например, всегда нравился агитационный российский фарфор, но назвать свои предметы коллекцией я не могу и в страшном сне, потому что коллекция – это, в первую очередь, система и обширность. Повторюсь, мое увлечение предметами искусства – все-таки декорация.
Сегодня в нашей громадной, великой стране создается колоссальное количество предметов искусства, которые пользуются спросом сейчас и могут быть востребованы в будущем. Если вы посмотрите внимательно на российских художников, на всех биеннале, на премии Кандинского и других форумах их работы получают очень высокие оценки. Это талантливейшие люди, обладающие колоссальным потенциалом. Я думаю, что абсолютно все, что так или иначе связано с искусством, имеет шанс быть востребовано когда бы то ни было или даже сегодня.
Многие считают, что все хорошее уже ушло, а все новое никогда не будет столь же великим.
Вы помните: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя». Это повторяется каждый раз, из поколения в поколение – нам кажется, что сегодняшнее поколение более дурное, легкомысленное, чем предыдущее. Однако такие мысли – всего лишь иллюзия, нужно это понимать и относиться к этому чуть иронично и скептически. Нет хорошего и плохого поколения, всегда были выдающиеся люди и бездарности, всегда были злодеи и добрые люди, и они будут всегда. Это, мне кажется, закон мироздания.
Беседовала Мария Смекалова, редактор интернет-портала РСМД.
