Александр Галицкий: Дело в доверии

Основатель венчурного фонда Almaz Capital Partners Александр Галицкий ответил на вопросы РСМД об исчезновении сети Интернет и вызовах, стоящих перед российскими технологическими компаниями. Интервью подготовлено программным директором РСМД Иваном Тимофеевым и корреспондентом РСМД Ярославом Меньшениным.

Основатель венчурного фонда Almaz Capital Partners Александр Галицкий ответил на вопросы РСМД об исчезновении сети Интернет и вызовах, стоящих перед российскими технологическими компаниями. Интервью подготовлено программным директором РСМД Иваном Тимофеевым и корреспондентом РСМД Ярославом Меньшениным.

Александр, по словам основателя Dauria Aerospace Михаила Кокорича, после известных геополитических событий 2014 года о привлечении зарубежных инвестиций Даурии пришлось забыть. Это относится ко всем российским компаниям?

Вряд ли это относится ко всем молодым технологическим российским компаниям. У нас есть примеры 2014 года, когда компании с российскими корнями поднимали и закрывали раунды инвестиций. Если компания «горячая», то инвесторы не упускают соблазна вложиться в многообещающий бизнес.

Другое дело, необходимо выделить компании с многокомпонентной и взаимозависимой бизнес-структурой взаимоотношений и более сложными технологиями – к ним, в частности, относится сфера деятельности Даурии. В космической сфере это особенно чувствительно, поскольку эти технологии можно отнести к двойному назначению. Даже если компания не создает непосредственно подобные технологии, она взаимодействует с объектами и людьми, которые работают, с одной стороны, на обороноспособность страны, а с другой, на коммерческую сферу. С этой точки зрения, наверное, могла возникнуть целая совокупность проблем по обе стороны океана.

Если же говорить в целом, то отношение на Западе, конечно, изменилось. Мы оказались в девяностых годах, когда работа строилась на доверии к отдельным людям. Они получали своеобразное международное признание надежности. Положительная сторона состоит в том, что таких людей за эти годы стало больше – появилась целая плеяда людей, которые смогли реализовать себя и зарекомендовать в международной среде.

Вы преимущественно инвестируете в IT-компании. Связано ли это с горизонтом планирования?

Ирина Дежина:
Мало денег — плохо. И много денег — тоже
плохо

Я просто лучше всего понимаю эту сферу, поскольку всегда работал в ней. Все венчурные фонды нацелены на десятилетние циклы игры. Поэтому я всегда говорю, что для меня технологические связи более важны, чем политика. Потому что за десять лет слишком много политических курсов меняется, в отличие от технологий и компаний.

Вы согласны с утверждением главы Google Эрика Шмидта, что скоро Интернет «исчезнет», буквально «растворившись» в человеке?

Эрик Шмидт – мой старый друг, еще с 90-ых, и я полностью разделяю его точку зрения. Давайте посмотрим на поиск и рекламу – они уже сейчас сильно интегрируются в Facebook. Люди уже сегодня не открывают поиск в традиционном браузерном виде – они начинают искать информацию через Twitter и Facebook. Поэтому традиционный браузер естественным образом отмирает, как отмирает и Интернет в его традиционном понимании. Глубинная причина состоит в соединении физического и цифрового миров. Появляется набор совершенно новых приборов, подключенных в общую сеть.

Другой тренд заключается в существенной децентрализации всего вокруг. Мы живем в мире огромного количества источников информации. Еще восемь лет назад я говорил, что Apple и Google будут заниматься банковской деятельностью, это было очевидно. Именно в этом направлении они сейчас и движутся. Изменения в мире, изменения в укладе нашей жизни обеспечиваются технологиями.

Через сколько лет Вы прогнозируете «исчезновение» Интернета?

Пять лет. Может быть, немногим больше. Скажем так, пять плюс.

С чем связана экспансия Google в различные сферы, которые, на первый взгляд, далеки от интернет-гиганта?

Дмитрий Песков:
Инвестировать в преимущества

Если вы хотите предвидеть будущее и оказаться в нем, то должны делать много различных вещей. Google пытается запустить множество процессов, которые проявляют множество проблем, на поверхности не лежащих. Но если никто не будет этого пробовать, то никто не будет знать, что это существует. Тогда все будут жить в своей зашоренной ситуации.

Возвращаясь к теме Facebook, мы видим, как профессиональные журналисты уже сегодня часто вынуждены ссылаться на комментарии, данные тем или иным спикером на своей личной странице Facebook. Почему не Вконтакте, не Одноклассники и не LiveJournal?

Есть много площадок, дающих нам информацию. Но Facebook стал удобнее, чем, скажем, LiveJournal за счет создания дополнительных связей, потому что люди читают те материалы, которые публикуют их друзья и коллеги, которым они доверяют. Facebook угадал этот тренд и хорошо его продвигает.

Информационные потоки строятся на основе доверительных источников информации. При этом мы знаем тенденцию, что люди в каждом следующем поколении в среднем умнеют на 2%. Но мировая «база знаний» и доступность к ней растет совсем по другим законам. В итоге , каждый из нас уже не может полноценно переваривать получаемую информацию. Получается, что единолично мы не можем ничего делать, поскольку не владеем всеми аспектами той или иной области знаний достаточно глубоко. Есть ряд людей, которые владеют различными компетенциями. Поэтому, сегодня и в будущем успех будет строиться на эффективной коллаборации специалистов. И в этом плане модель Facebook или LinkedIn позволяет создавать группы людей, способных решать задачи. Потому эти модели и выигрывают.

Справедливо ли поднимать вопрос «технологического суверенитета»?

Я вообще не верю в суверенитеты в традиционном понимании этого слова. Также как не верю, что можно создать неожиданно продуктивную коалицию, которая сделает все то же самое, что уже успешно реализует другая часть человечества в хорошо выстроенных доверительных отношениях. Это вопрос нахождения своего места в «мировой технологической цепочке».

Если говорить о технологических санкциях, то они вообще могут оказаться губительными. Если взять любое устройство, выпущенное на планете, то мы обнаружим, что айфон делается не одной страной, а большой группой стран.

Я сомневаюсь, что сегодня можно сделать полноценную космическую программу или произвести iPhone без международной технологической кооперации.

В нашей беседе Ярослав Кузьминов говорил, что если американцы поссорятся с большей частью мира, у них тоже будут проблемы. Согласны?

Игорь Агамирзян:
Чтобы оставаться на месте, нужно очень
быстро бежать

Абсолютно. Если американцы поссорятся с Samsung, то у них не будет многих компонентов айфона. Но это вряд ли случится, потому что и Apple и Samsung ведут свои отношения в рамках правового поля и деловой репутации. Поэтому, вопрос стоит не в том, ссориться или не ссориться, а в том, чтобы найти способ находить возможности для кооперации, отстаивая при этом свои интересы. И в этом мы страдаем очень сильно, как мне кажется. И еще всегда нужно помнить, что идея сама по себе ничего не стоит, а важна реализация. А реализация без сложившейся в мировом пространстве технологической цепочки просто невозможна.

Игорь Агамирзян в нашей беседе говорил о доле нематериальных активов, заложенной в стоимость смартфона на уровне 90% от стоимости всего аппарата.

Это то, почему я всегда отстаивал ту точку зрения, что принадлежность компании той или иной стране определяется тем, где находится ее инженерная часть. Если я могу написать «разработано в России», например, «произведено в Антарктике», то, при этом, все равно прибавленная стоимость будет формироваться там, где образована интеллектуальная стоимость продукта.

Чего не хватает российским стартапам?

Чтобы родился хороший стартап, нужно хорошо знать индустрию. Знание проблем промышленности можно получать только от лидеров, которые внутри промышленности общаются с как можно большим числом пользователей. Сегодня если создать «государство Facebook», то это будет самое большое государство в мире. С этой точки зрения, количество людей, от которых они черпают информацию измеряется миллиардами. Соответственно, это можно перенести на любую отрасль.

Без наличия лидеров от индустрии сложно понимать насущность проблем, которые нужно решать. Все инновационные компании строятся вокруг этого – как построенные на бизнес-модели, так и технологические.

Это проблема не только российская, а вообще любого стартапа из небольшой технологической страны. Это проблема и немецкая, и французская.

Считаете ли Вы, что инвестор должен дать определенную степень свободы менеджменту, или детальное отслеживание работы компании не навредит?

Я не понимаю, что такое жесткое регулирование деятельности компании. Глава компании – это всегда CEO этой компании. Если ты жестко пытаешься «рулить» CEO компании, то тогда садись и «рули» этой компанией. Я не знаю, кто такие жесткие венчурные капиталисты. Есть разумные и неразумные. Жесткость должна проявляться, когда есть планы, которые нарушаются вопреки договоренностям. Я всегда исхожу из той точки зрения, что венчурная компания – это сервисная компания, помогающая предпринимателю на разных стадиях развития проекта. Предпринимателю много давать не нужно, он все знает и сам.

Часто говорят, что гранты портят компании. Как Вы решаете эту проблему?

Мы инвестируем в людей. На первом месте – люди, а не конкретное состояние проекта в текущий момент времени. Гранты действительно балуют людей, я бы давал грантовые деньги только как добавление к венчурным инвестициям. Например, по формуле 1 к 2.