Афганистан на пороге перемен?

В апреле 2018 г. исполнилось 40 лет революции 1978 года в Афганистане. Но на сегодняшний день нынешняя модель политического устройства Афганистана не выглядит устойчивой. Как, впрочем, неустойчивым является и тот баланс интересов внешних сил, который и сделал возможным ее существование.

Афганский конфликт всегда зависел от конкуренции между внешними силами; и сегодня на текущую ситуацию в стране во многом влияет политика региональных и мировых лидеров. Однако немаловажную роль играют и внутренние противоречия — с момента победы на президентских выборах 2014 г. Ашрафа Гани в центральных органах власти продолжается конфликт интересов. Но безусловным преимуществом нынешней ситуации является то, что все противоборствующие внутри страны силы сегодня готовятся не к открытому противостоянию, а к предстоящим выборам в афганский парламент.

Что касается перспектив развития ситуации в Афганистане, многое покажут предстоящие парламентские и президентские выборы, которые потребуют в том числе хотя бы формального компромисса между главными внешними силами. Если компромисс не будет достигнут, то ситуация может стать непредсказуемой.

Ухудшение отношений США с Ираном, Пакистаном и Россией при одновременном росте противоречий между нынешним пуштунским президентом и элитой национальных меньшинств, в особенности таджиков, не может не ставить под вопрос стабильность существующей внутриполитической ситуации в Афганистане.

Сегодня, через 40 лет после апрельской революции 1978 г., через 30 лет после вывода советских войск и через 16 лет после свержения власти движения «Талибан» вопрос о ситуации в Афганистане и будущем развитии этой страны все еще остается открытым. В связи с этим, вполне естественным кажется беспокойство всех заинтересованных сторон по поводу состояния дел в этой стране и возможных угроз безопасности во всем регионе в случае, если напряженность внутри Афганистана вдруг начнет возрастать.

При этом стоит отметить, что нынешняя модель политического устройства Афганистана не выглядит устойчивой. Как, впрочем, неустойчивым является и тот баланс интересов внешних сил, который и сделал возможным ее существование. В целом при любом анализе ситуации вокруг Афганистана всегда стоит разделять внутриполитические и внешнеполитические обстоятельства. Хотя они тесно связаны друг с другом и даже дополняют друг друга, тем не менее они имеют разные основы.

Афганский конфликт всегда зависел от конкуренции между внешними силами. По сути, их противостояние поддерживало внутриафганские противоречия, которые, в свою очередь, были обусловлены сложной организацией афганского общества. При сильной центральной власти это не играло особой роли, но при любом ее ослаблении начиналась конкурентная борьба не столько между политическими организациями, сколько между афганскими общинами (этническими, религиозными, племенными, на уровне отдельных провинций и уездов), которые сразу же становились субъектами внутренней политики.

Владимир Батюк:
Новая стратегия США в Афганистане

Естественно, что в условиях такой внутренней борьбы логичным было стремление общин воспользоваться поддержкой конкурирующих между собой внешних сил. В данном случае особую роль играло стратегическое расположение Афганистана. Отсюда конкуренция между Британской и Российской империями в XIX в., между СССР и США в XX в. Позднее, в 1990-х гг. в борьбу интересов вокруг Афганистана включились также и региональные державы — Пакистан, Иран, в определенном смысле Узбекистан. Свою роль в конфликте продолжали играть глобальные игроки — США и Россия. За происходящими процессами внимательно наблюдали в Китае, а также в Турции, Саудовской Аравии, Индии и некоторых других странах.

Афганские общины, оказавшись в центре внимания стольких государств, активно участвовали во внутриполитической борьбе, в которой опирались на внешнюю поддержку. Так, к концу 1990-х гг. сложилась коалиция России и Ирана, поддерживающая в Афганистане альянс северных национальных меньшинств. Последние противостояли Талибану, за которым на тот момент стояли интересы Пакистана.

В этом смысле события 2001 г., которые привели в Афганистан США и возглавляемую ими международную коалицию, способствовали коренному изменению ситуации вокруг этой страны. Его особенностью как раз и стало отсутствие открытого противостояния внешнеполитических сил, которое привело бы к борьбе между ними уже внутри Афганистана.

Основы компромисса

Геополитическая ситуация вокруг Афганистана была связана не только с экстраординарностью трагических событий в сентябре 2001 г., которые привели США в эту страну, и связанным с ними ростом симпатий к американской политике, направленной против Аль-Каиды и Талибана. Кроме этого, имело значение вполне очевидное достижение компромисса между всеми заинтересованными сторонами из числа внешних игроков.

Такой компромисс теоретически мог заключаться в том, что США осуществляли финансирование восстановления афганского государства, вели борьбу против религиозных радикалов из Талибана. В том числе они ограничивали вмешательство Пакистана в афганские дела, в частности, его религиозных организаций, которые исторически поддерживали Талибан.

Кроме того, создаваемая американцами модель государственного устройства обеспечивала относительный баланс интересов разных общин внутри страны. Для региональных игроков это имело большое значение. В частности, очень показательна ситуация с Ираном. Для него всегда было важно положение афганских шиитов, главным образом — из числа хазарейцев. В основном они традиционно ориентировались на Тегеран.

В государственной модели, которая создавалась в Афганистане в 2000-х гг., хазарейцы заняли весьма значительное место. При том, что они не претендовали на доминирование в масштабах всей страны, их голоса на президентских выборах могли обеспечить победу тому или иному кандидату. Естественно, хазарейцев было достаточно много в афганском парламенте. Более того, в определенных ситуациях лояльные правительству в Кабуле хазарейцы получали большинство мест в смешанных провинциях, где они проживали с пуштунами, и где ситуация была нестабильной. Например, в 2010 г. хазарейцы на парламентских выборах получили все 11 мест от провинции Газни, где минимум половину населения составляли пуштуны-гильзаи.

Важно также, что иранское влияние весьма ощутимо в приграничных с Ираном афганских провинциях, в частности, в Герате, где иранцы реализуют экономические проекты и оказывают помощь. Таким образом, Иран был одним из очевидных выгодополучателей от американского присутствия в Афганистане.

В целом завершение войны в Афганистане и разгром Талибана в первую очередь отвечало интересам стран, которые стояли за Северным альянсом, если учесть, что именно его представители играли важную роль в процессах государственного строительства после 2001 г. Кроме Ирана, к их числу относятся, конечно, Россия и государства Центральной Азии. Хотя здесь и были определенные различия.

Елена Алексеенкова:
Сравнительный анализ деятельности созданных в Центральной Азии форматов «5+1» (с участием США, Южной Кореи, Японии и ЕС)

Для всех стран Центральной Азии главным приоритетом было снижение уровня напряженности на афганской границе. Но помимо этого, для соседних стран — Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана — стабилизация ситуации в Афганистане означала также новые возможности. С одной стороны, они рассчитывали на рост взаимной торговли. Тем более что вследствие значительных расходов международной коалиции в Афганистане здесь возник солидный рынок сбыта. С другой стороны, Ташкент, Ашхабад, в меньшей степени Душанбе были заинтересованы в создании транспортного коридора, проходящего через Афганистан к южным морским портам.

В то же время для России вопрос о южном направлении был в первую очередь одним из значимых факторов региональной геополитики. В самом общем смысле ее содержание заключалось в соперничестве с США, которые, с точки зрения Москвы, стремились и стремятся к установлению своего влияния в стратегически важном для нее регионе Центральной Азии. На протяжении 1990-х и 2000-х гг. соперничество было в основном связано с транспортными коридорами. США хотели открыть новые коридоры через Кавказ, затем Каспийское море, а также через Афганистан, в то время как Россия главным образом выступала против этих проектов. В том числе потому, что в долгосрочной перспективе это могло повлиять на политику государств Центральной Азии.

Считается, что от линий прохождения транспортных коридоров будут зависеть и внешнеполитические приоритеты государств Центральной Азии. В частности, Туркменистан стремится получить рынки сбыта в Пакистане и Индии, а Узбекистан нуждается в южных портах, чтобы сократить издержки при осуществлении своей промышленной политики. Согласно такой логике, открытие новых транспортных коридоров приведет к снижению влияния России в регионе и усилению влияния США.

Американский подход к стабилизации

Однако если США и планировали с помощью создания новых коридоров, в том числе через Афганистан, усилить свое влияние в Центральной Азии, то эта попытка в целом не удалась. Для этого была необходима стабилизация ситуации в этой стране, которая так и не произошла. И главной причиной этого стало отсутствие сильной и авторитетной центральной власти, способной обеспечить порядок на всей территории страны.

Основные усилия американцев были связаны с появлением в Афганистане легитимных властей в результате проведения выборов. Однако в условиях наличия в стране большого числа конкурирующих общин, тем более вооруженных, любые выборы автоматически вели к обострению межобщинных противоречий, потому что победа одних означала возникновение трудностей для других. Это подкреплялось взаимным недоверием, основанным на истории гражданской войны, и отсутствием институтов, способных регулировать отношения.

В результате США стали де-факто играть роль арбитра в сложной системе внутриафганских межобщинных отношений. Эта роль подкрепляется масштабным финансированием с их стороны, причем не только государственных институтов — армии и полиции, но и лояльных милицейских формирований на местах. Это позволяет обходиться без обширного американского военного присутствия в Афганистане, но одновременно легализует власть авторитетных полевых командиров на местах.

В условиях наличия множества конкурирующих вооруженных группировок различных общин и племен по всей стране оппозиция центральной власти может быть связана не только с какой-то серьезной организацией вроде Талибана. Такая оппозиция может образоваться на любом уровне и основываться на местных противоречиях. Именно поэтому трудно вести переговоры с Талибаном — эта организация в настоящее время вряд ли представляет собой структуру со строгой иерархией, как это было в прошлом. Сегодня это скорее зонтичный бренд, который могут использовать в случае необходимости самые разные субъекты афганской политики. По сути, точно такая же ситуация возникла с «Исламским государством». О его присутствии в Афганистане в последнее время говорилось много. Но в данном случае ИГ — это тоже скорее зонтичный бренд, который могут использовать, например, местные оппоненты либо афганской власти, либо финансирующих ее американцев.

Григорий Лукьянов:
ИГ в Афганистане: реальная угроза для региона?

Естественно, что отсутствие стабильности в государственных институтах, которое также обычно связано с межобщинными противоречиями, только способствует росту нестабильности на местах. Весьма показателен продолжавшийся с осени 2017 г. до марта 2018 г. конфликт вокруг губернатора провинции Балх Атта Мохаммад Нура.

Внутренние противоречия

С момента победы на президентских выборах 2014 г. Ашрафа Гани в центральных органах власти продолжается конфликт интересов. В данном случае речь идет о президенте Ашрафе Гани и близких к нему руководителях силовых органов, в основном из числа пуштунов из племени гильзай, а также представителях национальных меньшинств, главным образом — таджиках.

Стоит отметить, что афганские таджики с 2001 г. занимали важное место в системе центральной власти. После падения талибов именно они стояли у истоков формирования службы безопасности, армии и полиции Афганистана. При прежнем президенте Хамиде Карзае из пуштунского племени дуррани влияние таджиков было весьма значительным. В определенной степени можно было говорить о тактическом союзе между Карзаем и частью таджикской элиты.

При президенте Гани ситуация изменилась. В целом усилилась роль пуштунов, в том числе выходцев из племени гильзаев. Кроме того, достигнутое властями соглашение с Хекматиаром, гильзаем по происхождению, заявленное стремление к переговорам с талибами, среди которых преобладают пуштуны, несомненно, в перспективе усилит пуштунские позиции во внутренней политике Афганистана.

Кроме того, власти оказывают некоторое давление на позиции таджиков. В частности, среди прочих мер, предпринятых администрацией Гани, произошла отставка видного представителя таджикской общины Атта Мохаммад Нура с позиции губернатора стратегически важной провинции Балх с центром в Мазари-Шарифе. Он с этим решением не согласился и отказался покинуть свой пост. Эта ситуация продемонстрировала существующие пределы влияния центральной власти — у нее не оказалось возможности заставить мятежного губернатора выполнить распоряжение. В результате после долгих переговоров Атта Мохаммад все же покинул свой пост, но сделал это только в марте 2018 г.

Очевидно, что налицо хрупкое равновесие — слишком много в Афганистане влиятельных субъектов внутренней политики и слишком значительные у них возможности, в том числе военные. Подобная система явно нуждается в арбитре и финансировании. Можно утверждать, что если бы в данном случае не было подкрепленного обязательствами финансирования внешнего арбитража со стороны США, то была бы высока вероятность открытого противостояния между Атта Мохаммад Нуром и лояльными ему вооруженными формированиями с преобладающими сегодня в центральной власти пуштунами.

В Афганистане в межобщинных отношениях существует несколько линий, которые обладают большим конфликтным потенциалом. Это отношения между пуштунами и национальными меньшинствами, внутри пуштунов — между дуррани и гильзаями, в преимущественно пуштунских провинциях — между отдельными племенами и кланами. У пуштунов большие сложности в отношениях с хазарейцами. В северных провинциях непростые отношения между узбеками и таджиками, между таджиками и пуштунами, между горными и равнинными кланами среди тех же таджиков. Существуют и религиозные противоречия между суннитами и шиитами. Внутри суннитов такие противоречия есть между сторонниками деобандийского ислама, приверженцами которого являются талибы, традиционными суфийскими тарикатами и сторонниками политического ислама, близкого к «Исламской партии» Гульбеддина Хекматиара или «Джамиат Ислами», куда входит Атта Мохаммад Нур.

Талатбек Масадыков:
Негативные процессы в Афганистане могут дестабилизировать Центральную Азию

Безусловным преимуществом нынешней ситуации является то, что все эти силы сегодня готовятся не к открытому противостоянию, а к предстоящим выборам в афганский парламент. Но точно так же очевидно, что выборы не изменят ситуацию кардинально — они приведут лишь к незначительной корректировке существующей сложной системы взаимоотношений разных сил. Поэтому, как это ни парадоксально, но ключевым элементом стабильности всей конструкции политической власти в Афганистане является арбитраж и финансирование со стороны международной коалиции и в первую очередь — США. Это же обстоятельство является фактором ее слабости, потому что именно с подачи США геополитическая ситуация вокруг Афганистана сегодня радикально меняется.

Ближайшие перспективы

Главные геополитические изменения в последнее время связаны с резким обострением отношений США одновременно с Россией, Ираном и Пакистаном. Если согласиться с высказанным предположением, что политика США в Афганистане в последние 16 лет основывалась в том числе на достигнутом в 2001 г. компромиссе, тогда нынешнее ухудшение отношений может сказаться и на афганской ситуации.

В частности, наиболее опасным выглядит обострение отношений с Ираном, особенно после выхода США в мае 2018 г. из СВПД. Можно допустить, что возникший в связи с этим новый виток напряженности на Ближнем Востоке при определенных обстоятельствах может привести и к вооруженному противостоянию. В любом случае политика Тегерана в ближайшей перспективе будет меняться, и это может затронуть и Афганистан.

Конфликт США с Россией на глобальном уровне, принятие санкций, довольно жесткая риторика с обеих сторон сказываются и на ситуации в Центральной Азии. В частности, речь идет о транспортных коридорах через Афганистан — этот вопрос остается приоритетом в первую очередь для Узбекистана и Туркменистана и встречает в Москве все больше критики. При этом в России акцент делают главным образом на возросшей угрозе безопасности со стороны Афганистана. Такая постановка вопроса вполне объяснима — в случае наличия угроз безопасности на системной основе главной задачей становится подготовка к их отражению. Развитие новых транспортных коридоров в такой ситуации автоматически отходит на второй план.

При новой администрации у США осложнились отношения и с Пакистаном. Этот факт также не может не вызывать вопросов относительно стабильности в Афганистане. Причем это важно даже без учета вопроса транзита грузов для американского контингента в этой стране. Пакистан в 1990-е гг. был активным игроком на афганской политической сцене, и он вполне способен реанимировать основы своей прежней политики.

В целом ухудшение отношений США с Ираном, Пакистаном и Россией при одновременном росте противоречий между нынешним пуштунским президентом и элитой национальных меньшинств, в особенности таджиков, не может не ставить под вопрос стабильность существующей внутриполитической ситуации в Афганистане. В частности, предстоящие в недалеком будущем парламентские и президентские выборы в этой стране неизбежно потребуют в том числе хотя бы формального компромисса между главными внешними силами. Если компромисс вдруг не будет достигнут, то ситуация может стать непредсказуемой.