Термин ИИ-национализм стал популярным после июньской публикации Яном Хогартом одноименного эссе
[23]. Хогарт — серийный инвестор в ИИ-ориентированные стартапы и соавтор (вместе с Натаном Бенайхом) лучшего на сегодня, по мнению автора,
аналитического материала о текущем состоянии ИИ-технологий.
В эссе «
AI Nationalism» это понятие определяется так:
«Новый вид геополитики, набирающий силу в развитых странах вследствие наблюдаемого в последние годы бурного прогресса ИИ». Это происходит поскольку в ближайшем будущем ИИ может стать ключевым фактором обретения экономического и военного превосходства. Обоснование причин этого уже было рассмотрено в разделе «Почему именно ИИ способен радикально изменить мировую геополитику». Ниже автор резюмирует и развивает ключевые моменты.
Будучи универсальным технологическим подходом с потенциально неограниченной отдачей, в котором (помимо очевидных экономических плюсов) военные видят еще и Святой Грааль мирового могущества, ИИ порождает
новый вид нестабильности на национальном и международном уровнях, вынуждая правительства развитых стран действовать, чтобы не оказаться среди проигравших в этой новой для мира конкуренции за обладание ИИ-превосходством.
Эта конкуренция уникальна и не похожа ни на что в прошлом, включая конкуренцию за обладание ядерной бомбой и межконтинентальными ракетами.
Уникальность ИИ определяется тремя факторами — экономическим и двумя военными.
1. Универсальность инструментария ИИ как средства повышения эффективности практически во всех постиндустриальных отраслях и видах деятельности (наиболее близкий пример такой универсальности — повсеместное внедрение электричества);
2. Базирующееся на прошлом военном опыте предположение о высочайшем потенциале ИИ для революционных прорывов,
— как в создании абсолютно новых военно-технологических комплексных классов решений (типа комплекса способов снижения заметности боевых машин в радиолокационном, инфракрасном и других областях спектра обнаружения — стелс-технологий),
— так и в построении на основе ИИ кардинально более совершенных систем военной осведомленности и управления военной логистикой и непосредственно боем на всем театре военных действий (включая смену привычных парадигм для тех или иных видов войск, как, например, произошло с превращением авианосца из транспорта для самолетов разведки и наведения палубной артиллерии в плавающий аэродром, супер-эффективно решающий самостоятельные военные задачи).
3. Предполагаемая возможность (еще не доказанная, но принимаемая многими военными всерьёз) решения проблемы ядерного сдерживания в свою пользу (по старой ковбойской мудрости, что главное – умение выстрелить быстрее противника).
Названные факторы в значительной мере гипотетические. Они нисколько не отражают реальные возможности уже достигнутого уровня ИИ-технологий, сколько являются их экстраполяцией в ближайшее будущее, при условии сохранения текущих темпов развития ИИ-технологий.
Иными словами, все три фактора, превращающие ИИ в фактор гипотетического обретения превосходства на международной арене, являются пока что лишь ожиданиями военных и политиков.
Но это вовсе не мешает им утверждать, что мир находится на пороге
новой сингулярности — военной. То, насколько серьезно к этому относятся лидеры гонки в области ИИ — США и Китай — иллюстрирует отчет CNAS «Battlefield Singularity»
[24]. Поражает не только логика и аналитика отчета, но и гигантский корпус из 334 американских и китайских источников, на которые он ссылается.