Как показывает история, становление действующей системы международных отношений всегда тесно связано с динамикой военно-политического соперничества в Европе. Каждый следующий этап в ее развитии в разные периоды отражал текущее состояние военного баланса между ведущими державами в Европе, а также фиксировал сложившуюся расстановку сил между «ключевыми игроками» мировой политике.

Версальско-вашингтонская система в межвоенный период утвердила военно-политическое доминирование стран-победительниц Антанты при неудачной попытке сдерживания и международной изоляции Германии и России. Вышедшая из-под контроля гонка вооружений и стремительная милитаризация Европы привела к катастрофе Второй мировой войны. Сформировавшаяся в ее результате Ялтинско-Потсдамская система международных отношений положила начало холодной войне и относительно симметричному противостоянию блоков НАТО и ОВД. Распад СССР и коммунистического лагеря в Восточной Европе, военные конфликты на Балканах и на Ближнем Востоке, экспансия НАТО на Восток и, наконец, резкое обострение отношений России и Запада с 2010-х гг. — все эти условия вновь поднимают актуальные вопросы относительно текущих перспектив военного баланса в регионе.

Наследие «однополярного момента»

Начало 1990-х годов теоретики международных отношений обычно характеризуют как т.н. «однополярный момент». В военно-политическом измерении ключевой особенностью этого периода было абсолютное, неоспоримое доминирование США и НАТО над любым потенциальным противником на любом возможном театре военных действий при любом сценарии конфликта, за исключением разве что полномасштабного обмена ядерными ударами с Россией.

Помимо самоустранения Советского Союза как единственного равноценного противника «коллективного запада» важной вехой в утверждении «нового мирового порядка» стал триумфальный разгром вторгнувшейся в Кувейт армии Саддама Хусейна в ходе войны в Персидском заливе в 1990–1991-х гг. Беспрецедентная эффективность совместных действий коалиции стран НАТО во главе с США в ходе операции «Буря в пустыне» обозначила не только количественное, но и подавляющее качественное превосходство западных держав на поле боя наступающего «цифрового XXI века».

Широкую популярность в 1990-е и 2000-е годы приобрела концепция т.н. «Революции в военном деле» ("Revolution in Military Affairs, RMA"), которая предполагает, что новые доктринальные, организационные и оперативные концепции, внедряемые США как общий стандарт для НАТО, радикально изменили природу боевых действий, фундаментально закрепив военное превосходство Запада на ближайшее будущее. Новые представления о будущих реалиях перспективных военных конфликтов во многом повлияли на планы военного строительства в Западной Европе во второй половине 1990-х, начале 2000-х гг. При этом инвестиции в поддержание качественного превосходства в перспективе должны были позволить сократить вооруженные силы в количественном отношении.

Полное отсутствие равноценного противника НАТО в Европе привело к постепенному смещению фокуса Североатлантического альянса в сторону борьбы с иррегулярными, в т.ч. террористическими формированиями, военных операций против авторитарных режимов-«изгоев», а также проведению миротворческих миссий.

Таким образом, Европа перестала нуждаться в постоянном развертывании крупных группировок войск территориальной обороны.

После неимоверно завышенных военных бюджетов поздней холодной войны ведущие западные политики, такие как Джордж Буш старший и Маргарэт Тэтчер объявили о планах по созданию «дивиденд мира» [1], за счет ликвидации огромных армий, ранее предназначенных для сдерживания СССР и ОВД. Эти намерения в определенной мере смогли реализоваться благодаря заключению в 1990 г. Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), который, хотя и не прошел ратификацию в большинстве западных стран, в целом был успешно реализован вплоть до расширения НАТО на Восток и вступления в Североатлантический альянс бывших участников ОВД.

За два десятилетия «однополярного момента» 1990–2000-х гг. расходы на оборону в странах Западной Европы действительно снизились с примерных оценок в 3,1% до 1,7% от ВВП. Именно эти сокращения впоследствии станут яблоком раздора НАТО после стремительного роста военного бюджета США в нулевые годы после начала «Войны против терроризма» в 2001 году. Современное состояние программ военного строительства в Европе с 2010-х гг. все еще связано с дилеммой выбора между дальнейшим разоружением и реорганизацией вооруженных сил в условиях новых внешнеполитических вызовов.

Любопытные статистические нюансы военной экономики

В первую очередь необходимо отметить очевидное — несмотря на все сокращения за последние три десятилетия, в совокупности Западная Европа представляет собой внушительную военную силу.

Только по суммарным оборонным тратам (~260 млрд долл.) западноевропейские страны в 2019 году в четыре раза превосходили Россию (64 млрд долл.), находясь примерно на одном уровне с Китаем (оценивается в 266 млрд долл.), и чуть менее чем в три раза уступая Соединенным Штатам (719 млрд долл.). Ведущие страны Европы — Франция, Германия и Великобритания — каждая по отдельности обладают военным бюджетом, сопоставимым с российским по рыночному обменному курсу. Прямое сравнение основных количественных показателей численности вооруженных сил и соответствующей материально-технической базы демонстрирует преимущество совокупных западноевропейских стран перед Россией в среднем в 2–4 раза [2].

Хотя в целом Европа практически вдвое снизила расходы на оборону относительно общего объема своей экономики, динамика абсолютных значений военного бюджета с поправкой на инфляцию оказывается практически минимальной. Хотя крупные сокращения в первой половине 1990-х гг. позволили снизить расходы примерно на 15%, в 2000-е гг. наблюдается восстановление вплоть до уровня в 95% от 1991 г. Даже после потрясений мирового финансового кризиса 2008 г. показатели вновь демонстрируют устойчивый рост.

Конечно, на фоне гораздо более заметной динамики США, интенсивного подъема Китая в 2010-е гг. и даже российской статистики последнего десятилетия такая динамика, скорее, свидетельствует о стагнации военного потенциала западной Европы. Кроме того, с учетом количественного, а в некоторых отношениях и качественного сокращения европейских вооруженных сил это означает, что Европа в последние десятилетия вынуждена тратить гораздо больше средств на поддержание существенно меньшего по «размеру» военного потенциала.

[Показать график «Совокупные военные расходы стран Западной Европы в сравнении с США, РФ и КНР»]

На протяжении 2000-х, первой половины 2010-х гг. лидером Западной Европы по уровню оборонных расходов выступала Великобритания, в 2008 году опережавшая Францию на 17% и Германию на 34%. В то же время в последние пять лет показатели трех ведущих западноевропейских стран в целом выровнялись. Италия и Испания заметно уступают трем лидерам, показывая период краткого роста в начале 2000-х гг., плавно переходящего в отрицательную динамику в последнем десятилетии.

Остальные страны Западной Европы в абсолютных цифрах также демонстрируют в среднем незначительные колебания, в то же время их вклад в коллективную оборону составляет около 24% от совокупных общеевропейских трат. Отметим, что, например, скандинавские страны совместно тратят на военные нужды на уровне, сопоставимом с Испанией и заметно уступающем другим лидерам — Великобритании, Франции и Германии.

[Показать график «Военные расходы ведущих стран Западной Европы»]

Отдельный интерес в этих условиях представляет базовая структура расходов. На что именно страны Западной Европы тратят свои оборонные деньги? Некоторый свет на этот вопрос может пролить официальный пресс-релиз НАТО по статистике военных бюджетов стран — участниц блока в 2012–2019 гг. с детализацией трат по отдельным категориям.

Более двух третей всех стран Североатлантического альянса тратят на закупки новых вооружений и поддержание боеготовности имеющейся материально-технической базы не более 20% всего военного бюджета. Причем в их число входят такие важные государства, как Германия, Испания, Италия, и Нидерланды. Наиболее высокие значения по этому показателю занимают США, Турция, Великобритания и Франция — от 23 до 27%. Но для сравнения, аналогичный показатель для Китая оценивается в 30–45%, а для России — в 40–60% (в период активного развертывания госпрограммы вооружений на 2011–2020 гг.).

Учитывая, что в отличие от России и Китая, многие западно-европейские страны вынуждены импортировать вооружение и военную технику из США или организовывать сложные цепочки совместного производства на территории множества отдельных стран, становится ясно, что конечная эффективность затрат на перевооружение оказывается значительно ниже.

С другой стороны, от 50% до 70% оборонных средств в большинстве стран Западной Европы перечисляются на разнообразные нужды, связанные с военным персоналом. Причем ситуация здесь получается зеркально обратной: Великобритания, Франция, Норвегия оказываются в числе «аутсайдеров». По идее, средства по этой статье должны идти на поддержание контрактного способа наполнения вооруженных сил, а также инвестируются в качество подготовки военного персонала и обеспечение высокого уровня жизни военнослужащих.

При этом просматривается обратная зависимость: чем больше европейские страны вкладываются в «человеческий капитал», тем меньше свободных средств остается на обновление материально технической базы. Оценку реальной эффективности военных расходов на персонал в разных странах дать довольно трудно, и можно предположить, что далеко не во всех странах каждый потраченный евро дает одинаковую отдачу.

[Показать график «Средняя доля расходов на приобретение и обслуживание вооружения и военной техники в общей структуре оборонного бюджета стран НАТО в 2012-2019 гг.»]

[Показать график «Средняя доля расходов на персонал в общей структуре оборонного бюджета стран НАТО в 2012-2019 гг.»]

Облик вооруженных сил Западной Европы в 1990-х и 2020-х гг.

В начале 1990-х гг. вооруженные силы большинства стран Западной Европы отражали организационную структуру, предполагающую развертывание вблизи линий соприкосновения границ ОВД и НАТО, в первую очередь на территории Федеративной Республики Германии.

Сегодня, тридцать лет спустя, от этих впечатляющих группировок не осталось и следа. Сухопутные силы меньших стран Европы — Дании, Бельгии, Норвегии, Швеции — целиком не превышают по размеру одной бригады, причем в отдельных случаях еще и не имеют тяжелого вооружения.

Бельгия полностью вывела из эксплуатации основные боевые танки и тяжелую артиллерию. Нидерланды формально сохраняют две бригады в составе вооруженных сил, но все танки были распроданы на вторичном рынке. На практике, основное действующее подразделение в этих странах — батальонная тактическая группа с придаваемым персоналом и материально-технической базой из разных штатных формирований.

В более крупных странах Западной Европы ситуация оказалась не столь плачевна, однако продолжала общую тенденцию всего региона. Крупные общевойсковые соединения в Германии, Франции, Великобритании были урезаны в шесть раз, что привело и к существенному сокращению как численного состава вооруженных сил, так и их материально-технической базы, в особенности тяжелого вооружения. Количество единиц крупнокалиберной артиллерии и основных боевых танков соразмерно снизилось в 5–6 раз.

При этом показатели совокупной численности военнослужащих, а также более детальная структура организации вооруженных сил показывает, что многие крупные соединения не были полностью ликвидированы, но вместо этого оказались раздроблены на большее число более гибких структурных подразделений.

Средний уровень механизации сухопутных частей при этом повысился, часто за счет закупок более современной легкой бронетехники, высокозащищенных бронетранспортеров и бронеавтомобилей, способных повысить выживаемость личного состава в условиях ассиметричных боевых действий с иррегулярными вооруженными формированиями. Устаревшая же легкая бронетехника подлежала массовому списанию или распродаже на вторичных рынках.

С чем могут быть связаны такие радикальные сокращения в условиях отсутствия значимой динамики военных расходов в абсолютных цифрах?

Помимо фактора специфической структуры военных трат, огромное значение сыграло резкое удорожание военного производства в странах Западной Европы в последние десятилетия.

Так, например, себестоимость французского истребителя 1980-х гг. Mirage-2000C, по оценкам SIPRI, составляет 22 млн долларов, в то время как себестоимость более современного аналога — самолета Rafale составляет 55 млн долл.

Другой пример: себестоимость британского истребителя Tornado равна 33,5 млн долларов, а заменяющий его многоцелевой истребитель Eurofighter Typhoon оценивается в 57,5 млн долл. [3]. Рыночные и особенно импортные наценки еще сильнее увеличивают эту разницу.

Таким образом, выводя из эксплуатации устаревшее вооружение и военную технику, страны Западной Европы способны при фиксированном бюджете оплатить закупку новых единиц ВиВТ лишь в значительно меньшем количестве (до 2–3 раз). Военная промышленность Европы вынуждена прямо конкурировать с американской в условиях высокой наукоемкости производства и необходимости поддерживать вкладывать колоссальные инвестиции в НИОКР. Решением этой проблемы должна была стать широкая интеграция ВПК основных европейских стран и переход к распределенным цепочкам совместного производства. И хотя это вплоть до сегодняшнего дня позволяет Европе успешно создавать высокотехнологичные системы вооружения и военной техники, часто не уступающие американским аналогам, обратной стороной стало серьезное увеличение транзакционных издержек, а также уязвимость и неустойчивость всего европейского ВПК в целом.

В качестве примера можно привести серьезные трудности в программе разработки и производства многоцелевых истребителей Eurofighter Typhoon [4] и тяжелых военно-транспортных самолетов A400 Atlas [5]. В итоге, утверждая планы военного строительства, европейские страны часто вынуждены соглашаться на жесткие компромиссы, часто включающие необходимость вывода из эксплуатации целых категорий тяжелого вооружения. Так, например, страны Бенилюкса отказываются от тяжелой артиллерии и танков в пользу обновления парка боевой авиации, закупая в США истребители 5-го поколения F-35 JSF.

Важно учитывать, что современная доктрина вооруженных сил большинства стран Западной Европы сегодня предполагает необходимость одновременного решения очень разнообразных задач. С одной стороны, с 1990-х гг. сохраняется широкое присутствие разнообразных контингентов ЕС, ООН и НАТО в текущих и бывших зонах конфликтов на Балканах, на Ближнем Востоке, в Африке. Еще шесть лет назад европейские члены НАТО активно принимали участие в операции «Непоколебимая решимость» в Сирии и Ираке. Хотя в последних конфликтах Альянс все больше полагается исключительно на воздушные удары, избегая дорогостоящих наземных операций, география одновременных миссий часто остается весьма широкой, в т.ч. для менее крупных западноевропейских стран.

В то же время нарастающая конкуренция и соперничество с Россией и Китаем, наличие формальных обязательств взаимопомощи в рамках 5-й статьи НАТО и настойчивые требования США о необходимости внесения «справедливого вклада» в коллективную оборону в последнее десятилетие вынуждают Западную Европу искать способы сохранения и модернизации сил быстрого реагирования. Сохраняется и необходимость реагирования на асимметричные угрозы внутри страны, в первую очередь связанные с потенциальными террористическими атаками разного типа.

Еще одним ключевым фактором, определяющим действующий военный баланс в Европе, остается география. Отчасти парадоксально, но расширение НАТО на Восток отдалило периферию Альянса от промышленных и логистических центров Западной Европы, что затрудняет снабжение сухопутной группировки, например, в Прибалтике. В том числе поэтому военное присутствие Альянса (в рамках операции «Расширенное передовое присутствие») на границах с Россией пока, к счастью, имеет символическое значение. Реформы структурной организации в вооруженных силах западноевропейских стран практически исключают возможность полномасштабного развертывания в Прибалтике группировок войск НАТО, даже отдаленно сопоставимого с контингентом Альянса в ФРГ в период холодной войны.

Динамика основных показателей материально-технической базы показывает, что наибольший акцент в программах военного строительства стран Западной Европы сделан на поддержание военно-морских сил и «воздушной мощи».

Хотя количественные показатели «бортов» и «вымпелов» не избежали заметного снижения, оно в существенной мере компенсируется заметным качественным ростом возможностей новых систем вооружения.

С начала 2000-х гг. Западная Европа приобрела более 600 новейших многоцелевых истребителей Rafale (Франция) и Eurofighter Typhoon (Австрия, Германия, Италия и Испания), что позволило постепенно отказаться от авиапарка специализированной ударной авиации. В последние годы Нидерланды, Норвегия, Италия и Великобритания начали получать первые опытные экземпляры американских малозаметных истребителей F-35 JSF, а в ближайшем будущем ожидаются поставки в Бельгию и Данию, а также в перспективе — и в Испанию.

Несмотря на то, что новые самолеты заменяют авиацию предыдущего поколения в соотношении «один к двум», или даже «один к трем», качественный прирост тактических возможностей при решении ключевых задач завоевания превосходства в воздухе или нанесения массированных высокоточных ударов по наземным целям сложно отрицать. Да и несмотря на опережающие темпы перевооружения авиационной техники, в период ГПВ 2011–2020 гг., абсолютное соотношение приобретенных единиц многоцелевых истребителей остается заметно не в пользу России. При этом «взросление» программы JSF F-35 и массовые поставки этих самолетов в Западную Европу вполне могут стать «тихой революцией», которая существенно изменит военный баланс в регионе.

Еще более заметны успехи Западной Европы в обновлении материально-технической базы военно-морских сил. За последние три десятилетия на вооружении Франции и Великобритании появились тяжелые авианосцы («Шарль де Голль» и «Куин Элизабет»). Италия приобрела легкий авианосец класса «Кавур» и в настоящее время ведет строительство универсального десантного корабля УДК «Триест», по своим возможностям также приближающегося к роли легкого авианосца. Строительство УДК также осуществлялось во Франции и Испании (класс «Мистраль» и «Хуан Карлос»).

Практически во всех странах Западной Европы велось или ведется серийное строительство новейших эсминцев и фрегатов УРО. Хотя европейские корабли в этом классе зачастую уступают в водоизмещении или объеме носимого ударного вооружения американским аналогам в виде почтенного класса «Арли Берк», эсминцы класса «Горизонт» (Италия и Франция), «Дэринг» (Великобритания), фрегаты проекта FREMM на сегодняшний день стали «законодателями моды» более совершенной концепции кораблей УРО в XXI веке. Победа проекта FREMM в конкурсе на создание перспективного фрегата FFG(X) для ВМС США в этом году стала символической демонстрацией успеха европейского кораблестроения. В Западной Европе также активно ведется строительство новых атомных (Великобритания, Франция) и дизель-электрических подводных лодок (Германия, Швеция, Франция, Испания).

Масштабные программы по обновлению флота гарантируют силам НАТО и, в частности, крупным морским державам Европы практически неоспоримое господство на основных морских коммуникациях «старого света», а также поддерживать военное присутствие в других регионах. В ближайшие два десятилетия, Западная Европа, вполне вероятно, сможет на постоянной основе держать в боевой готовности авианосное ударное соединение из тяжелого и легкого авианосца при многочисленном эскорте кораблей поддержки и охранения.

***

Подводя итоги, можно отметить, что инерционные факторы имеют решающее значение в современных программах военного строительства в Европе. Текущая внешнеполитическая повестка может постепенно сдвигать приоритеты развития вооруженных сил, но не способна радикально преодолеть определяющие этот процесс условия макроэкономический и технологический контекст. Несмотря на явный кризис целеполагания НАТО в 1990–2000-е гг., а также текущие проблемы взаимного противоречия интересов и нехватки солидарности между странами — участницами Альянса, этот военно-политический блок остается безальтернативной структурой коллективной безопасности в Западной Европе.

Текущая доктрина и структура организации вооруженных сил западноевропейских стран оставляет даже таким лидерам, как Великобритании и Франции, весьма ограниченные возможности для самостоятельных действий. Такие исключения, как французская операция в Мали, мягко говоря, не показывают ошеломительных успехов.

Для менее крупных стран структурные сокращения вооруженных сил означают принципиальную невозможность самостоятельных действий за рамками НАТО, за исключением разве что небольших контртеррористических операций внутри собственной территории.

В условиях недавнего развала ДРСМД и постепенного обострения конфронтации в Азиатско-Тихоокеанском регионе Западная Европа будет стремиться сохранить шаткий и, по всей видимости, асимметричный военный баланс с Россией.

Западноевропейские страны НАТО будут стремиться удержать пока еще весомое преимущество в способностях проецировать военную силу с моря и с воздуха, добиваясь качественного превосходства в перспективных конфликтах с применением обычных вооружений, с участием США стремясь обеспечить достаточный уровень ядерного сдерживания. Это значит, что Россия должна строить свою внешнюю политику в условиях долгосрочного взаимодействия со странами Западной Европы.