Ближневосточная дилемма Турции. Региональное правительство Курдистана и ИГИЛ

В 2002 г. в Турции пришла к власти Партия справедливости и развития (ПСР) — и политика турецкого государства в ближневосточном регионе сразу активизировалась. Министр иностранных дел Ахмет Давутоглу, ранее занимавший пост главного советника по внешней политике премьер-министра страны Рэджеп Эрдогана, заявил в своей знаменитой книге “Stratejik Derinlik” (англ. “Strategic Depth” – «Стратегическая глубина»), что Турция тесно связана с Ближним Востоком как c географической, так и с культурно-исторической точки зрения, и потому Анкара не может дистанцироваться от ближневосточных политических процессов.

В 2002 г. в Турции пришла к власти Партия справедливости и развития (ПСР) — и политика турецкого государства в ближневосточном регионе сразу активизировалась. Министр иностранных дел Ахмет Давутоглу, ранее занимавший пост главного советника по внешней политике премьер-министра страны Рэджеп Эрдогана, заявил в своей знаменитой книге “Stratejik Derinlik” (англ. “Strategic Depth” – «Стратегическая глубина»), что Турция тесно связана с Ближним Востоком как c географической, так и с культурно-исторической точки зрения, и потому Анкара не может дистанцироваться от ближневосточных политических процессов [1].

За прошедшее десятилетие Турция значительно увеличила использование инструментов «мягкой силы» в регионе. Отказ турецкого парламента предоставить территорию своей страны для базирования американских войск перед вторжением в Ирак в 2003 году; поддержка, которую премьер-министр Рэджеп Эрдоган оказывал Палестине на уровне различных международных организаций; политика ПСР, неизменно направленная на поддержку оппозиционных движений в их борьбе против авторитарных правительств во время «арабской весны», — все это, наряду с различными культурно-экономическими факторами, значительно укрепило позиции Турции на Ближнем Востоке. Одновременно с резким повышением политической активности Турция расширила и свое экономическое присутствие в странах, которые являются ее южными соседями, значительно увеличив объемы экспорта и инвестиций в их экономику. В нашумевшей статье, посвященной экономической активности Турции на Ближнем Востоке и в других регионах мира, профессор Кирисчи (Брукингский институт) утверждал, что внешняя политика Турции претерпевает кардинальные изменения и все больше напоминает «торговое государство» [2], описанной в знаменитой книге политолога Ричарда Роузкранса [3]. Имеется в виду переход Турции от доминировавшей в 1990-е гг. силовой концепции региональной политики, ориентированной на обеспечение безопасности и, к более доброжелательному и прагматичному формату отношений с южными соседями.

Объем турецкого экспорта в страны Ближнего Востока вырос с 7,9 млрд долл. США (2004 г.) до 42 млрд долл. США (2012 г.). За счет новой региональной политики Турция настолько укрепила свои позиции, что даже выступила с предложением о формировании зоны свободной торговли Леванта, включающей Сирию, Иорданию, Ливан и Турцию. Региональная интеграция, по замыслу Турции, должна была способствовать не только снятию торговых барьеров, но и формированию зоны мира, объединяющей братские народы региона, а в конечном итоге — расширению политического сотрудничества. В результате беспорядков, которые затем получили название «арабской весны», Турции пришлось отойти от активной политики в отношении своих южных соседей. Необходимым условием лидерских позиций Турции в ближневосточном регионе, несомненно, была политическая стабильность в соседних государствах. Так, Турция без колебаний встала на сторону народных масс, поддержав свержение авторитарных лидеров Туниса, Ливии, Египта и Сирии. Однако скоро стало понятно, что после «арабской весны» Турции не раз придется встать перед весьма непростым выбором при проведении своей политики в ближневосточном регионе. Такие ситуации предполагают поиск компромисса между традиционными принципами турецкой внешней политики и необходимостью адаптироваться к новому положению дел в Сирии и Ираке.

На данный момент в своих отношениях с ближайшими соседями Турция сталкивается с двумя неизбежными дилеммами. Во-первых, Ирак находится на грани государственного распада, и, соответственно, Турция вынуждена делать стратегический выбор между традиционной для нее поддержкой международных норм, таких как соблюдение суверенитета и территориальной целостности и независимостью Курдистана. Во-вторых, Турции приходится балансировать между решительной поддержкой оппозиционных сил в Сирии и растущей угрозой со стороны радикальных исламистов в странах, соседствующих с ней на юге. ИГИЛ не только дестабилизирует обстановку в регионе, но и представляет непосредственную и очень серьезную угрозу населению самой Турции.

Региональное правительство Курдистана — надежный политический и экономический партнер?

Несмотря на сложную внутриполитическую ситуацию, Турция была и остается сторонником Регионального правительства Курдистана (РПК). Хотя в 1990-х гг. Турция и поддержала иракских курдов в их конфликте с находящейся вне закона Рабочей партией Курдистана, она в то же время весьма настороженно относится к борьбе курдов за расширение автономии: история Турции неизменно дает поводы для опасений по поводу внутренней безопасности и национальной самобытности. Кроме проблемы курдского сепаратизма, насчитывающей уже три десятка лет, Турция не может дистанцироваться от ситуации в Мосуле и Киркуке — городах, подпадающих под действие «Национального обета» [4] (1920 г.) и ставших в связи с этим традиционными символами турецкого национализма.

В течение 1990-е гг. турецкие вооруженные силы провели несколько трансграничных операций против Рабочей партии Курдистана с целью ослабления ее военных и экономических позиций. В операциях участвовали тысячи турецких военнослужащих. После американского вторжения в Ирак в 2003 г. [5]. Партия справедливости и развития, находившаяся у власти в стране в тот период, отошла от политики 1990-х, сосредоточенной на национальной безопасности, и взяла курс на увеличение экономико-политического влияния Турции в регионе. Турецкие строительные компании начали крупномасштабное строительство в курдском регионе, товары турецкого экспорта были самыми продаваемыми в курдских городах, глава Регионального правительства Курдистана Масуд Базани пытался заручиться поддержкой Турции для противостояния авторитарной и запретительной политике Багдада [6]. Премьер-министр Ирака Малики неоднократно обвинял Турцию в том, что та содействует курдам, заключая с ними многомиллиардные энергетические контракты в обход центрального правительства Ирака. Высокий дефицит платежного баланса, обусловленный зависимостью от импорта нефти и природного газа, вынуждает Анкару поддерживать Эрбиль, столицу РПК, — в обмен на более дешевый доступ к энергии. В начале июня 2014 года Анкара и РПК подписали энергетический контракт сроком на 50 лет, предусматривающий экспорт курдской нефти на мировые рынки через Турцию. Очевидно, что в своих планах по превращению Турции в энергетический узел ПСР отводит курдской нефти весьма важную роль.

Вскоре после подписания упомянутого контракта в отношениях Анкары и Эрбиля наступил перелом. После того как Исламское государство Ирак и Леванта (ИГИЛ) взяло под свой контроль город Мосул на севере Ирака, курдские боевые отряды «пешмерга» 12 июня 2014 г. заполнили образовавшийся в Киркуке вакуум власти сразу же, как только иракские правительственные войска покинули город. В течение всего республиканского периода, а также в первые годы правления ПСР Киркук олицетворял собой приоритеты Турции в Ираке. В Киркуке проживают сотни тысяч туркменов (туркоманов), этнических родственников турок, а сам город стоит на крупном нефтяном месторождении. С 2003 г. Турция настаивает на сохранении контроля центрального правительства над Киркуком и призывает не допустить насильственного переселения людей (т.е. искусственного изменения этнического баланса в пользу курдов за счет снижения численности туркоманов). Во многих источниках утверждалось, что Анкара была вынуждена смотреть сквозь пальцы на установление курдского контроля над Киркуком (а может быть, даже и способствовать этому), поскольку курды были единственной защитой от ИГИЛ. Как бы то ни было, вне всякого сомнения, речь идет о смещении акцентов в турецкой официальной политики — в сторону Ирака в целом и РПК в частности. И хотя мы никогда не узнаем всей правды о Киркуке, очевидно, что на данный момент РПК контролирует стратегически важный для всего Ближнего Востока регион, что еще на один шаг приближает его к независимости от Багдада.

Следует также отметить, что нынешний процесс нормализации отношений с курдами в Турции сопровождается потеплением отношений Турции с Иракским Курдистаном. Курдская нация как внутри страны, так и за ее пределами больше не представляет экзистенциальной угрозы для безопасности Турции. Часть курдского населения Турции, голосующая за прокурдскую Партию мира и демократии, станет той решающей силой, которая определит исход выборов в случае, если ни одному из кандидатов не удастся добиться победы в первом туре. На последних муниципальных выборах, прошедших в марте 2014 г., партия Эрдогана ПСР получила 45% голосов. Если она наберет примерно такой же процент на общенациональных выборах, победы в первом туре ей не видать. Поэтому разрешение до сих пор не урегулированного конфликта с Рабочей партией Курдистана и обещания улучшить отношения с курдами Ирака и Сирии станут козырями предвыборной кампании Эрдогана.

Сегодня Турция стоит перед выбором, который может не только радикально изменить ее внешнюю политику, но и поставить под угрозу и без того шаткую внешнеполитическую концепцию министра иностранных дел Турции — концепцию «нулевых проблем с соседями».

На кону сейчас надежность Регионального правительства Курдистана как стратегического партнера Турции на Ближнем Востоке. На настоящий момент второй по величине после Германии экспортный рынок Турции - Ирак, причем значительная часть этого экспорта поставляется в Курдистан. Правда, нет достоверных данных о том, какая доля турецкого экспорта поступает в Курдистан, а какая — в другие регионы Ирака. Поддержка автономного Курдистана может подорвать экономические отношения Турции с остальным Ираком. Другой болезненный вопрос в отношениях Анкары с Эрбилем — безопасность и уровень жизни туркменского населения. Политическое положение иракских туркмен, пострадавших от режима Саддама ничуть не меньше курдов, после падения режима улучшилось очень и очень незначительно. Согласно недавно опубликованному в турецкой газете Hьrriyet материалу, туркмены, осажденные силами ИГИЛ, ‘брошены на верную смерть’ в иракской пустыне. Предпримет ли Эбриль серьезные усилия для защиты туркменских городов и деревень от смертоносных атак ИГИЛ, остается большим вопросом.

И наконец, как очень точно подметил Ник Батлер (Королевский колледж, Лондон) в Financial Times, хотя в настоящий момент Курдистан представляется как турецким, так и западным инвесторам исключительно привлекательным рынком, в среднесрочной перспективе с ним сопряжены значительные риски, поскольку в случае начала гражданской войны в Ираке (а такое развитие событий вполне вероятно) курдскому экономическому буму немедленно придет конец. «Какая страна станет инвестировать миллиарды долларов в разгар гражданской войны?» — задает риторический вопрос Батлер. На сегодняшний день турецкая поддержка Курдистана, возможно, приносит дивиденды, однако потенциальные конфликты между Эбрилем и Багдадом могут заставить Турцию вернуться к традиционной ориентации региональной политики на обеспечение безопасности.

Советник Р. Эрдогана по внешней политике, заместитель помощника министра Ибрахим Калин написал в своей колонке в Turkish Daily Sabah: «Поддержка единства и целостности Ирака при новой политической структуре и системе безопасности — это залог сохранения единства всего Ближнего Востока» [7]. На настоящий момент не существует такой региональной или международной силы, которая могла бы изменить политическую ситуацию в стране, обеспечить порядок и восстановить мир. Дополняют картину и без того проблематичные отношения Турции с Сирией и идущая в Сирии гражданская война. Так или иначе, южные соседи Турции были и остаются камнем преткновения для стратегической политики А. Давутоглу. Выбор, который сделает Турция, выявит глубину новых геополитических проблем.

ИГИЛ — новый противник Турции в регионе?

10 июня 2014 г. генеральное консульство Турции в Мосуле подверглось нападению боевиков ИГИЛ; генеральный консул и сотрудники консульства вместе с семьями были похищены. До сих пор десятки турецких граждан остаются в руках ИГИЛ. Западные СМИ критикуют правительство Турции за участие в создании хаоса, в котором ныне пребывает Ирак. Турции давно предъявлялись обвинения в том, что она пропускает через свою территорию боевиков-джихадистов, желающих вступить в ряды антиасадовских сил в Сирии. Однако возлагать вину за радикализацию гражданской войны в регионе только на Анкару — значит очень сильно упрощать реальную ситуацию. Как уже не раз показывала история джихадистского движения, гражданские войны и репрессии со стороны правительства лишь увеличивают поддержку населением боевых групп, действующих во имя ислама. Одно можно утверждать с уверенностью: Турция сейчас платит очень высокую цену за свое стремление свергнуть режим Асада: в новых политических условиях почти 900-километровая граница с Сирией стала постоянной угрозой безопасности Турции. Отличить террориста от мирного жителя исключительно сложно (если вообще возможно), и это усугубляет ситуацию. Если раньше Анкара колебалась, вступать ли ей в вооруженный конфликт на Ближнем Востоке на стороне одного из его участников, то теперь ей приходится строить свою внешнюю политику с оглядкой на ИГИЛ.

Недавно было высказано мнение, что независимое курдское государство и контролируемая курдами северная Сирия могли бы стать своего рода буфером между Турцией и ее беспокойными южными соседями. Этот буфер не позволил бы радикальному исламизму и политическому хаосу захлестнуть Турцию и «отгородил бы ее от проникновения ИГИЛ». Впрочем, совершенно неясно, возможен ли такой сценарий в случае, если Мосул — крупный город, расположенный очень близко к турецкой границе — останется под контролем обученных и организованных боевиков ИГИЛ. Турция сможет успешно разыграть свою курдскую карту только в случае, если Эбриль и пешмерга будут надежными и сильными союзниками, способными навести порядок в регионе. Однако нет никаких гарантий, что курдские отряды пешмерга готовы принимать участие в вооруженных конфликтах с ИГИЛ, когда и с Багдадом у РПК весьма напряженные отношения.

В настоящий момент Турция стоит перед дилеммой: с одной стороны, она должна поддерживать антиавторитарные массовые движения в Сирии и других странах региона, с другой — ей необходимо одержать победу над новым региональным врагом, радикальными исламистами, или, во всяком случае, не позволить этому врагу победить. Сейчас, когда ИГИЛ набирает силу, расширение радикальных движений в Сирии и Ираке становится необратимо. Независимо от того, какой выбор сделает Турция, радикализация и политический хаос — неизбежный удел ее южных соседей в ближайшем будущем.

Президентские выборы и дальнейшая политика Турции на Ближнем Востоке

10 августа 2014 г. граждане Турции придут на избирательные участки, чтобы выбрать нового президента страны. На этот пост претендуют три кандидата: кандидат от Партии справедливости и развития — премьер-министр Р. Эрдоган; единый кандидат от оппозиционных партий — профессор, бывший дипломат Экмеледдин Ихсаноглу; сопредседатель прокурдской Народно-демократической партии Селахаттин Демирташ. С точки зрения двух крупнейших оппозиционных партий Турции, Республиканской народной партии и Партии национального действия, правительство допустило грубые ошибки: недооценило исламистскую угрозу, исходящую от гражданской войны в Сирии, и чересчур понадеялось на иракский Курдистан, взяв на вооружение суннитско-исламистскую концепцию внешней политики вместо того, чтобы объединить все социально-политические силы. Теперь Анкаре уже слишком поздно пытаться предотвратить радикализацию оппозиционных сил в Сирии или положить конец непрекращающимся атакам ИГИЛ, уже давно вышедшего из-под контроля. Кроме того, как было показано выше, Анкара, судя по всему, сделала ставку на курдов как на самых надежных союзников в регионе. Если Р. Эрдоган одержит победу в борьбе за президентский пост, весьма вероятно, что он создаст единую внешнеполитическую стратегию Турции по отношению к Сирии и Ираку. Если принять во внимание всю совокупность факторов — вышеописанный курдский вопрос, угрозу со стороны ИГИЛ и одностороннее противостояние Турции режиму Б. Асада — станет понятно, что, заняв президентское кресло, Р. Эрдоган будет продолжать нынешний внешнеполитическую курс.

Впрочем, независимо от того, кто станет новым президентом, процессы, происходящие в регионе, будут мешать Турции вернуть свое прежнее экономическое и политическое влияние. Рост влияния и торгового потенциала Турции на Ближнем Востоке был возможен только при относительной стабильности в регионе. «Арабская весна» продемонстрировала, что представление А. Даватоглу и Р. Эрдогана о роли Турции в регионе не всегда вписываются в сложную систему региональных процессов. После «арабской весны» Турции придется заново выбирать союзников на Ближнем Востоке, а это может означать конец доктрины «нулевых проблем с соседями». Необходимые условия регионального могущества Турции — стабильность и мир – сейчас выглядят недостижимыми.

Безусловно, кризисы могут порой представлять заманчивые геополитические перспективы — возможно, правительство Турции именно на это и надеется. Не исключено, что Турция усилит свое влияние в регионе благодаря нынешней расстановке сил. Однако ни один политический актор на Ближнем Востоке не может наверняка знать, какие сюрпризы готовит ему будущее.

1. Ahmet Davutoğlu, Stratejik Derinlik: Tьrkiye’n in Uluslararası Konumu (Strategic Depth: Turkey’s International Position), (Istanbul: Kьre, 2001).

2. Richard Rosecrance, The Rise of the Trading State: Commerce and Conquest in the Modern World (New York: Basic Books, 1986).

3. В настоящий момент Ричард Роузкранс занимает должность адъюнкт-профессора в Гарвардском университете.

4. «Национальный обет» – это свод положений, принятый Палатой депутатов Оттоманского парламента в феврале 1920 г. Его целью было возвращение под полный контроль Турции всех территорий, входивших ранее в Оттоманскую империю, национальное большинство которых составляют турки. Среди этих территорий были Западная Фракия, входящая в состав современной Греции, Турецкая Республика и область, более или менее совпадающая с границами иракского Курдистана и включающая в себя Мосул и Киркук. «Национальный обет» был призван стать манифестом национального правительства Анкары, возглавляемого Мустафой Кемалем (позднее - Ататюрк), во время турецкой Войны за независимость (1919—1922 гг.).

5. Soner Cagaptay, “Turkey’s Kurdish Buffer: Why Erdogan is Ready to Work with the Kurds”, Snapshot, Foreign Affairs, 1 July 2014

6. Масуд Базани возглавляет Региональное правительство Курдистана с 2005 г., лидер Демократической партии Курдистана.

7. Ibrahim Kalin, “To Keep the Middle East together, Don’t Let Iraq Split Up”, Daily Sabah, 20 June 2014.