Стратегия сопряжения вместо «мягкой силы»
эксперт Российского центра науки и культуры в Королевстве Камбоджа
Колонка автора: Дискуссионный клубКраткая версия
Дискуссии о содержании российской «мягкой силы» ведутся второе десятилетие, но истина в этих спорах пока не родилась. Возможно, поэтому так расплывчаты и уклончивы публичные декларации российских ведомств, ведающих гуманитарной политикой за рубежом и «неофициальной дипломатией». Они разительно отличаются от краткой и емкой формулы профессора Гарвардского университета Джозефа Ная, автора концепции «мягкой силы»: «Ваши культурные и политические ценности, институты должны притягивать другие страны и народы, чтобы они хотели того, чего хотите вы».
Конечной целью «неофициальной дипломатии» («мягкой силы», «умной силы», «народной дипломатии» и т.д.) было и остается продвижение политических и экономических интересов страны, гуманитарное «взрыхление почвы» в интересах государства.
Привлекательность языка, культуры, искусства, истории России, распространение достоверного знания и формирование интереса к Российской Федерации не могут быть самоцелью. Все эти промежуточные цели должны быть подчинены озвученной выше концепции Дж. Ная: зарубежные партнеры должны «хотеть того, чего хотите вы».
Какой должна быть «мягкая сила» России? Ответ на этот вопрос с рациональной позиции существенно упрощается, поскольку отсеивается большое количество отживших стереотипов (причем преимущественно западных стереотипов, с которых сняты кальки российских подходов).
Россия может и должна использовать современные тренды. Богатейший тысячелетний российский опыт сотрудничества и взаимообогащения разных народов, этносов и религий необходимо использовать на международном поле для выявления участков конструктивного взаимодействия с локальными культурами и обычаями. Сущностью российской «мягкой силы» должен быть не слепок с западной экспансии высокомерного миссионерства, а уважительная и точная работа россиян с важными для народов культурными особенностями, историческими объектами, бытовыми традициями.
Общие с местной молодежью музыкальные и театральные проекты, хореографические и спортивные мероприятия, духовно-исторические походы с использованием российского и местного материалов дадут юным участникам мотивацию, которой они одержимы: возможность выделиться в соцсетях посредством необычных тем для своих видеорепортажей и каналов на YouTube. Заявить о себе как о яркой индивидуальности — это значит повысить свой социальный статус и востребованность.
Постоянный «российский фон» в молодежном сегменте соцсетей очень важен. В эпоху стремительного изменения окружающего мира старшее поколение бессознательно ориентируется на молодежь и, сопровождая нарочитым осуждением «испорченных нравов», берет на вооружение многие стандарты и новые подходы нового поколения. Чем стремительней идут процессы обновлений и изменений в мире гаджетов и Интернета, тем большее влияние мнения и вкусы детей оказывают на «поколение родителей».
Системные интернет-проекты с молодежью не означают отказа от привычных инструментов «культурной дипломатии»: российское образование, работа НКО и пр. Но эта работа требует кардинальной перестройки: необходимо кураторство и постоянный контакт с обучающимися в России студентами, неформальная связь с ними после обучения и возвращения в страну пребывания и т.д.
Говоря о деятельности НКО, необходимо отметить, что на этом поле России трудно состязаться с отлаженной за десятилетия западной системой, но работу можно выстроить значительно эффективней. Сосредоточившись на действительно важных аспектах, важных для локальных культур, а не для западных кураторов, можно при несоизмеримо меньших затратах добиться куда больших результатов и крепкой «привязки» к интересам элит страны влияния.
«Стратегия сопряжения» России должна быть основана на выявлении в странах влияния общих с Россией особенностей и факторов — в исторических событиях, традициях и менталитете. Политическая и культурная элита, интеллигенция и молодежь стран влияния в высшей степени благоприятно реагируют даже на минимальную осведомленность россиян о местной культуре, на внимание к национальным особенностям. Коммуникации чрезвычайно упрощаются и облегчаются, в соцсетях и Интернете создается доброжелательный фон, формируется «пророссийское лобби»; эту совокупность факторов несложно трансформировать в пророссийскую политическую и экономическую комплементарность.
Этому, безусловно, должен предшествовать тщательный анализ особенностей той или иной страны с учетом мнения не только дипломатов и политологов, но и непременно практиков-соотечественников, проживающих в данном государстве.
Последовательные действия России по пути дружественного сопряжения могут и должны заменить мессианскую «мягкую силу» Запада.
Полная версия
Еще раз о «мягкой силе»
Дискуссии о содержании российской «мягкой силы» ведутся второе десятилетие, но истина в этих спорах пока не родилась. Возможно, поэтому так расплывчаты и уклончивы публичные декларации российских ведомств, ведающих гуманитарной политикой за рубежом и «неофициальной дипломатией». Они разительно отличаются от краткой и емкой формулы профессора Гарвардского университета Джозефа Ная, автора концепции «мягкой силы»: «Ваши культурные и политические ценности, институты должны притягивать другие страны и народы, чтобы они «хотели того, чего хотите вы».
Реальность и мифы «мягкой силы»
Конечной целью «неофициальной дипломатии» («мягкой силы», «умной силы», «народной дипломатии» и т.д.) было и остается продвижение политических и экономических интересов страны, гуманитарное «взрыхление почвы» в интересах государства.
Привлекательность языка, культуры, искусства, истории России, распространение достоверного знания и формирование интереса к Российской Федерации не могут быть самоцелью. Все эти промежуточные цели должны быть подчинены озвученной выше концепции Дж. Ная: зарубежные партнеры должны «хотеть того, чего хотите вы».
Какой должна быть «мягкая сила» России? Ответ на этот вопрос с рациональной позиции существенно упрощается, поскольку отсеивается большое количество отживших стереотипов (причем преимущественно западных стереотипов, с которых сняты кальки российских подходов).
В американский пакет «мягкой силы» входят:
Политические ценности
- демократические выборы, многопартийность
- права человека
- свобода
Благотворительность
Культурные ценности
- музыка
- кинофильмы
- язык, литература
Теоретически алгоритм таков: вливание средств на продвижение западных ценностей и рекламу «общества больших возможностей»; участие западных правительств и НКО в борьбе со СПИДом, диабетом, малярией и др.; финансирование деятельности по защите окружающей среды; распространение информации о домашнем насилии; семинары и конференции по общественным, экономическим и политическим вопросам и т.д., которые должны сформировать благоприятное для западных стран общественное мнение. Впоследствии широкие слои населения и элиты проникнутся устойчивой симпатией к Западу, что в долгосрочной перспективе принесет экономические и политические выгоды.
Большинство российских политологов не сомневается в эффективности этого алгоритма. Споры вызывает только один вопрос: каким отечественным содержимым наполнить «пакет мягкой силы»?
Однако концепция Джозефа Ная, и без того сомнительная во многих своих частях, в XXI в. безнадежно устарела. Гипертрофированная переоценка роли «мягкой силы» опирается преимущественно на инерцию разветвленных западных структур НКО (NGO), колоссальные финансовые аппетиты этих организаций и, следовательно, собственный интерес этих структур к воспроизводству и расширению.
Возможна ли «анти-мягкая сила»?
Тем временем практика раз за разом показывает, что «мягкая сила» действует только в «объективно благоприятных» условиях. Если национально-культурные особенности страны-реципиента неблагоприятны, то любые организационные и информационные технологии бессильны. Западная политико-культурная экспансия не принимает во внимание национальные особенности народов, на которые направляется «мягкая сила». Насаждение чужеродных ценностей требует колоссальных инвестиций, но постоянное политико-финансовое давление обеспечивает лишь поверхностное восприятие сторонних социально-культурных кодов. Укрепление суверенитета, актуализация экономических интересов, запрос на исторический менталитет или появление яркого харизматического лидера, электризующего нацию — любой из этих факторов легко возвращает страны и народы к привычному для них укладу и modus operandi.
Таких примеров не счесть на протяжении всей политической истории. Здесь можно привести цитату из статьи доктора политических наук, эксперта РСМД Алексея Фененко: «Русское дворянство начала XIX в. говорило по-французски лучше, чем по-русски, получало образование во Франции и имело недвижимость за границей. Многие представители российского высшего общества восхищались фигурой Наполеона Бонапарта. Однако культ Франции не помешал России вести серию жестоких войн с наполеоновской Францией. Русские генералы планировали войну против Франции на французском языке. Трудно представить более яркий пример ограниченности роли “мягкой силы”». Другой пример — история колониальных империй: «Элиты британских колоний получили образование в учебных заведениях Великобритании. Но в период распада Британской империи в 1940-х гг. почти никто не пожелал сохранить колониальный статус. Причем пионером в этом процессе выступила не традиционно проблемная Индия, а доминионы с англосаксонской элитой — Австралия и Новая Зеландия».
Колоссальные гуманитарные усилия СССР в соцстранах и Прибалтике — фестивали, гастроли, обучение, обмен делегациями и пр. — при практически неограниченном влиянии (прямом руководстве восточноевропейскими СМИ, а в случае прибалтийских республик — непосредственном политическом управлении) были результативны только при постоянном давлении из Москвы; вместе с давлением моментально и почти бесследно исчезло и влияние.
Показателен и «казус Украины». Помощник госсекретаря США по делам Европы и Евразии Виктория Нуланд неоднократно заявляла, что Вашингтон в период с 1991 по 2013 гг. потратил 5 млрд долларов на «поддержку стремления народа Украины к более сильному, демократическому правительству». Триумф американской «мягкой силы» уже через несколько лет обернулся разочарованием Вашингтона: украинский политикум и общество вернулись к своему привычному «казацкому» состоянию.
Практика настолько часто и убедительно показывала отсутствие прямой связи между объемом финансирования и эффективностью, что американский исследователь Robert D. Lamb вывел и сформулировал закон «Впитывающей способности» (Absorptive capacity. Он гласит: «Превышение порога международной помощи, которую получает развивающаяся страна с хрупкой экономикой вызывает серьезные экономические, социальные и политические потрясения и становится контрпродуктивной».
Несомненно, богатый материал для исследования этой закономерности предоставил Афганистан. Два десятилетия и 145 млрд долларов «на восстановление» государства принесли поистине феноменальные результаты. В 760-ти интервью, которые сотрудники Инспекции по восстановлению Афганистана (SIGAR) провели с нынешними и бывшими политиками, послами, военными, экспертами по развитию и сотрудниками НКО, вычленены главные особенности американской политики в Афганистане:
«Анти-мягкая сила»: так ли уж это круто?
- противоречивые цели;
- отсутствие детального понимания социальных, экономических и политических особенностей страны;
- неквалифицированные, плохо обученные и часто сменяющиеся сотрудники;
- механическое проецирование западных технократических моделей на афганскую почву;
- нежелание понять афганский культурный контекст при поддержке женщин и девочек, что имело следствием устойчивую враждебность населения.
В более чем 100-страничном обобщающем резюме SIGAR приведена совокупная оценка американских действий в Афганистане:
- Правительство США так и не смогло разработать и внедрить согласованную стратегию достижения своих целей.
- Правительство США постоянно недооценивало величину сроков, необходимых для восстановления Афганистана. Это создавало нереальные сроки и ожидания, которые не позволяли расставить приоритеты в расходах, а также увеличило коррупцию и уменьшило эффективность программ.
- Многие афганские учреждения и инфраструктурные проекты, перенесенные из Соединенных Штатов, были неустойчивыми.
- Отсутствие противодействия контрпродуктивной практике в отношении персонала.
- Правительственные органы США редко проводили достаточный мониторинг и оценку затрат и работы ведомств.
- Правительство США не понимало афганского контекста и не адаптировало работу соответствующим образом.
Неудивительно, что после августовского исхода 2021 г. хватило нескольких дней, чтобы от американских усилий не осталось и следа; вряд ли можно найти более убедительный аргумент для пересмотра концепции «мягкой силы». Итоги деятельности США в Афганистане подтверждают «теорию отрицательной комплементарности» — негативное восприятие афганцами американских ценностей свело на нет колоссальные финансовые, интеллектуальные и человеческие затраты.
Алексей Фененко, опираясь на работы Льва Гумилёва, очертил границы и возможности «мягкой силы», выделив четыре типа комплементарности стран и народов, их готовности воспринимать сторонние ценности:
- положительная — ощущение подсознательной взаимной симпатии;
- отрицательная — ощущение подсознательной взаимной антипатии;
- нулевая — ощущение безразличия друг к другу;
- асимметричная — только один из участников взаимодействия позитивно настроен по отношению к другому.
Исходя из этой классификации, Алексей Фененко делает вывод: «России не стоит тратить впустую ресурсы и силы в странах «отрицательной комплементарности» (англосаксонские государства и Восточная Европа), а сосредоточиться на «положительных» и «нулевых» государствах, вырабатывая точную стратегию для «асимметричной» категории.
Если ограничиться только классификацией по признаку «комплементарности» и не принимать во внимание глубочайших различий стран по государственному устройству, построению избирательной системы, степени активности электората, религиозным традициям и менталитету, влиянию национального вопроса и клановой системы и пр., то отчетливо видна бесперспективность концепции «мягкой силы» по единому формату адептов Джозефа Ная. Тем более последние 20 лет действуют два мощных тренда, размывающих каноническую концепцию «мягкой силы».
Локальные культуры versus глобализм
У кого сила «мягче»?
Последние несколько лет ведущие мировые аналитики предупреждают о скором окончании победного шествия глобализации. Чем сильнее вовлекаются в мировую экономику регионы, страны и народы, тем больше локальные культуры сталкиваются с размыванием собственной идентичности и тем большие усилия они прилагают для создания «культурных мембран» с целью сохранения своих историко-политических устоев, обрядовых, бытовых и языковых основ, духовно-религиозных традиций и т.д.
Эффект «культурных мембран» хорошо исследован в Германии с ее лучшей в мире системой интеграции на примере более чем полувекового воздействия на турецкую общину. Казалось бы, погруженность турок в обстановку высокой и развитой культуры должна дать убедительные результаты, ведь куда легче вовлекать мигрантов внутри страны пребывания, нежели действовать в чужой стране инструментарием НКО, волонтеров и пр.
Исследования немецких социологов раз за разом подтверждают, что три с лишним миллиона турок (почти 1,7 млн из них имеют гражданство Германии) усиленно сопротивляются ассимиляции и, несмотря на отдельные яркие примеры, большинство из них (85%) сохраняет устойчивую культурно-бытовую идентичность. Главными барьерами, как и во многих странах Юга и Востока, служат равноправие женщин, личные свободы, устройство семьи. «Германские турки» предпочитают собственные фильмы и музыку, турецкие телеканалы, а немецкий язык используют преимущественно на работе. Даже молодежь второго и третьего «немецкого» поколения, ходившая в школы Германии, не желает использовать немецкий язык вне работы. В последнее десятилетие широчайшую популярность приобрел искаженный вариант немецкого языка в смеси с турецким и арабским — «канакши» (Kanak Sprak). Характерно, что «канакши» особенно распространен среди образованной и творческой турецкой молодежи как способ утверждения своей идентичности.
В последнее время даже в «плавильном котле» США процессы смешения и ассимиляции ощутимо замедлились; набирают силы тренды сохранения и развития национальной, расовой, этнической идентичности.
Усиление внешней политико-культурной экспансии вызывает по всему миру пропорциональное сопротивление локальных культур и результативность усилий «мягкой силы» падает практически до нуля, часто вызывая обратный эффект.
«Культурные мембраны» и Интернет
Казалось бы, повсеместное распространение Интернета должно спровоцировать бурный рост интереса к культуре и достижениям других стран, а также легкое распространение западных ценностей. Ведь еще двадцать лет назад источниками знаний о других странах были лишь газеты, журналы, библиотеки, специальные передачи ТВ и гастрольные поездки зарубежных коллективов. Сегодня Интернет сделал информацию о любой стране легко и широко доступной.
Однако мониторинг пристрастий интернет-аудитории свидетельствует о том, что львиная доля просмотров — это юмористические и развлекательные видео, спортивные трюки, рассказы о гаджетах, интервью со знаменитостями и короткие «селфи-видео». Запросы и просмотры по разделам «культура, история и достижения других стран» занимают доли процента и находятся за пределами зоны «массового интернета». Достаточно сказать, что один из самых популярных видеоканалов в мире — программа восьмилетнего американца Райана с распаковыванием игрушек.
В нынешних условиях концепция «мягкой силы» и политико-культурной экспансии из 1990-х гг. прошлого века выглядит «лошадиной упряжкой» среди «электромобилей».
Сопряжение вместо экспансии
Россия может и должна использовать современные тренды. Богатейший тысячелетний российский опыт сотрудничества и взаимообогащения разных народов, этносов и религий необходимо использовать на международном поле для выявления участков конструктивного взаимодействия с локальными культурами и обычаями. Сущностью российской «мягкой силы» должен быть не слепок с западной экспансии высокомерного миссионерства, а уважительная и точная работа россиян с важными для народов культурными особенностями, историческими объектами, бытовыми традициями.
Общие с местной молодежью музыкальные и театральные проекты, хореографические и спортивные мероприятия, духовно-исторические походы с использованием российского и местного материалов дадут юным участникам мотивацию, которой они одержимы: возможность выделиться в соцсетях посредством необычных тем для своих видеорепортажей и каналов на YouTube. Заявить о себе как о яркой индивидуальности — это значит повысить свой социальный статус и востребованность.
Даже небольшой совместный концерт или двуязычная театральная постановка с использованием «местной ментальности» усилят российское влияние в неизмеримо большей степени, нежели шоу эстрадных звезд и гастроли знаменитых коллективов. Концерты и гастроли — консьюмеристские мероприятия, которые забываются публикой через несколько дней, а вовлеченность молодежи в совместные творческие и спортивные проекты, фото — залог долгого присутствия в цифровом пространстве.
Такой постоянный «российский фон» в молодежном сегменте соцсетей очень важен. В эпоху стремительного изменения окружающего мира старшее поколение бессознательно ориентируется на молодежь и, сопровождая нарочитым осуждением «испорченных нравов», берет на вооружение многие стандарты и новые подходы нового поколения. Чем стремительней идут процессы обновлений и изменений в мире гаджетов и Интернета, тем большее влияние мнения и вкусы детей оказывают на «поколение родителей».
Системные интернет-проекты с молодежью не означают отказа от привычных инструментов «культурной дипломатии»: российское образование, работа НКО и пр. Но эта работа требует кардинальной перестройки: необходимо кураторство и постоянный контакт с обучающимися в России студентами, неформальная связь с ними после обучения и возвращения в страну пребывания и т.д.
Говоря о деятельности НКО, необходимо отметить, что на этом поле России трудно состязаться с отлаженной за десятилетия западной системой, но работу можно выстроить значительно эффективней. Сосредоточившись на действительно важных аспектах, важных для локальных культур, а не для западных кураторов, можно при несоизмеримо меньших затратах добиться куда больших результатов и крепкой «привязки» к интересам элит страны влияния.
«Стратегия сопряжения» России должна быть основана на выявлении в странах влияния общих с Россией особенностей и факторов — в исторических событиях, традициях и менталитете. Политическая и культурная элита, интеллигенция и молодежь стран влияния в высшей степени благоприятно реагируют даже на минимальную осведомленность россиян о местной культуре, на внимание к национальным особенностям. Коммуникации чрезвычайно упрощаются и облегчаются, в соцсетях и Интернете создается доброжелательный фон, формируется «пророссийское лобби»; эту совокупность факторов несложно трансформировать в пророссийскую политическую и экономическую комплементарность.
Этому, безусловно, должен предшествовать тщательный анализ особенностей той или иной страны с учетом мнения не только дипломатов и политологов, но и непременно практиков-соотечественников, проживающих в данном государстве.
Детализация методики «стратегии сопряжения» и принципы подбора кадров для ее практического воплощения были бы слишком объемны для данной статьи и требуют отдельного рассмотрения.
Последовательные действия России по пути дружественного сопряжения могут и должны заменить мессианскую «мягкую силу» Запада.