Угроза веселых и находчивых: почему в близкой к НАТО структуре анализируют российские юмористические телешоу

Мартовский доклад организации StratCom (NATO Strategic Communications Centre of Excellence) об использовании юмора как инструмента стратегической коммуникации в вечерних шоу «Первого канала» и КВН не оставил равнодушным российское общественное мнение. По поводу 157-страничного материала под названием «StratCom смеется: в поисках аналитической основы» высказались создатели и участники программ, публицисты, официальный представитель МИД России. Действительно, не каждый день аккредитованные НАТО структуры заявляют, что телепередачи, ассоциирующиеся исключительно с развлечениями, «оказывают влияние» и «дискредитируют западных лидеров» [1]. Постановка вопроса StratCom, на первый взгляд, довольно смешна и призывает к легкому юмористическому ответу. По большому счету, это в России и случилось. Довольно характерна формулировка «Первого канала»: «это какой-то абсурд, неужели аналитикам НАТО больше нечем заняться?» Тем не менее, ответное аналитическое рассмотрение доклада позволяет утверждать, что он не такой уж и абсурдный (это не отменяет вопросов к нему). Рассмотрим более детально, что утверждается в докладе и в чем его конкретный политический смысл.

Коммуникация, которой нет

Политический юмор нечасто становится предметом интереса исследователей. Обычно это — один из инструментов политической практики, политическая технология, элемент персонального стиля того или иного политического деятеля. (сейчас, например, международное сообщество привыкает к откровенному и слегка хамоватому юмору Дональда Трампа, недавно охарактеризовавшего Владимира Путина как «крепкого орешка» и заявившего, что между ним и Ангелой Меркель «есть нечто общее», говоря о возможном прослушивании его телефона предыдущей администрацией). В гуманитарных науках консенсуса о том, как следует воспринимать политический юмор и юмор вообще не существует — в одной только социологии выделяются функционалистский, конфликтный, интеракционистский, феноменологический и сравнительно-исторический подход к юмору [2]. Многие десятилетия в различных дисциплинах ломаются копья относительно природы юмора — является ли он демонстрацией превосходства, разрядкой от «требований общественного принуждения» [3] или же столкновением двух различных нарративов? В теоретической части работы эксперты StratCom выделяют пять основных компонентов юмора [1, c. 6-38]: 1) общее, разделяемое знание, на почве которого возникает комическое сообщение (в пределах одного крупного сообщества, например, нации); 2) дифференцированная аудитория, существующая в рамках данного сообщества; 3) различное восприятие юмористического сообщения данной разнородной аудиторией; 4) функции юмора, определяемые коммуникатором заранее, исходя из предполагаемого эффекта воздействия; 5) канал коммуникации, необходимый для более эффективного достижения цели сообщения. На входе этого переплетения компонентов находится предполагаемая цель сообщения, на выходе — достигнутая цель сообщения. Концепция, безусловно, является научно обоснованной, при этом авторы неоднократно упоминают, что их подход к политическому юмору не является единственным. Фактическое знакомство с российским материалом (выбранный для исследования период заключал в себя передачи с 2008 по 2016 годы) с их стороны также было довольно доскональным. Единственная неловкость: анализ юмора происходит заранее заданным образом — через его рассмотрение как «инструмента стратегической коммуникации». «Стратегическая коммуникация» — словосочетание довольно лукавое. По словам эксперта Всемирного банка, это не что иное как «модное словечко» (buzzword), с коммуникацией по большому счету не связанное, определяемое апологетами как «целенаправленное использование коммуникации для исполнения организацией своей миссии». В самом StratCom стратегическую коммуникацию связывают со «скоординированным и уместным» использованием коммуникационных активностей и возможностей НАТО для поддержки политики, операций и деятельности Альянса. Это порождает две проблемы, связанные с докладом. Первая — его очевидная ангажированность. В двух кейс-стади, посвященных российскому телевидению (вечерним шоу Первого канала и КВН), применительно к нему используются такие оценочные термины как «политическая пропаганда» (пусть и довольно аккуратно) [1, с. 49] и «сохранение конструкта бывшего советского пространства» [1, с. 53]. В кейс-стади, посвященном украинскому телевизионному и сетевому юмору мы читаем: «контрпропаганда», «противостояние российским информационным атакам» [с. 122]. Строго научный подход требовал бы анализа формирования двух различных картин мира — посредством российских и украинских СМИ. А стигматизация, с одной стороны, и благоприятствование, с другой, превращает строго научный анализ в политизированный. Вторая проблема, пожалуй, более основательна. Авторы убеждены, что телевизионный юмор, в котором представлены шутки, связанные с политической повесткой дня, призван «влиять на систему взглядов и даже на поведение индивидов и групп» [с. 7]. Это звучит недостаточно обоснованно. Можно предположить другое: в юморе не формулируются самостоятельные смыслы и значения, он — лишь некоторая смысловая игра с тем, что аудитории уже известно из текущей новостной и политической повестки; некоторое упрощение избытка не до конца отрефлексированных знаний о политике и политическом. Так, например, происходит с зарисовкой в одном из вечерних шоу Первого канала, в которой Барак Обама возвращается домой в нетрезвом виде [c. 59] . Авторы доклада считают, что смех над этим позволяет аудитории «снять стресс, связанный с глубокими личными проблемами» и узнать себя в шутках о западных лидерах. Интерпретация уместна, но дискредитирует ли эта сцена Обаму? Возможно, наоборот, такой юмор делает его «своим» для части российской аудитории? Обложка доклада

Опыт для заимствования

В чем может быть политическая цель публикации данного исследования? Обрывки ответа даны внутри доклада. Авторы опасаются влияния российских телепрограмм на русскоязычную аудиторию, проживающую в других странах. Во-первых, они констатируют, что российские юмористические программы по форме во многом соответствуют западным образцам и могут легко быть восприняты на Западе [с. 151]. Во-вторых, высказывается опасение, что хотя «Первый канал» и полноценно не транслируется вне России, нередко его ретранслируют «местные каналы» [с. 54]. Также «в западных и других странах (например, Израиле и США)» многие русскоязычные спикеры смотрят российское кабельное и интернет-телевидение, и на это нужно реагировать. Ведь по логике StratCom юмористические программы не только соответствуют российскому официальному политическому дискурсу (с чем спорить трудно), но и дополняют его «основные концепты дополнительными элементами, не включенными в официальную риторику» [с. 76]. Это, повторим, довольно сомнительно. Где, например, эти элементы в насмешке по поводу внешней привлекательности немецкого канцлера? [с. 64] — неясно. Наконец, довольно интересны рекомендации данного доклада, выполненного по заказу Министерства обороны Латвии [c. 156]: «попытайтесь определить, в чем заключается разделяемое аудиторией знание по поводу прошлого и настоящего» «оцените, каковы знания общества о «низкой» и «высокой» культуре», «пытайтесь использовать формы, поддерживающие чувство принадлежности — «мы», «все мы», «наш»». Эти и другие компоненты как раз и были обнаружены при анализе российского телевизионного юмора. Стало быть, с той точки зрения, которую описывает StratCom, его следует считать успешным и именно поэтому он стал предметом рассмотрения. Это неудивительно, так как основными активностями расположенного в Латвии StratCom («Центр передового опыта НАТО в области стратегической коммуникации» - рус.) является «исследование того, как НАТО и его члены могут противостоять враждебному влиянию», а также «исследование информационных кампаний России в странах Северной Европы и Балтии». В самой Латвии после полугодового запрета возобновил вещание телеканал «РТР-планета». Появляются сообщения о том, что российские телеканалы (и развлекательные программы, как довольно рейтинговый сегмент) увеличивают популярность среди латышей. На этом фоне озабоченность вполне понятна. Касается она, очевидно, и Украины, ведь, сопоставляя российские и украинские кейс-стади доклада, даже читатель из стран НАТО наверняка удостоверился бы в меньших технических и идейных возможностях украинской юмористической индустрии. Наконец, еще раз следует обратить внимание на то, что посыл о воздействии юмора, о том, что он несет дополнительные смыслы, навязывающие аудитории определенную картину мира, изначально спорен и без исследования эффекта воздействия на аудиторию неубедителен. При том, что теоретическая часть доклада — бесспорный вклад в недостаточно разработанную область исследований юмора, его нарочитая политическая ангажированность делает его вполне заслуженным объектом насмешки со стороны своего объекта — российских комиков. [1] StratCom laughs. In search of analytical framework — NATO Strategic Communications Centre of Excellence, 2017. [2] Kuipers G. Sociology of humour // The primer of humour research (V. Raskin Ed.). - Berlin/ New York, 2008. [3] Bain A. The emotions and the will. — 3^rdedn. London: Longmans, Green and Co, 1899.