Европейская безопасность и российский ракетный вопрос

Автор: Юрий Надточей, К.ист.наук, доцент кафедры международных отношений и дипломатии Московского гуманитарного университета

 

Рубеж 2013-2014 годов был ознаменован очередным витком публичной дискуссии вокруг якобы реализуемых Российской Федерацией программ по разработке и развертыванию новых и существующих классов нестратегического ракетного оружия. Этому способствовала непроверенная информация, распространяемая некоторыми европейскими и американскими СМИ.

 

Дальнейшее развитие российский «ракетный вопрос» получил в начале февраля 2014 года уже в официальных заявлениях высокопоставленных дипломатов стран НАТО, использовавших для озвучивания своих позиции, в том числе, такую известную площадку для международного диалога, как Мюнхенская конференция по европейской безопасности. 

 

Прозвучавшие с ее трибун комментарии на данную тему в очередной раз продемонстрировали, что отголоски так называемой проблемы «евроракет» даже спустя четверть века после подписания ряда важных документов в области разоружения, включая Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД), еще способны напоминать о себе и в XXI веке.

 

Нарастание конфликтности в отношениях между Россией и Западом, в том числе в связи эскалацией напряженности вокруг Украины, стали свидетельством того факта, что механизмы разоружения и контроля над вооружениями постепенно теряют характер «всепогодности» и становятся все более зависимыми от крайне нестабильного общего климата отношений России с западными странами.

К истории вопроса

В истории советско-американских, а затем российско-американских отношений в области ракетно-ядерного разоружения Договор РСМД сыграл особую роль. Став первым в истории документом, предусматривавшим «нулевой вариант» решения проблемы РСМД, он заложил основы для дальнейших двусторонних инициатив в области сокращения как стратегических (СНВ-1), так и обычных вооружений (ДОВСЕ).

 

AP / Александр Земляниченко

Михаил Горбачев и Рональд Рейган в Вашингтоне, 8 декабря 1987 г.

 

Несмотря на свою неоднозначность – Договор предусматривал обязательства по полной ликвидации ракет средней и меньшей дальности только со стороны СССР и США – документ сыграл важнейшую роль в деэскалации напряженности в Европе в период конца 1980-х – начала 2000-х годов. Будучи двусторонним соглашением, он фактически создал определенную «культуру нераспространения» ракет целого класса почти на всем европейском континенте. От ракет подобного класса отказались в одностороннем порядке и страны-члены НАТО, включая новых членов альянса из состава стран Центральной и Восточной Европы, а также три республики бывшего СССР (Украина, Беларусь и Казахстан), подтвердивших готовность к выполнению положений Договора уже в качестве независимых государств.

 

Дальнейшие шаги властей РФ и США, предпринимаемые ими на протяжении первого десятилетия 2000-х годов и направленные на придание Договору характера многостороннего соглашения, не увенчались успехом. Однако обе стороны, несмотря на определенную дискриминационность Договора, неоднократно подтверждали свою приверженность ему, выражая надежду на решение проблемы универсализации документа в будущем.

 

Вместе с тем, анализируя проблему РСМД в контексте российско-американских или еще шире – российско-западных отношений в конце XX-первом десятилетии XXI века, невозможно не отметить зависимость ракетного вопроса не только от целого ряда смежных с ним проблем сокращения вооружений, контроля над ним, повышением мер доверия, но и от общего характера взаимодействия между Москвой и ее партнерами в Европе и Северной Америке.

 

Жизнеспособность сложившего режима РСМД зависела в частности от дальнейшего прогресса в переговорах по СНВ, поиска путей решения проблемы тактического ядерного оружия, и, что самое главное, – возможности достижения между Кремлем и Белым Домом компромисса по вопросу об элементах американской системы ПРО в Европе.

 

Ни один из вышеперечисленных вопросов, за исключением нового договора по стратегическим наступательным вооружениям, решен не был. Более того, само подписание Пражского договора СНВ в 2010 году, во многом символизировавшем так называемую политику «перезагрузки» российско-американских отношений, стало возможным только по итогам смены в США президентской администрации и отрезвляющего эффекта «пятидневной» российско-грузинской войны, которая едва не поставила Москву и Вашингтон на грань открытого конфликта.

Проблема инспекционного вакуума

До этого же момента мировое сообщество было свидетелем провального, с точки зрения многих экспертов, процесса разоружения первого десятилетия нового века. И если двусторонние российско-американские режимы контроля над стратегическими вооружениями (СНВ-1) в этот период все еще продолжали действовать, – проводились контрольные инспекции, выполнялись технические работы по уничтожению боезарядов и средств доставки, – то в области РСМД образовался опасный вакуум. С 2003 года прекратила работу Совместная контрольная комиссия (СКК), организованная для обеспечения выполнения условий Договора, а созданные в соответствии с ним же Центры уменьшения ядерной опасности (ЦУЯО) (в Москве и Вашингтоне) в значительной мере переориентировались на выполнение контрольных функций в рамках других международных соглашений.

 

Были прекращены и взаимные инспекции на промышленных предприятиях, способных производить ракеты средней и меньшей дальности.

 

Фактически выполнив условия Договора РСМД еще на рубеже 1980-х– начала 1990-х годов, Москва и Вашингтон превратили его в «спящий» документ, как бы рассчитывая на то, что его условия будут выполняться по умолчанию и «под честное слово», т.е. без проведения дальнейшей проверочно-инспекционной работы. Практика, однако, показала ущербность подобной позиции.

 

Негласное «выведение» Договора за рамки процесса укрепления мер доверия в военной области, превращало регулируемую им сферу разоружения в некую «темную территорию», создавало условия для взаимных упреков стран-участниц соглашения в нарушении его положений. Эти упреки, периодически звучавшие из уст ряда официальных лиц по обе стороны Атлантики, активно подхватывала пресса, пытавшаяся развить тему возобновления российско-американской гонки вооружений.

 

Ситуация усугублялась и обозначившимся во второй половине 2000-х годов кризисом режима контроля над обычными вооружениями в рамках ДОВСЕ, который после “второй волны” расширения НАТО на Восток, вызывал у российской стороны все больше нареканий. Генштаб РФ неоднократно указывал на возникшую асимметрию в области обычных (в первую очередь высокоточных) вооружений между альянсом и Россией, причем не в пользу последней.

 

Для решения этой проблемы высказывались мнения о необходимости усиления роли в войсках оперативных и оперативно-тактических ракетных систем малой дальности (до 500 км.), тем более, что последние, как выяснилось в ходе конфликтов на Кавказе (Чечня, Грузия) доказали свою эффективность. К тому же повышенная геополитическая нестабильность на южных рубежах России, наличие у многих из ее соседей ракет средней и меньшей дальности, стали дополнительным аргументом в пользу пересмотра Договора, хотя бы исходя из соображений сдерживания гипотетической агрессии.

 

dic.academic.ru

Ракета 9М714 комплекса 9К714 «Ока»

 

Ловушки Договора

Здесь тем не менее скрывается еще один недостаток Договора, который характерен для многих соглашений в области разоружения – сложность классификации вооружений и военной техники, подпадающих под их действие. Она весьма условна и выражает скорее закрепленную в договоре волю сторон, согласованный «нормативно-юридический», а отнюдь не строго «научно-технический» подход к подобной классификации. Можно отметить, что, несмотря на довольно четко установленные положениями Договора расстояния дальности полета крылатых и баллистических ракет среднего (от 1000 до 5500 км) и меньшего (от 500 до 1000 км) радиуса действия, эти рамки все же больше являются результатом субъективной оценки договаривающихся сторон, а не объективными возможностями ракетной техники.

 

В целом же развитие современных ракетных средств доставки оружия, позволяет изменять их тактико-технические характеристики, вносить определенные конструктивные особенности в однотипные комплексы и системы. Тот же оперативно-тактический комплекс «Искандер» при оснащении его ракетами Р-500 способен производить их запуски на дальность свыше 500 км. Тем более что сам комплекс создавался взамен ликвидированных по Договору систем «Ока» и предназначался для выполнения аналогичных боевых задач. 

 

Договорно-правовая «натянутость» попыток разграничения стратегического и нестратегического ракетного оружия наблюдалась, в том числе, во время переговорного процесса по РСМД. Достаточно вспомнить, что размещённые в Западной Европе американские ракеты «Першинг», относящиеся по классификации Договора именно к ракетам средней дальности, по факту являлись стратегическим оружием, так как могли поражать европейскую часть территории СССР. В то же время советские ракеты СС-20 «Пионер» аналогичного класса не обладали такой возможностью в отношении территории США и потому могли считаться только нестратегическими. 

 

kapyar.ru

БРСД "Першинг-2"

 

Немаловажной деталью является и то, что отдельные части и компоненты ракет могут быть взаимозаменяемыми при производстве средств доставки разной дальности полета. Так, первая ступень ракеты средней дальности «Пионер» и вторая ступень ракеты большой дальности «Тополь», по мнению специалистов, являются практически идентичными.

 

Это обстоятельство служит дополнительным раздражителем для американской стороны, инспекторы которой, в соответствии с новым договором по СНВ от 2010 года, отныне не могут постоянно присутствовать на Воткинском машиностроительном заводе, ранее производившим «Пионеры».

ПРО США как проблема РСМД

Однако основные факторы, осложняющие российско-американские отношения по Договору РСМД, простираются за пределы контрольно-инспекционных мероприятий. Они связаны с конкретными военно-оборонительными и военно-наступательными планами обеих сторон, ставящими под вопрос будущее самого Договора.

 

Для России, в частности, предметом особой озабоченности, как известно, являются планы США по развертыванию системы европейской ПРО. Вызывает опасения и пока еще находящаяся в стадии исследований, но весьма перспективная с военной точки зрения американская концепция «глобального молниеносного удара».

 

Дополнительными обстоятельствами, обостряющими проблему Договора РСМД, стало отсутствие прогресса в решении вопроса о тактическом ядерном оружии в Европе, равно как и перспектив в деле придания процессу ядерного разоружения подлинно многостороннего характера, с подключением других (в том числе натовских) ядерных держав.

 

Накладываясь друг на друга и образуя своего рода эффект мультипликатора, эти факторы реабилитировали российские военные планы ракетно-ядерного сдерживания вероятного противника не только на глобальном, но и на региональном уровне.

 

В этом отношении концепция применения ракетного оружия ограниченного радиуса действия (даже в неядерном оснащении) имеет для российских ВС особое значение. Она не только обеспечивает защитные функции, но и допускает возможность нанесения упреждающих ударов по вероятному противнику, что вызывает объяснимое беспокойство ряда европейских членов НАТО.

 

Представляется, что меры, способные стабилизировать ситуацию в вопросе об РСМД, тем не менее, не исчерпаны. Однако их эффективность зависит от их реалистичности. Необходимо учитывать, что завышенные ожидания от заключаемых договоренностей способны привести к не менее масштабным разочарованиям от невозможности их достичь.

 

Представляется, что наиболее рациональными мерами по решению ракетного вопроса в Европе могли бы стать в первую очередь меры по укреплению доверия между странами-участницами договора:

 

1)    Возобновление контрольно-инспекционной деятельности в рамках СКК РСМД;

 

2)     Совершенствование мониторинга режима РСМД в рамках ЦУЯО, возможное создание подобных центров в других странах;

 

3)    Создание специальной рабочей группы по РСМД в рамках Совета Россия-НАТО, деятельность которой позволит подключить к процессу укрепления режима РСМД другие страны-члены НАТО, не являющиеся участницами договора.

 

4)    Дальнейшее совершенствование международного кодекса о ракетном поведении и режима контроля за ракетными технологиями (РКРТ).

 

Подобные меры не являются исчерпывающими, однако позволяют плавно совершенствовать режим РСМД путем отказа от мало реалистичных инициатив по приданию Договору многостороннего характера.

 

В современных условиях странам-участницам договора и их партнерам необходимо сместить акценты на внедоговорные, по сути функциональные, меры косвенного контроля над ракетами средней и меньшей дальности.

 

***

Возможный демонтаж режима РСМД хотя и не в состоянии стать самодовлеющем фактором нового витка ракетно-ядерной гонки в Европе, однако вполне способен сыграть роль своеобразного спускового механизма милитаризация многих невоенных проблем, особенно в Центральной и Восточной части континента.

 

В этой связи можно отметить, что взаимные упреки Москвы и Вашингтона относительно соблюдения условий Договора отнюдь не задают тональность кризисным тенденциям в американо-российских или российско-натовских отношениях. Скорее подобные обвинения отражают более глубокие различия между российским и западным подходами к невоенным проблемам европейской и международной безопасности.

 

К сожалению, «заложниками» этих диаметрально противоположных подходов все чаще становятся именно существующие режимы контроля над вооружениями, деятельность которых в принципе должна быть максимально деполитизированной. Ведь подобные режимы – это то, что скрепляет государства с разными политическими системами, создает позитивную взаимозависимость между ними.

 

Деятельность международных режимов контроля не всегда сводится к разоружению как таковому – это крайне сложный и долгосрочный процесс. Гораздо важнее то, что они создают необходимые каналы коммуникации, позволяющие конфликтующим сторонам даже в самых сложных ситуациях не прерывать военный диалог. Именно режимы контроля дают возможность государствам своевременно информировать друг друга о взаимных намерениях, создавать возможности для обоюдного контроля над потенциалами, препятствовать развитию «слепоты» в сфере военных приготовлений.   

 

Как показывает история всего XX века, именно подобная политическая близорукость лидеров великих держав, основанная на их ложном видении намерений оппонентов, чаще всего приводила мировое сообщество к самым тяжелым для него последствиям.