Пакистан, Индия, Бангладеш: проекция 60. Плюс – Китай

Индийская операция «возмездия», проводившаяся в Дели 7–10 мая и фактически не завершённая до сих пор, получила название Sindoor . Для тех, кто знаком с культурой Индии, это слово хорошо известно: оно обозначает красную киноварь, имеющую религиозное значение. Её наносят точкой на лоб и полосой по пробору волос как символ замужества женщины. Отсылка к красному цвету порошка тоже ясна — «кровь за кровь». Это не самый гуманный вариант для современного мира, но он допустим в Южной Азии.

Источник: Unsplash

Однако в английском названии скрывается ещё один смысл: sin door — «дверь греха». Было ли это намёком на попытку «закрыть южноазиатский ислам», который, согласно современным индийским теориям, рассматривается как один из колонизирующих факторов, — достоверно неизвестно. Во всяком случае, правительство Нарендры Моди регулярно предпринимает попытки деисламизации страны, хотя формально сохраняет видимость наличия лояльных государству, но не слишком религиозных мусульманских общин для поддержания дипломатических и экономических связей с исламскими странами.

В российской востоковедческой практике принято считать аксиомой, что именно индостанские мусульмане во главе с Джинной разрушили единое антиколониальное движение и требовали раздела страны по религиозному признаку. При этом практически никогда не упоминается тот факт, что сопротивление британской колонизации в большей степени оказывала именно мусульманская часть населения, и именно она пострадала больше всего от репрессий британской администрации. Изначально в национальном освободительном движении никакого деления по религиозному признаку не существовало: Джинна и Ганди были друзьями. Ситуация начала меняться, когда британская администрация, следуя политике «разделяй и властвуй», стала противопоставлять политиков-мусульман и политиков-индуистов, проявляя в целом большее благорасположение к последним. Больше всего от этого пострадали сикхи: помня о Ранджите Сингхе и его империи, британцы опасались усиления хальсы и даже допустили раздел Пенджаба так, чтобы часть сикхских святынь осталась на территории Пакистана. Таким образом, современный индо-мусульманский конфликт можно считать «бомбой замедленного действия», заложенной около ста лет назад. Однако особая активизация произошла шестьдесят лет назад — в 1965 году. Именно этот год, а также последовавший за ним 1971, можно считать бифуркационными точками, определившими дальнейшее развитие отношений между Пакистаном, Индией и Бангладеш.

Если говорить тезисно, то изначальное деление Британской Индии на Индию и два крыла Пакистана: Западное и Восточное было не выгодно никому, кроме Великобритании, отчаянно тормозившей развитие бывшей колонии. Для Пакистана остро вставали вопросы логистики, экономических и политических связей, культур, языка и др. Индия же фактически оказалась в тисках между двумя частями одной «не дружественной» страны, и будучи ограниченной с севера горами, фактически могла вести развитие только морской логистики, постоянно опасаясь за неприкосновенность своих границ. И если борьба «За Кашмир» потенциально даёт Индии выход в Центральную Азию и перекрывает коридор Китаю, то Восточный Пакистан (ныне Бангладеш) открывал доступ в Юго-Восточную Азию и некоторые дополнительные перспективы. При успехе на обоих направлениях, Индия выходила из «пакистанского окружения».

Индо-пакистанская война 1965 года в реальности не выявила победителя: хотя и Дели, и Исламабад заявили о победе; и была урегулирована ООН, а затем Москвой, оставив в статусе кво доступ Индии в Центральную Азию (в то время — фактически прямой коридор в дружественный СССР). События 1971 года были отыграны Дели к абсолютной своей выгоде. В результате прямого индийского вмешательства в середине декабря 1971 года на карте мира появилась новая страна — Бангладеш. Которая, несмотря на государственную религию ислам, политически являлась дружественным Индии государством вплоть до августа 2024. Отношения между всеми тремя странами были нормализованы после подписания Симлского соглашения 1972 года, однако проблемы глубинного конфликта и противостояния в Южной Азии оно не решало.

Собственно, не только доступ в Юго-Восточную Азию решал для Индии лояльный Бангладеш. Укрепились внутрииндийские связи с Северо-Восточными штатами, самым восточным регионом страны, который до этого связывался с остальной территорией узким перешейком Сиккима. Собственно говоря, принадлежность их Индии до сих пор стоит под вопросом: на часть территорий претендует Китай, на часть — Мьянма. Собственно говоря, если бы в своё время британцы отдали территории Сиккима Пакистану, лишив Индию доступа на северо-восток, то их бы ждала участь Бангладеш гораздо ранее 1971 года, т.к. большая часть населения региона религиозно, культурно и по языку отношения к «большой Индии» не имеет. Собственно, выделение лояльного Дели Бангладеш позволило проводить политику индуизации и санскритизации в регионе.

Есть и ещё одно, весьма элегантное мнение. Конечно, на переломе 60-х и 70-х вряд ли кто-то занимался подобными экономическими расчётами и прогнозированием, но «новая критическая реальность» к настоящему времени совпала удивительно точно. И речь в данном случае не о территории, а о населении. По переписи 1972 года население Пакистана составляло 64,9 млн чел., по переписи 1974 года население Бангладеш составляло 71,3 млн чел., т.е. на год конфликта общее население Западного и Восточного Пакистана было около 130 млн человек. Индия в это же время уже могла похвастаться населением численностью около 550 млн человек. Однако динамика была такова, что рост населения в Пакистане уже превышал таковой в Индии, особенно — в индуистских семьях, и суммарное население обеих частей Пакистана в обозримой перспективе могло приблизиться к Индии. И Дели вполне мог опасаться демографического давления (по сравнению с Индией, территории Пакистана и Бангладеш достаточно малы), которое повлекло бы за собой, в том числе — смену ведущей религии страны и её внешнеполитического курса. Кроме того, лояльный Дели Бангладеш лишал Пакистан половины рабочих рук, которые вполне могли двигать экономику вперёд. Теперь посмотрим на ситуацию в наши дни. Численность населения Индии около 1,5 млрд, Пакистана — порядка 250 млн, Бангладеш — 175 млн человек. Иначе — соотношение в 1971 году было 4,2 : 1, в настоящее время 3,5 : 1. Сдвиг заметен. Кроме того, объединённые Пакистан и Бангладеш автоматически занимают третью строчку по численности населения после Индии и Китая, превышая численность населения США почти на 100 млн человек. А это — не только крупный рынок рабочих рук, но и огромный рынок сбыта. При том, что страны пришли к данному уровню по отдельности. История не знает сослагательного наклонения, но при сохранении единства Восточного и Западного Пакистана в 1971 году, современный Пакистан вполне мог составлять Индии реальную конкуренцию, будучи в числе ведущих экономических и политических держав.

Тем не менее, август 2024 года обернулся для Дели страшной потерей. Коалиция Авами лиг, проиндийская партия и её лидер премьер-министр страны Шейх Хасина Вазед были отстранены от власти. Новое правительство страны взяло курс на укрепление отношений с Пакистаном, впервые с 1971 года. И будь курс более торговый и экономический, правительство Моди смогло бы пережить потерю — инструменты лояльности Бангладеш ещё оставались. Однако в экономически нестабильном Пакистане, не имеющем больших ресурсов в гражданских областях экономики, сделали упор на традиционно сильное направление внешней политики — военное сотрудничество. Дели вновь почувствовал себя в тисках между «Пакистанами», хотя ситуация в настоящее время совсем иная, но, видимо, роль сыграла историческая память, и инстинктивно начал защищаться. «Провал» на Востоке обернулся накаливанием ситуации на Западе, в традиционном для сведения счётов Кашмире. Дополнительную роль сыграло и «нависание с севера» Китая, который в том числе играет вопросами доступа Индии к водам Брахмапутры. Стоит отметить, что несмотря на саммит БРИКС в Казани, когда казалось, что лидеры Индии и Китая достигли некоего паритета, улучшив дипломатическое и экономическое сотрудничество, полной нормализации отношений не произошло. Более того, для Дели это несколько вынужденная ситуация, т.е. он в настоящий момент ощущает себя неготовым к открытому противостоянию с Пекином. Даже в кашмирское обострение 7–10 мая индийские ракеты и дроны не были направлены на экономические объекты Китая в Пакистане, в том числе находящиеся на спорных территориях или вблизи границы.

Вполне вероятно, что индийско-пакистанское будущее в ближайшее время будет зависеть не только от крупных и влиятельных стран мира, или же того альянса Турции, Азербайджана и стран Центральной Азии, который в настоящий момент пытается собрать Пакистан, а ещё и от потенциальной коалиции Пакистан—Бангладеш—Китай и устойчивости нового правительства в самой Дакке. Кроме того, важным оказывается и личность лидеров — большинство из них весьма немолоды, а трансфер власти в настоящий момент готовится только в Пакистане — и на руку оппонентам может сыграть резкая смена власти у соседей, пока новый лидер не успел подобрать все нити и ключи управления. Кто будет первым — этого нам знать не дано.

Так или иначе, в Южной Азии ещё долго не будет мира. Даже в связи с тем, что участвующие страны прекрасно осознают опасность военных действий для не самых уверенных экономик и социумов, отказаться от модели силового решения вопроса нереально. А окончится ли очередной виток напряжения разделением Пакистана на провинции, или, к примеру, отделением индийского дравидского юга или северо-восточной «группы С» — предсказать сложно. Кардинально повлиять на ситуацию в Южной Азии скорее всего может только включение Индии в Совет Безопасности ООН на правах постоянного члена (в том числе — с правом вето), тогда однозначно чаша весов в любых южноазиатских вопросах склонится в сторону Дели. Но и противостояния двух территориальных и человеческих гигантов: Индии и Китая в результате этого будет не избежать. Передел мира явно имеет тенденцию к продолжению.