Хорошо темперированный Армагеддон: где искать надежду

Как пишет Шэнь Янь, профессор университета Циндао, китайцы стали вдвое больше проводить время онлайн. По данным за июнь 2019 г., в среднем они находились в сети четыре часа в день. В феврале, на пике эпидемии коронавируса, эта цифра увеличилась до восьми часов. В новейшей истории зафиксирована важная веха: человек в среднем стал проводить в виртуальном мире такое же количество времени, какое и в реальном (включая время на сон). Профессор Шень Янь ранее предполагал, что для подобных изменений потребуется год, но течение времени резко ускорилось.

Таким образом, счет в соревнованиях «реальность vs виртуальность» — 1:1. Но это только на первый взгляд. Само понятие «виртуальная реальность» заводит не туда, ибо «виртуал» — это не «материя».

«Виртуал» — это эрзац сознания, или, скорее, подсознания, этакий оцифрованный страшный сон дедушки Фрейда. Поэтому счет матча объединенной команды подсознания (сон) и эрзац-сознания («виртуал») с «командой реальности» становится 2:1, а это означает, что человек после коронавируса живет по большей части уже не в этом мире.

Такой квантовый скачок, который еще предстоит осознать, является предвестником других фундаментальных изменений. Все они происходят очень быстро. Еще недавно можно было говорить о технологической сингулярности, под которой подразумевался некий приближающийся момент превосходства машины над человеком, то теперь гораздо реальнее выглядит приход социальной сингулярности.

Мир подошел к рубежу 2020 года с весьма ослабленным иммунитетом. Показателем здоровья организма служит этика и мораль, но они сегодня признаны относительными и служат тому, кто больше заплатит. Наука и философия подошли к рубежу десятилетий фрагментированными и потерявшими связь с реальностью. Искусство стало банальностью. Политика, кажется, окончательно перешла в ведение «департамента цирка». Власть имущие не сделали должных выводов из экономических кризисов 1997–1998 гг., 2000 г., 2008 г. и последующих годов, под ковер заметались проблемные явления в социуме, науке, международных делах. Именно поэтому вирус послужил и служит катализатором обрушения старых институтов повсюду.

Всё поменять, чтобы всё осталось по-старому

Можем ли мы уже сегодня набросать какой-то эскиз нового мира? Вполне возможно, что и через год мы все еще будем сидеть в самоизоляции. Скорее всего, рисунок не выйдет даже схематическим, но мы можем показать некоторые тренды, которые могут сыграть свою роль в прохождении той точки бифуркации, которая будет отделять две совершенно разных эпохи.

Итальянский писатель Томмазо де Лампедуза описывал похожее состояние точки бифуркации (которое, впрочем, не завершилось ничем). Его роман «Леопард» рассказывает о сицилийском князе Фабрицио, который привык распоряжаться судьбами своих крестьян. Война за независимость под руководством Гарибальди ставит под вопрос власть семьи, но тут сын князя присоединяется к повстанцам. «Если мы хотим, чтобы всё осталось по-старому, нужно всё поменять», — говорит сын. Стоит заменить короля неаполитанского королем пьемонтским, считает он: тогда народ будет считать себя победившим, но для элиты все останется по-старому.

Именно так поступает и сегодняшняя элита, когда использует новые технологии для сохранения своих привилегий и власти. Билл Гейтс может носить джинсы и встать в очередь за «Биг Маком», но это не сделает его человеком из народа. У него свои интересы, их он и будет до последнего отстаивать. А интересы технократической элиты и стоящих за ними финансистов заключаются прежде всего в том, чтобы узаконить свой контроль над новой территорией.

Эта территория — мы, люди, наш опыт, наше поведение, которое они превратили в ресурс, при помощи систем искусственного интеллекта, упаковывают его в продукт и делают на нем фантастические деньги. Посмотрите на капитализацию компаний FAGMA — Facebook, Amazon, Google, Microsoft, Apple — которые через безальтернативность своих услуг контролируют сегодня значительную часть экономики мира (Китай при этом — отдельная история, но и там есть своя FAGMA). Мир платит им ренту просто за доступ в систему, вне которой не выжить. До эпидемии были попытки как-то ограничить их вторжение внутрь человека, ведь они нарушают и конституционные права — свободу слова, право на неприкосновенность личности и жилища.

Источник: unsplash|@enginakyurt

Но коронавирус и сопутствующие ему информационные вирусы, запугивающие население и нагнетающие панику, все изменили. Людям предложили ложный выбор между свободой и жизнью, и власти по умолчанию решили, что люди выбрали жизнь. В их представлении это дало им право на такие ограничения прав и свобод, которые еще совсем недавно казались немыслимыми.

Вперед, к умной деревне

Есть точка зрения, что пандемия приведет к возвращению чуть ли не традиционных ценностей. Наднациональные институты типа ЕС, ООН, разнообразные форумы оказались неспособными бороться с вирусом, зато со всей силой отреагировали национальные государства. Возникла странная иллюзия, что границы между странами и блокпосты на дорогах — лучшее средство против вируса. В момент оказались не слишком нужны такие профессии, как футболист, тамада или тревел-блогер, зато доктора и медсестры оказались остро востребованными. Значит ли это, что закончится пандемия, и мир откатится в XX век или в более далекое прошлое?

Я думаю, нет. Национальные государства пережили свои 15 минут славы, но на них же будет лежать ответственность за надвигающуюся экономическую катастрофу. Возможно, национальные государства могли бы выжить, а некоторые и развиваться, закрыв вместе с границами и рынки, но для этого потребуется полная перезагрузка национальных институтов. Решится ли на это даже самый отчаянный популист, выросший в эпоху торжествующей глобализации и MMT (Modern Monetary Theory)?

Кроме того, события развиваются стремительно, и в экономической войне последнего времени, скорее всего, будет победитель, который продиктует побежденным свои условия. Ведь мировая экономика устроена так, что победитель получает всё, и даже сколь угодно суверенную нефть нужно куда-то качать.

Победитель попробует усилить свои позиции с помощью наднациональных структур. Если этим победителем будут Соединенные Штаты, то они заставят побежденных платить за свои победы, усилив военные базы и создав новые возможности управления и контроля по всему миру. Если же в схватке выиграет Китай, то его гегемония будет не столь жесткой, но, возможно, еще более эффективной. Быстрее по всему миру появятся вышки 5G, меньше будет проблем с распространением системы социального рейтинга.

Успех в борьбе с эпидемией в Китае можно объяснить и тем, что вся страна немедленно пришла на помощь наиболее пострадавшей провинции Хубей. Население провинции составляет 60 млн человек, и все эти люди во время карантина и полной остановки всех производств бесперебойно снабжались за счет остальных провинций. Работа умело и четко координировалась единым центром, в разных провинциях страны применялись разные подходы. Западный финансовый капитализм, по большей части свободный от госрегулирования, показал полное отсутствие солидарности, оказался неспособен сделать что-либо полезное для остановки эпидемии, и сам быстро запросил о поддержке. На личном уровне есть исключения, которые лишь подтверждают правило.

В пользу того, что победит Китай, говорит не только его все более очевидное технологическое преимущество, но и лучшая способность планировать, накапливать и распределять силы. Только один факт: Илон Маск передал в дар Калифорнии больше тысячи аппаратов искусственного дыхания, которые закупил в Китае.

Нью-йоркская биржа позволяет спекулянтам хорошо навариваться на движениях активов, но она оказалась не лучшим инструментом для создания адекватной системы здравоохранения. Финансовый капитализм никогда не был воплощением высокой морали, но сегодня это железная пушка, сорвавшаяся с привязи на корабле во время шторма. Она может сокрушить все вокруг, и тогда весь корабль потонет. Решения об остановке промышленности принимаются без какого-либо плана или координации, каждый здесь сам за себя, и понятно, что итогом может быть экономическая катастрофа мирового масштаба. Как 1920-е гг. завершились биржевым крахом в Нью-Йорке, так и сегодня потребительское общество приказало долго жить без всякого «плана Б».

Вот в этот момент стрелки и будут переведены с системы финансового капитализма на «националистов», пытающихся управлять тем, что останется от национальных экономик. Обвиняя их в неумении решать проблемы, вряд ли вспомнят о том, что Федеральный резерв включил на полную мощность печатный станок, перекладывая проблемы США на другие страны.

Вот и философ Юваль Харари бичует национальную ограниченность, хотя и признает, что эпидемия приобрела столь трагический поворот именно благодаря неэффективности надгосударственных структур. Но вывод он делает такой: структуры эти нужно не упразднять, а усиливать, расширяя их права и передавая под их управление сферы жизни, которым пока удалось избегать прямого и неприкрытого вмешательства. Речь идет о частной жизни и даже о внутреннем мире человека, необходимость контроля над которыми будет оправдываться, например, стремлением предотвратить новые эпидемии. Первое время с этим тезисом будут спорить, но затем элиты, которые связаны друг с другом и которым международные связи очень выгодны, начнут искать пути сближения, тем более что некоторые из этих элит только и могут, что продавать ресурсы на внешний рынок. Риторика риторикой, но какой у них остается выбор? Им останется только лечь под победителя, условия которого будут жесткими.

В итоге новый мир будет в каком-то смысле еще более глобальным, чем прежде. Уже сегодня национальные государства устанавливают контроль над физическим перемещением людей при помощи искусственного интеллекта и систем распознавания (пока лиц, но на подходе также эмоций и мотиваций). Этот процесс пройдет путь от неприятия (все более слабого) до нормализации и закрепления при «возвращении к новой нормальности».

Что будет представлять из себя эта новая нормальность? В каком-то смысле, возвращение в средневековую деревню, где все знали обо всех всё. Но деревня будет умной: знать о каждом будут побольше, вплоть до интимных переживаний, и знать будут не все, а те, кому положено. Тотальная слежка, перейдя в тотальное управление, выйдет из тени: коронавирус узаконил тайные практики крупных корпораций типа Facebook, Google или Amazon, которые последние 15–20 лет не останавливались ни перед чем, чтобы узнать о людях, обо всех и о каждом, больше, чем они знают сами.

Те, кто считают, что после нынешнего кризиса «все будет как при бабушке», ошибаются. Ведь получив искомое, корпорации, ставшие государствами и государства, превратившиеся в корпорации, будут претендовать на новые территории. Они, например, захотят продавать уже не поведенческие, а управленческие продукты — то есть будут продавать управление людьми. Технически системы ИИ затачиваются именно под это.

Бесконтакт

Высшая власть, которая знает всё, будет невидима и скорее всего, не будет иметь человеческого облика, представляя собой гибридную систему искусственного и коллективного человеческого интеллектов под контролем. Хотя кто под чьим контролем здесь будет находиться, сказать уже трудно. Чиновники в «дивном новом мире» — и это тоже показала эпидемия — куда более управляемы, чем массы. Появляются даже версии о том, что они обрушили экономики всех стран, повинуясь приказу искусственного интеллекта. Так это или нет, но факт остается фактом — все они приняли примерно одинаковые решения, бенефициарами которых (причем не только одномоментно, но и на перспективу) служат компании «большой цифры».

Таким образом, система контроля и управления в прекрасном новом «посткоронавирусном мире» будет все более глобальной и всепроникающей. Националистическую риторику как довольно эффективную часть этой системы в первое время сохранят, но по мере роста возможностей киберсистем она станет ненужной, и от национализма откажутся.

Поднимут ли зарплаты врачам и медсестрам-санитарам-фельдшерам, которые, не щадя сил и времени, боролись с эпидемией? Вернут ли профессии медика былой престиж? Вряд ли, ведь технократический подход говорит о том, что лучше врачей заменить киберсистемами, а санитаров — роботами. Во-первых, в будущем бесконтактном мире у машин с самого начала есть преимущество. Человек-врач по своему составу ничем не отличается от человека-больного, а значит, является таким же разносчиком и нарушает принцип бесконтакности. Кроме того, он дорог и ненадежен в обслуживании. Чтобы предотвратить будущие эпидемии (а к ним начнут готовиться сразу после того, как завершится текущая) упор будет сделан на развитие систем с искусственным интеллектом. Уже сегодня в Китае и других странах Восточной Азии резко возрос спрос на сервисных роботов. Эпидемия открывает перед производителями роботов великолепные перспективы. Тренд на замену врачей алгоритмами тоже продолжится, так как впереди новые эпидемии, особенно если экономическая война оруэлловских «Океании и Остазии» затянется.

Повсеместно и в короткое время будет осуществлен переход к неконтактным формам работы и досуга. Человек «третьего модерна» еще сильнее ощутит свое одиночество, от которого он/она спасается сегодня через мобильные устройства. Люди будут меньше верить друг другу, тем более что любой контакт может привести к болезни. В итоге большое распространение получат роботы просто для общения, которые, конечно же, будут шпионить за хозяевами. Семьи и в условиях карантина, и особенно после начнут распадаться — социологию не переломить, а недоверие и одиночество сыграют свою роль. Появятся роботы-супруги, роботы-дети, роботы-родители, которые будут заменять людям семью. Эти роботы внесут вклад в ВВП, при этом они станут частью «экономики слежки» и во многом усугубят проблему отчуждения людей от общества и друг от друга. В итоге ВВП наиболее роботизированных стран вырастет, именно туда потянутся инвестиции.

Неизбежно ли торжество алгоритмократии, в которой, по выражению журналиста Кирилла Мартынова, «реальным политическим субъектом и сувереном становится не "коллективная воля народа" и не персона диктатора, но машина»? Неизбежно ли упразднение просвещения и самого права человека строить концепции и проекты, упразднение права на будущее, не определяемое машиной, права на убежище от всепроникающей слежки и холодного, безжалостного управления? Неизбежна ли жирная точка в истории человеческой свободной воли — этого благороднейшего, по выражению Декарта, дара, который человек отверг? Пусть отверг не он, а те, кто им правит. Но человек допустил это, довел до этого состояния. Наука, искусство, философия, религия —все это, лишенное связи с человеком, становится нерелевантным, лишается смысла. Если те, кто правит, признали тех, кем они правят, тупиковой ветвью эволюции, неспособными принимать ответственные решения, то время и им самим сойти со сцены. Ведь уже сейчас ими управляют алгоритмы, на которые они рады переложить бремя ответственности, а значит — и свободной воли.

Вывихнутое время

Я нарисовал здесь эскиз, который вполне может превратиться в картину маслом. Но неизбежна ли она? На мой взгляд, поверх этого наброска будет нарисован другой. Знаете, как бывает с художниками, когда работа не нравится?

Многие в эти дни вспоминают роман Альбера Камю «Чума» про смертельную болезнь, которая всегда жила где-то рядом и, неожиданно вырвавшись на поверхность, выявила в людях лучшее и худшее, а уходя, обещала вернуться. Камю писал об абсурдности жизни, но без этой абсурдности, без разрыва в цепочке между причиной и следствием, не было бы места для человеческой ответственности, которая только и может соединить узлы «вывихнутого времени», восстановив, таким образом, целостность мира, а значит, и его познаваемость, и его божественность.

Абсурдность появляется каждый раз, когда мы отключаем сознание, и мир вокруг, отпущенный на свободу, сразу приходит в механическое движение, быстро распадаясь в труху. Так происходит и с экономикой, откуда шаг за шагом выводили и вывели человека, заменив его алгоритмами финансового капитализма. Она движется по инерции, гладко, направляемая формулами, пока не натыкается на первое же непредвиденное препятствие, которое может быть черным лебедем или ничтожным образованием с белковой короной. И все летит к чертям, валятся голубые фишки, и никакой суперкомпьютер, никакой правящий миром сверхалгоритм не может унять биржевое цунами.

Так было во вторую мировую войну с европейским фашизмом, тоже появившимся на ровном месте, ни с того ни с сего, в самых культурных странах, среди людей, которые по разным причинам перестали видеть, осознавать себя в мире и мир в себе. Они сошли с ума и стали сначала зарабатывать на чуме, а потом и убивать, как один из героев романа Камю.

В другом своем произведении Камю писал о Сизифе, который только и может, что с бессмысленным упорством вкатывать в гору скатившийся с нее камень. Осознание своего положения позволяет Сизифу принять его и стать выше. Он знает, что задача не имеет решения, но обретает свободу в самой абсурдности ситуации, которую он, и только он, может на некоторое время выправить.

Интересно, что совсем недавно технократы-поклонники Курцвейла, умных автомобилей, умных городов, умных тротуаров и умных стен, говорили о том, что их цель — спасти человеческие жизни, а главное — дать людям бессмертие. И очень скоро, к 2045 году, когда можно будет записать свой мозг на флешку и перезалить его в износостойкое существо. В крайнем случае, жить можно будет лет до двухсот: ведь нанороботы будут чистить кровь от всякой заразы.

Однако теперь те же технократы говорят о том, что старики — это обуза для экономики и для планеты в целом, и для стабилизации экономики нужно от них избавиться. Это говорят те же самые люди, которые обещали бессмертие.

И все же есть ли какой-то свет в конце тоннеля?

Может быть сценарий, когда развитие пойдет совсем по другому пути. Может быть, общество, набив шишки, перестанет следовать технократическим догмам? Чем положительнее будет ответ на этот вопрос, тем менее жесткой будет грядущая социальная сингулярность.

Надеждой служат проявляющиеся уже сегодня знаки того, что человек не в восторге от удобного цифрового рая, в котором его заставляют жить. Дети начинают ненавидеть дистанционное обучение, люди перестают получать удовольствие от театров онлайн, кино онлайн, работы онлайн, чувств, тепла и помощи онлайн. Люди бы устроили революцию прямо сейчас, если бы им сказали, что всё это навсегда.

С начала принудительного социального дистанцирования мы все хотим, наконец, сократить дистанцию. Человечество слишком долго находится в состоянии амнезии и утраты сознания. Только сам человек в состоянии соединить распавшиеся за это время звенья.