Блог Евгения Макарова

Вдохновленные будущим сверхразумом

9 июня 2022
Распечатать

Будущее невозможно предсказать — можно только угадать

Настоящий текст предлагает взглянуть на некоторые аспекты, связанные с оптимистическими (вдохновенными) ожиданиями от неминуемого внедрения систем искусственного интеллекта. Как зародилась данная концепция, что уже сделано и чего можно ожидать от нее завтра. Отдельно рассматриваются вопросы вовлечения человека в мир непрерывного виртуального существования и ожидаемых последствий. Предлагается рассмотреть черты тех иллюзий, что рассматриваются нами как непререкаемая выгода от появления сверхразума. В конце автор приходит к выводам о неминуемой попытке инициирования четвертой волны глобализации на основе структурной экспансии в форме электронной модели реальности.

possessed_photography_jjgxjesmxoy_unsplash.jpg

Источник: Unsplash

Технический прогресс XIX в., по утверждению А. Эйнштейна, вдохновлял людей как принцип неуклонного движения в развитии общества [1]. Наряду с дарвинской теорией о происхождении видов прогресс стал ассоциироваться с перманентным, непрерывным, направленным развитием не только отдельной общности, но и всего человечества.

Вдохновение само по себе не является фактором, приносящим улучшение жизни, но выступает средством эмоционального смягчения для людей, занятых повседневным рутинным трудом в тяжелых условиях, дающим надежду на будущее — яркое и легкое — для их детей и внуков.

На сегодняшний день развитие систем ИИ [2] — это такая же имманентная форма технического прогресса, связанная с вдохновением будущим. Но как тогда техника и наука не смогли справиться с распространением кризиса, так и сейчас развитие информационно-коммуникативных систем и систем ИИ не способствует улучшению обстановки, а лишь форсирует наступление кризиса мирового масштаба, связанного с непреодолимой социальной разрозненностью и неравенством.

Тем не менее будущая неопределенность может быть уравновешена благом от повсеместного применения систем ИИ уровня человека, а также появлением сверхразумных систем [3]. По различным оценкам, это возможно уже в текущем столетии. Проведенные исследования показывают, что системы ИИ достигнут возможностей человека уже в 2040–2050 гг. с вероятностью 50%, но предпочтительно к 2075 г. с вероятностью 90%. Далее системы ИИ, после достижения человеческих возможностей, дойдут до уровня суперинтеллекта в следующие два года с вероятностью 10%, и с вероятностью 75% ИИ выйдет на суперинтеллектуальный уровень в последующие 30 лет. Вероятность плохого или худшего сценария развития ИИ для человечества составляет 31%. В исследовании Центра управления искусственным интеллектом (Center for the Governance of AI), опубликованном 9 января 2019 г., предполагается более желательный сценарий для технооптимистов: существует 54% вероятность того, что высокоуровневый машинный интеллект будет создан к 2028 г., 70% к 2038 г. и 88% к 2068 г. В этот период человечество будет вдохновленно ждать появление позитивно настроенного к человеку сверхразума для решения последствий его деятельности (война, голод, техногенные катастрофы, угрозы экологии и т.д.).

Среди населения Северной Америки 41% поддерживает или очень поддерживает разработку ИИ, и 22% выступает против. В России отношение к ИИ еще более позитивное: 48% респондентов «выразили интерес, восхищение, воодушевление и доверие технологии», и 12% продемонстрировали свое негативное отношение. Если добавить 7% респондентов, испытывающих смешанные чувства (итого 19%), то картина в США и России в целом схожа. И только большинство граждан ЕС (61%) ожидают большого позитива от технологий ИИ в ближайшие 20 лет. В Китае инициативы по ИИ входят в сферу национальных интересов (например, инициатива «Интернет плюс» [4]) и находятся непосредственно под контролем КПК, а значит, и китайский народ относится к этим инициативам соответствующим образом.

Откуда столь положительное отношение к сфере, в которой полноценно разбираются лишь узкие технические специалисты? Почему люди готовы делегировать полноту принятия решений, свои жизни тому, чего они не знают и не понимают? Возможно, повсеместное внедрение систем ИИ суть не прогресс технических средств и отношений, а приближение нового технического уклада для организации и захвата новых доминирующих позиций, но не в привычном пространстве социальных позиций и диспозиций, а в социальной ткани человеческого сообщества — интервенция в когнитивное и смысловое пространство социального бытия. Сомнению подвергаются морально-этические, лингвистические, культурные, правовые, исторические и даже биологические (физиологические) основания социальных отношений.

История вдохновленности

Интересно, что история развития ИИ — это сама по себе история вдохновения и разочарования. Летом 1956 г. прошла первая конференция по ИИ — Дартмутский семинар, проспонсированный Фондом Рокфеллера, хотя семинары по проблемам управления сложными системами начали регулярно проводится с 1942 г. в рамках междисциплинарных собраний в Нью-Йорке (конференция Мэйси) [5].

Развитие исследований по проблематике ИИ можно разбить на несколько этапов:

I этап 1960–1970 гг. — бурное развитие, новые идеи и модели. Окончился, так как алгоритмы работали методом перебора, не хватало мощности для вычислений (комбинаторный взрыв) и из-за ряда других проблем (неудовлетворительные методы обработки неопределенностей, использование нечетких и произвольных символических записей, скудость данных).

II этап в начале 1980-х гг. в Японии — создание ПК пятого поколения и многочисленных экспертных систем, однако они оказались неэффективными в широком применении, так как были слишком громоздкими и дорогостоящими.

III этап в 1990-х гг. — появление нейронных сетей и генетических алгоритмов.

IV этап до настоящего времени — массовое использование нейросетевых алгоритмов в пользовательских приложениях и коммерческих системах (например, финансовый и банковский сектор).

Хотя исследования в области ИИ началась еще в 1940-х гг., взрывной интерес к системам ИИ проявился примерно в 2010 г. из-за конвергенции трех благоприятных событий: доступности источников «больших данных», совершенствования подходов к машинному обучению и увеличения вычислительной мощности компьютера.

В СССР тоже велись исследования в этом направлении. В 1963 г. в отделе биокибернетики Института кибернетики АН УССР начали серию работ по созданию моделей интеллекта, построенных на принципе семантических сетей («М-сети»). В последующие годы создавались новые варианты моделей, однако все они основывались на использовании сетевого интеллекта. В основе моделирования сложных систем были заложены разновидности имитационных методов моделирования — эвристическое моделирование, разработанное академиком Η.Μ. Амосовым [6]. В 1963–1964 гг. им был сформулирован первый вариант гипотезы о механизмах мышления в обобщенном виде. В 1965 г. эта гипотеза была опубликована в книге «Моделирование мышления и психики», которую спустя два года переиздали в США.

Изменение подхода в вычислениях вчера и сегодня

В середине XX столетия предполагалось инструментальное использование технических средств вычисления (атомная бомба, космос, реактор и т.д.), то есть расчет, проектирование и управление технологическими объектами. В качестве рабочей модели будущих вычислительных систем победили концепции Дж. фон Неймана (принципы или архитектура фон Неймана) и К. Шеннона (количественный перенос информации, исчисляемый в битах), но и Нейман, и Шеннон были из ученых, с самого начала настроенных на коммерциализацию информации и технологий по ее передаче и обработке, в отличие от Н. Виннера, который рассматривал информацию в качестве эпистемической сущности наравне с материей и энергией [7].

В XXI в. при возникновении глобального коммуникативного пространства, ставшего сферой организации массовых сознаний, упор делается на разработку и управление социальной инфраструктурой и социальными субъектами. Таким образом, изменился класс решаемых задач. И если раньше, как уже говорилось выше, это, в основном, техническое проектирование, то сейчас мы имеем дело с проектированием социальным. Это новый класс задач связан с распознаванием, классификацией субъектов и объектов, субъективных действий и взаимодействий, и прогнозированием событий с их участием.

На сегодняшний момент уже накопилась необходимая критическая сумма данных о человеке, чтобы начать прогнозировать его действия, а значит, и эффективно управлять его поведением. Алгоритмы обработки данных (data-mining) учитывают «крошечные статистические различия между индивидами» [6], что приводит нас не просто к вопросам развития науки и технологии, а к вопросам власти и идеологии, то есть к личным интересам определенных людей и групп.

Смена доминирующей личности

Стратификационная таблица власти Д. Белла [8] иллюстрирует, что сменяемость власти в доиндустриальной и индустриальной общностях носит несовместимый характер. В результате буржуазных преобразований, в том числе и революционных, на смену одной властной структуре приходит «новая элита». Торговец и коммерсант сменяет феодала и военного. Но в отличие от этого этапа линейной европейской истории, в постиндустриальную эпоху трансформация власти происходит без какой-либо структурной ломки. По классификации Д. Белла на смену предпринимателю как доминирующей фигуре старой формации, говоря марксистским языком, приходит научный работник, а на смену коммерческому предприятию — университет или научный институт. Надо помнить, что коммерциализация образования и корпоративность научных институтов существовала уже в средневековой Европе. Исследование научных лабораторий в рамках дисциплины STS, проведенное К. Кнорр-Цетиной, выделяет несколько типов эпистемических культур, в числе которых и социальный тип, проводящий четкую параллель между предпринимателем и директором научной лаборатории, функционирующей как коммерческое предприятие, например, в деле борьбы за государственные заказы. Вместе с тем статус руководителя лаборатории — его «вотчины», где он «царь и бог», непререкаем и зачастую деспотичен [9]. Руководитель лаборатории обладает всей полнотой власти и ни с кем ее не делит, потому что именно он обладает и всей полнотой ответственности, но при этом и всей полнотой статусных и экономических привилегий.

А далее произошло то, что и должно было произойти по логике развития вещей. Интересы одних — коммерческие — никуда, конечно, не делись и продолжают доминировать по сей день, а уважаемые главы университетских лабораторий и талантливые студенты стали перекупаться ведущими технологическими гигантами. Вместе с тем стали появляться представители «двух миров», трансформирующие свой научный статус и наработки в экономический успех, например, основатель Google С. Брин. Эту категорию людей нового времени можно так и обозначить — «Основатели». Вместе с коммерческим успехом и повсеместным распространением коммуникативных технологий эти «техножрецы» стали не просто популяризаторами неизбежного слияния социального и технологического, но и проповедниками — предсказателями будущего мира, несовместимого с доинформационной парадигмой жизнедеятельности человечества. Ю. Хабермас на этот счет выразился в таком ключе, что идеологическим ядром научно-технологического сознания является устранение различий между практикой и техникой. Овеществленные модели науки проникают в социокультурный контекст и приобретают объективную силу через самоочевидность [10]. Кто же будет спорить, это очевидно, что жить без микроволновки или без персонального вычислителя (PC — personal computer) нельзя? Или можно?

Иллюзия технологического образа развития

Однако проблема состоит не в технологиях как таковых, а в том, как характеризует эту проблему психолог и психиатр Б. Беттельгейм: «Общество, страдающее технологической зависимостью, пытается вытеснить эту зависимость большей степенью зависимости, пологая, что прогрессивно возрастающая технологизация наконец решит все наши проблемы, как алкоголик снимает абстинентный сидром новой порцией алкоголя» [11]. Сегодня подобная зависимость известна как «липкость» или «липучесть» технологий (sticky technology). Какая интересная получается ассоциативная сартровская аллюзия с его «липучестью» — грязью объективного, вещественного мира, с которым герой его романа «Тошнота», если говорить вкратце, пытается держать дистанцию, сохраняя подлинную свободу своего «Я». Отсюда, впадая в технологическую зависимость, человек «прилипает» к вещам, отказываясь от свободной воли, от своего внутреннего «Я» и делегирует слишком много полномочий механическим объектам, несовместимым с жизненными и биологическими потребностями организма.

На сегодняшний день мы видим, что пришедшие технологии не решили, как оказалось, проблем экологии, неравенства или доступа к чистой воде и электричеству многих миллиардов людей, но при этом поставили в психологическую, когнитивную и физическую зависимость другую часть многомиллиардного сообщества. Возвращаясь к теоретику и основоположнику постиндустриального общества Д. Беллу: «Кибернетическая революция оказалась иллюзией, так как не привела к впечатляющему росту производительности» [12], как и новая экономика, основанная на информационных технологиях, на которую возлагаются основные надежды на «устойчивое развитие». Эффект роста отразился лишь на спекулятивных инвестиционных индексах и в тех сферах, где технологии сами по себе стали новыми средствами производства, например, в коммуникациях, как пишет экономист М. Хазин. Особенно это стало заметно с началом эволюции вирусов семейства SARS в 2019 г. А ведь именно кибернетика была предвестником создания ИИ, на который сегодня также возлагается задача увеличения производительности труда и решения проблем будущего миропорядка. Соответственно, приходится запускать новый виток технологического блага для всех, подкрепленного медийным технооптимизмом и неуклонным ростом биржевых индексов NASDQ и S&P 500. Помните, выше мы говорили, откуда у обывателя берется такая уверенность, что ИИ решит все насущные проблемы, как только появится?

Так, например, 52% граждан РФ 60 лет и старше считают, что госуправление будет более справедливым, если принятие решений будет осуществляться ИИ-системами, хотя нравственные и моральные императивы и установки относятся к системам ИИ, как чувство ритма у рояля.

Теперь уже можно сказать, что суть подобного явления сводится к нескольким пунктам: мифологизация положительного образа технологического прогресса; кризис ценностных систем и желание новизны, неотчуждаемых в потребительском сообществе, то есть нехватка нового потребительского пространства; положительно-суггестивное воздействие определенной точки зрения (часто их называют Big Tech или FAANG) на технологии ИИ, транслируемое через медиа на аудиторию (книги, кино, игры, сериалы и др.).

Из этого можно заключить, что дело не в ИИ как таковом, а в тех средствах, что его оформляют, сопровождают и транслируют. То есть в данном случае вдохновение субъективно основывается на образе.

Социально-экономические и этические дивиденды в вопросах искусственного интеллекта

Пока всеобщее благо откладывается до появления ИИ-систем человеческого уровня и сверхразумных систем, превосходящих его, мы вынуждены представлять или мечтать, как это будет. Но уже сейчас можно получать ощутимые, значительные дивиденды от этих ожиданий (инклюзивность, ЛГБТ, цифровая идентичность, права человека и т.д.). Например, по данным Statista, финансирование стартапов, связанных с разработкой систем ИИ за 10 лет, с 2011 по 2021 гг., выросло с 670 млн до 38 млрд долл. (в последнем случае приводятся только два квартала). Мы видим, что эта сфера очень «перегрета», является ли это пределом или близится очередная «зима ИИ» — покажет ближайшее будущее.

Соединенные Штаты выпустили обновленную долгосрочную стратегию из восьми основополагающих пунктов для реализации указа президента США по обеспечению лидерства в области искусственного интеллекта (данная страница затем была удалена с официального сайта). Первый стратегический пункт документа «Долгосрочные инвестиции в исследования ИИ» гласит: «Сделать приоритетными инвестиции в следующее поколение ИИ, который будет стимулировать открытия, понимание и позволит Соединенным Штатам оставаться мировым лидером в области ИИ» (примечательно, что доступ из России запрещен). Это говорит нам о том, что гонка в области ИИ, где основным конкурентом США является Китай, открывает широкие возможности всем заинтересованным лицам наживаться на страхе перманентного отставания и потери лидерства в остальных индустриях сквозных технологий, имеющих непосредственную связь с ИИ.

ЮНЕСКО выпустила рекомендации, посвященные этике ИИ, где провозглашаются ценностные установки: права человека, благополучие окружающей среды, разнообразие, инклюзивность и жизнь в гармоничном мире. Эти ценности-лозунги предполагают имманентное наличие современных либерально-демократических установок в государствах-операторах, действующих по данной рекомендации. Таким образом, неравенство закрепляется не на уровне социальной структуры сообществ и групп, а на уровне национальных государств с приоритетом доступа к технологиям для стран, соответствующих определенным требованиям международных институтов, таких как: ЮНЕСКО, ВОЗ, МВФ, Greenpeace и т.д. Ранее Центром новой американской безопасности уже выдвигались подобные дискриминационные и идеологические идеи: «США должны реагировать на нелиберальное использование технологий». Здесь мы опять обращаемся к идеологии, так как технологии не могут использоваться иным образом, кроме как с целями, подчиняющимися проекции человеческого ума. Технологии не имеют связи с политикой или идеологией, кроме как опосредованно, через людей или их лидеров. При этом, либерализм — это сама по себе гуманитарная технология управления социальным мышлением. Либеральный или нелиберальный — понятия, не относящиеся к технологическому мышлению априори, они существуют вне рамок научно-технических конвенций, а только в пространстве социокультурного взаимодействия. Возвращаясь к ЮНЕСКО и к этике ИИ, мы утверждаем, что подобные документы мало способствуют решению этических задач в сфере ИИ, зато открывают новые аспекты в деле борьбы «своих с чужими». Следуя этой логике, можно утверждать, что формировать этику должны те, кто будет нести ответственность за использование подобных систем, например, представители государств или военные. Доверять в этом плане корпорациям, нацеленным на ежегодное увеличение прибыли и готовых ради этого использовать «неэтичные алгоритмы», при этом отвечающим только перед своими акционерами, было бы огромной ошибкой, как это мы видим на примере Facebook. При этом министерство обороны США отмечает, что у них нет проблем с инновациями, у них есть проблемы с внедрением инноваций. Предпочтение отдается небольшим косметическим шагам в сравнении с фактическими изменениями. Также эксперты утверждают, что внедрение ИИ может быть остановлено из-за плохого управления ожиданиями. В докладе говорится, что чрезмерные возможности ИИ могут вызвать разочарование, которое «уменьшит доверие людей и снизит их готовность использовать эти системы в будущем». Если военные не доверяют тому, что они могут использовать как средство защиты или уничтожения, то появляется ненужная в военном деле рефлексия и сомнения по поводу применения соответствующих средств, что может привести к плачевным последствиям, несовместимым с выполнением воинской обязанности. Проще говоря, к поражению в еще не начавшейся войне, что также можно рассматривать как неоспоримые дивиденды в ходе разговоров об ИИ. Вопрос только, в чью они пользу. Так, основываясь на методах машинного обучения, внедряются технологии «глубинных подделок» — манипулирование реальными образами в коммуникативном пространстве. Но самое интересное то, что американские эксперты окрестили понятием «дивиденды лжеца»: представление, что люди могут успешно отрицать подлинность событийного контента, особенно если он изображает неподобающее или преступное поведение, утверждая, что это контент является подделкой.

Таким образом, ИИ как направление представляет собой большой интерес для социальной сферы даже в свое отсутствие. Как мы убедились выше, «большой проект будущего», без четких критериев, но имеющий научную подоплеку, дает широчайший простор для интерпретаций и страхов, а значит, и общественной манипуляции, так как наука и идеология ходят рука об руку, исходя из того, что: «Научная идеология — господство над истиной, а это источник бесконечного могущества и власти» [13]. Да и что является истиной в мире легализованных мнений. Для технооптимистов, например, ИИ как предмет научного познания может являть в себе, в будущем, истину в последней инстанции, конституцию и Библию в одной сущности, а для корпоративных агентов техногигантов — источник личного обогащение и политического влияния. Так и хочется добавить: сверхразум завтра — это чье-то очень сытое сегодня!

Полные существа и коммодификация бесконечности

Выше мы обсудили мысль о возникновении более приоритетного класса задач для вычислений, а именно социальное проектирование. Сегодня это направление реализуется, например, через контроль предпочтений, желаний и эмоций в коммуникативном пространстве сети Интернет. Так называемый «капитализм слежки» или «надзорный капитализм» (Surveillance capitalism) основан на предсказательных моделях человеческого поведения путем насильственного вмешательства в его формирование. Поэтому в современном мире уделяется такое внимание цифровым социальным сетям и виртуальному пространству коммуникативных сетей, а также цифровым данным в целом. «Индустриальная цивилизация процветала за счет природы… информационная цивилизация, сформированная капитализмом слежки и его новой инструментальной мощью, будет процветать за счет человеческой природы…» — замечает Ш. Зубофф [14]. В основе предсказательных моделей — математические и статистические алгоритмы анализа, предобученные на размеченных выборках большого объема, «больших данных» (big data), с целью выявления определенных паттернов — это, если коротко, суть машинного обучения и «начинка» узкого или специализированного ИИ (narrow AI).

При этом понятно, чем больше качественных данных мы соберем, тем точнее будем наша предсказательная модель, и желательно при этом исключить отклонения: психологические, социальные и иные девиации. К чему это приведет? Обратимся к классикам, Лейбниц писал: «Природа индивидуальной субстанции, или полного существа, состоит в том, чтобы содержать все понятия, из которых можно вывести все предикаты субъекта, которому оно придается» [15]. Спустя три века мы можем дать современную интерпретацию этого утверждения касательно «полного существа». В преобладающем мире социальной медиа коммуникации статус полного существа, то есть полноценного, приобретает тот, о ком содержится подробная описательная информация в сети — данные, дающие полную характеристику субъекта. Это понятие дифференцируемо и определяемо количественно, а значит, появятся и «неполные существа» — неполноценные, недочеловеки, не субъекты, удаляемые из системы. Эти дифференциации служат предпосылками к цифровому шовинизму и фашизму.

Такое положение вещей провоцирует еще одну проблему — отказ от внутреннего мира, все в человеке должно быть эксплицируемо — «и душа, и тело». Все наружу, все напоказ для анализа, ведь только аналитическое суждение истинно, как учил когда-то Лейбниц.

Также мы понимаем, что у данных есть владелец, то есть индивид или система, которым доступны все предикаты субъектов, «полных существ». Анализ предикатов, в конечном счете, и определяет субъекта или кто есть кто в этом мире. Также определение «полных существ» полностью встраивается в логику надзорного капитализма. В подтверждении данной уже не просто теории, а практики можно снова привести доклад «ИИ и национальная безопасность США», где четко сказано: «Искусственный интеллект может использоваться для создания полных «цифровых моделей жизни», в которых цифровой «след» индивида сливается и сопоставляется с историями покупок, кредитными отчетами, профессиональными резюме и подписками для создания всеобъемлющего поведенческого профиля военнослужащих, подозреваемых сотрудников разведки, правительственных чиновников или частных граждан, для целенаправленных операций влияния или шантажа. Тема цифровых двойников также обсуждается на ежегодных конференция ВЭФ в Давосе.

Цифровые модели жизни, переплетенные с полными существами, — это не просто наборы данных, а полноценная среда для искусственного обитания. И как утверждалось ранее: «Как естественный интеллект реализовался в естественной среде, так и искусственный интеллект средством своей реализации будет иметь искусственную (виртуальную) среду». Эти категории взаимосвязаны. Поэтому желание воплощения сверхразума средствами социальной инженерии, построенной на квантификации цифрового следа индивида в сети, понятно и прагматично.

Немаловажный фактор широкомасштабного развития и поощрения виртуального существования — проще и комфортней разрабатывать и использовать системы ИИ в тех средах, где воздействие этих систем будет минимальным и не грозит прямому физическому уничтожению человека или группы. В конце концов, информационное общество осваивает не новое пространство, а новые структуры со старыми правилами. Биолог и исследователь мозга С. Савельев определяет значение виртуализации сознания человека сродни религиозному культу: «Наиболее полезным для эволюции и естественного отбора стало появление системы электронного моделирования реальности, которой раньше занимался только мозг. Компьютерный виртуальный мир был усилен системой социальных интернет-взаимодействий, что превратило его как в значимую систему искусственного отбора, так и в религию» [16]. Интернет-зависимость превратилась в очередной культ, а для культа требуются соответствующие атрибуты. Жрецы (техножрецы или «основатели» техногигантов), катехизис, основанный на либеральной идеологии, и божество — почему бы ему не быть сверхразумом под властью человека.

Мы видим, что электронное моделирование реальности имманентно электронному или искусственному моделированию разума: из свойств первого исходит и второе. Именно ощущение необъятности и бесконечности виртуальной среды порождает веру в бесконечность искусственного сознания — залог великого разума. Но западное упрощенное сообщество не любит абстрактных категорий. Овеществление и объективизация — конек этой цивилизации с начала индустриальной революции, информационная революция лишь усугубила эту тенденцию. Все ресурсы, в том числе и человеческие, коммодифицированы и вступают в товарные отношения. Так и бесконечность может быть объективирована и товаризована в виде бесконечного дохода (ВВП), потребительски-развлекательного существования и бесконечности самой жизни как предел мечтаний о воплощенном сверхразуме. В этом часто и заключается вдохновение адептов — в реализации различных форм бесконечности:

1) Философ Н. Бострём в своей книге о будущем ИИ описал идею бесконечного экономического дохода, источником которого выступает дешевая роботизированная рабочая сила. «ВВП будет составлять один лишь доход» — мир, где даже безработные станут состоятельными людьми, и какая-то страна (можно догадаться, какая) сможет обеспечить достойный образ жизни всем людям на Земле [17]. Надо обратить внимание, что речь ведется лишь об «образе», а не о реальной жизни. Вся инфраструктура моделирования электронной реальности или «метавселенной» создается под эти цели. Одной из основных повесток ВЭФ, как и ранее, является ускорение глобальной цифровой интеграции. Также уже сейчас в разных странах экспериментально реализуются часть плана по бесконечному доходу для бедных и безработных — это безусловный базовый доход (ББД). Известный социолог З. Бауман писал, что работа для каждого — это утопия [18], и мир рано или поздно осуществит переход к ББД, так как автоматизация не создает новых рабочих мест.

Немаловажным кажется еще одна мысль о роботизации как источнике будущего «бесконечного благополучия». Экспертная структура ВС США RAND Corporation в своем докладе предвещает, что в ближайшие несколько лет мир пройдет важную веху. Количество часов, отработанных машинами, будет равно количеству часов, отработанных людьми.

2) Вторая мечта, вызывающая особый трепет и вдохновение будущим, одновременно проста и экзистенциальна. Сверхразум, воплощенный в виде искусственного интеллекта, сможет преодолеть качественный разрыв в знаниях о биологии и изобретет средство для бессмертия или долголетия.

3) Электронные модели реальности, как кажется, могут предоставить непрерывный цикл развлечения и потребления, даже если потребуется осуществлять некоторые формы зависимости от целенаправленной деятельности по обеспечению дохода. В условиях долголетия или даже бессмертия это представляется как наиболее комфортная форма существования.

Четвертая волна глобализации

Из имманентности электронного моделирования реальности и разума, а также поощрения цифрового существования, как было сказано выше, выходит решение еще одной витальной потребности узкого слоя западного сообщества — продлить свое существование в виде наднационального глобального оператора. Решение этой проблемы видится не в физическом, а в структурном доминировании. На форуме в Давосе реализуется еще одна широкополосная инициатива — использование преобразующего потенциала искусственного интеллекта путем ускорения внедрения надежных, прозрачных и инклюзивных систем искусственного интеллекта во всем мире и во всех секторах. Таким образом, мы можем судить о попытке запуска новой войны глобализации в виде электронной модели реальности с поддержкой ИИ. Стратификационную таблицу власти Д. Белла можно дополнить (Табл. 1):

Таблица 1. Таблица власти доминирующих фигур и институциональные типы в зависимости от видов экспансии.

Доминирующая фигура

Вид экспансии

Институциональный тип

Феодал, военный

Военная

Империя

Предприниматель (финансист)

Экономическая

ТНК

Основатель

Сервисно-цифровая

Сервисная платформа

Титан (цифровой)

Структурная

Электронная модель реальности

Наконец, те факты о которых писалось выше: товаризация бесконечности и применение старых правил к новым социально-техническим структурам — позволяют актуализировать предыдущие формы экспансии. Электронная модель реальности — это пространство бесконечной экономической проекции [19], так как она не имеет детерминации в виде законов физического содержания и распространения.

***

Как виртуальность помогает создавать ИИ, так и ИИ помогает создавать «достоверную» виртуальность, способствовать улучшению надзорной экономики, генерировать цифровые следы и модели жизни, отделять «полных» существ от «неполных». По меньшей мере, для «полноценных существ метавселенной» владелец административного доступа будет обладать качествами сверхсущества: знать все обо всех. В белловской последовательности исторических доминирующих фигур можно предсказать переход прав на человеческое достоинство и свободу от «основателей» к владельцам глобальных метавселенных, обладающих значительной властью, влиянием и ресурсом как в цифрой, так и в существующей реальностях. Это еще не боги, но уже «титаны», привратники сверхразума. Из этой же тенденции проистекает идея решения насущной задачи превосходства западной цивилизации над остальными в виде четвертой волны глобализации на принципах структурной экспансии.

В целом для Запада искусственный интеллект — это философский камень и вместе с тем палочка-выручалочка или воплощение бога. Сверхразум — это тот, кто решит разом все накопившиеся проблемы и позволит остаться у власти определенным группам. Элиты хотят получить от него бессмертие и владение человеком, для этого предлагают комфорт и долголетие.

А если выйти из области мечтаний, то на чем еще основывается желание скорейшей трансформации социальных отношений, по крайней мере, в России? Вернемся к результатам опросам выше, где 52% респондентами 60 лет и старше было сказано, что госуправление будет более справедливым, если принятие решений будет осуществляться ИИ-системами. Эта вера в справедливость для тех, кто пережил потрясения, связанные с чередой социально-экономических изменений 1990-х и 2000-х гг., крах их мира и доверия руководителям страны. Но справедливость и неподкупность ИИ, понимаемая этими людьми как благо, — это всего лишь безразличие машины к чувственным и живым существам.

1. Рассел Б., Эйнштейн А. Этот безумный мир. Сумасшедший я или все вокруг меня? — М.: Родина, 2020. — С. 195.

2. На сегодняшний день более предпочтительнее использовать термин «когнитивно-компетентные системы» или Weak AI или Narrow AI, но для широкого охвата данного явления как такового более привычен и компактен термин ИИ.

3. Сверхразум — это любой интеллект, значительно превосходящий когнитивные возможности человека фактически в любых областях (Бостром Н. «Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии»).

4. Ревенко Н. Цифровая экономика Китая: новый этап экономического развития страны // Цифровое общество, №4–5, 2017.

5. Брокман Дж. Искусственный интеллект — надежды и опасности. — М.: АСТ, 2020.

6. Амосов Н.М. Алгоритмы разума. — Киев: Наукова думка, 1979. — С.18.

7. Брокман Дж. Искусств

Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся