Образовательная экспансия Китая и неиспользованные возможности России

Авторы:

Светлана Кривохиж, доцент департамента востоковедения и африканистики НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург).

Мария Лямцева, специалист PR-дирекции Фонда поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова.

 

Целенаправленная деятельность по превращению Китая в мировой образовательный центр началась сравнительно недавно. В 1998 г. председатель Цзян Цзэминь, выступая на 100-летнем юбилее Пекинского университета, поставил амбициозную задачу по реформированию высшего образования и выведению его на мировой уровень. В план входило не только увеличить количество вузов и, соответственно, их выпускников (если в 1998 г. таковых было 8 млн, то в 2005 — уже 30 млн), но и значительно повысить качество образования, а также его привлекательность для иностранных студентов. Это решение привело к запуску ряда государственных программ, призванных поднять китайскую высшую школу до уровня международных стандартов. Самыми значимыми стали «Проект 211» и «Проект 985».

 

Фото: www.timeshighereducation.com />

Пекинский университет (западные ворота)

 

Ключевой целью этой деятельности стало улучшение показателей университетов за счет увеличения финансирования (в том числе с привлечением средств спонсоров и муниципальных бюджетов), реформирования системы управления, наращивания академической мобильности, расширения международных связей. В рамках «Проекта 211», например, было выделено 112 ключевых китайских университетов, ориентированных на подготовку высококлассных специалистов для дальнейшей реализации национальных проектов развития в экономической и социальной сферах.

 

Что касается «Проекта 985», на первом этапе предлагалось сконцентрироваться на улучшении качественных показателей девяти китайских вузов, составивших так называемую группу «С9» (по типу «Лиги плюща» в США). Вторую часть программы запустили в 2003 г., именно тогда был разработан План возрождения образования на 2003–2007 гг., и к «Проекту 985» присоединились уже 39 университетов. В 2011 г. было объявлено, что списки университетов больше не будут расширяться, и все усилия направят на те вузы, которые уже попали в проекты.

 

Руководитель Школы востоковедения Высшей школы экономики, член двусторонней подкомиссии по образованию Российско-китайской комиссии по гуманитарному сотрудничеству Алексей Маслов уверен, что для КНР образование стало одной из крупнейших областей индустрии. По его словам, это чисто коммерческая история, в первую очередь связанная с внешней пропагандой.

 

Иностранные студенты в процессе обучения постоянно находятся в соответствующей языковой и культурной среде. Эффективность приобретенного таким образом социального капитала проявляется позже по возвращении в родную страну. Политические или экономические рычаги порой не оказывают такого давления, как вернувшиеся студенты, пропагандирующие язык и культуру того государства, где они обучались.

 

Правительство КНР выделяет колоссальное количество стипендий для иностранных граждан. Первый закон об образовании, в котором защищаются права иностранных студентов в Китае, был принят еще в 1995 г., а в 1997 г. начал работу Совет по грантам под эгидой министерства образования. Поражают темпы роста: если за вторую половину ХХ в. выдали всего 88 тыс. грантов, то уже в 2003 г. — более 6 тыс. за год. В 2006 г. число студентов, обучающихся по гранту, превысило 10 000, в 2012 г. — 28 тысяч.

 

Заметен и переход к более структурированному набору иностранных студентов. Прежде всего, две трети учащихся-иностранцев представляют государства Азии. Лидирующую позицию в этом списке занимает Южная Корея. За ней идут государства Юго-Восточной Азии: Индонезия, Малайзия, Вьетнам — для этих стран, например, разработана специальная схема получения грантов на обучение — Chinese Government Scholarship — AUN Program. С каждым годом увеличивается количество студентов из Центральной Азии и России. С 2008 г. Казахстан входит в топ-10 рейтинга по количеству выданных КНР грантов и стипендий. Россия занимает в нем четвертое место. Цель Китая к 2020 г. — привлечь 500 тысяч иностранных студентов. Эксперты полагают, что вышеназванные страны входят в основные направления экономической экспансии КНР.

 

Кроме студенческого направления активно поощряются такие сферы, как сотрудничество с ведущими зарубежными вузами (как двустороннего, так и в рамках организаций), открытие филиалов китайских университетов в других странах и иностранных вузов в КНР, разработка совместных программ обучения, приглашение иностранных специалистов для чтения лекций и проведения исследований. Этим задачам был посвящен раздел 16 принятого ЦК КПК и Госсоветом КНР Государственного плана реформ и развития образования на среднесрочную и долгосрочную перспективу (2010–2020 гг.).

 

Несмотря на теплый политический климат и перспективность отношений Москвы и Пекина, контакты по линии гражданского общества, совместные проекты в сфере образования и науки остаются на крайне невысоком уровне. Китайские чиновники от международного сотрудничества ориентированы в первую очередь на крупнейшие образовательные центры США и Европы. Эту тенденцию отмечают и некоторые представители отечественных вузов. Так, собеседник из Дальневосточного федерального университета считает, что крупные вузы КНР не видят в ДВФУ серьезного партнера.

 

— Вернее те, кто интересуется, не очень интересны нам, так как у ДВФУ тоже есть амбиции, и хочется сотрудничать только с ведущими вузами. Мне наши университетские чиновники жаловались, что им стыдно везти руководство в те города, с которыми у них нормальные партнерские связи, и где китайцы на все готовы. Это, как правило, глубинка. Цзыбо, например, или Муданьцзян, — говорит он.

 

Похожая ситуация складывается и в столичных вузах.

 

Профессор кафедры американских исследований СПбГУ Наталья Цветкова рассказывает, что после известного «поворота на Восток» в 2014 г. руководство университета объявило о начале нового этапа во взаимодействии с КНР.

 

— Как и в случае с ДВФУ, предложения о партнерстве поступают в основном от периферийных учебных заведений Китая. Например, в 2014 г. обсуждалась возможность создания нового вуза в провинции Хэйлунцзян при участии СПбГУ, Харбинского политехнического и Хэйлунцзянского университета. Однако проект до сих пор находится в процессе разработки.

 

Фото: studychina.ru

Харбинкий политехнический университет

 

Ряд специалистов отмечает, что на сотрудничество с Россией ориентирован преимущественно Северо-Восток Китая, а завязать какие-либо серьезные контакты со столичными вузами шансов практически нет. Это подтверждается на практике: планируется открытие Художественного института им. В.И. Сурикова в Харбинском педагогическом университете, Российско-Китайского тестового центра и Российско-Китайского института высшего перевода на базе СПбГУ и Хэйлунцзянского университета, а также Российско-китайского совместного центра биомедицинских исследований на базе СПбГУ и Харбинского медицинского университета.

 

Скептически настроены специалисты и по отношению к Российско-Китайскому университету, создаваемому по инициативе МГУ и Пекинского политехнического в Шэньчжэне.

 

— Я считаю, что Пекину он не нужен. КНР требует преподавания в университете не столько на китайском, сколько на английском языке. Есть также ограничение по количеству российских преподавателей. Но самая главная проблема заключается в том, что непонятно, кто там будет учиться, какая будет аудитория, — отмечает эксперт Алексей Маслов. — Ведь вуз находится в очень конкурентной среде. Идея хорошая, но недостаточно проработанная, — констатирует он.

 

Старший научный сотрудник ЦЭМИ РАН Лариса Смирнова, преподававшая в Сямэньском университете, в исследовании РСМД пишет, что небольшое количество российских граждан, работающих в КНР, объясняется, во-первых, политико-географической ориентацией китайских вузов на стандарты признанных мировых лидеров в сфере науки и высшего образования, прежде всего США, во-вторых, со сравнительной изолированностью России от мировой академической среды.

 

На привлекательности российских вузов среди китайских абитуриентов отрицательно сказывается и резкое сокращение продолжительности обучения в КНР. Проще говоря, в России иностранцу необходимо проучиться год на подготовительном факультете, затем четыре года на бакалавриате и два года в магистратуре. На этом рынке семилетнее предложение России становится просто неактуальным. Кроме этого, многие программы не преподаются в Российской Федерации на английском. А довести знания русского до соответствующего уровня мало у кого получается.

 

Объективности ради стоит отметить, что у самих китайцев также имеются проблемы с английским. Наряду с продвижением китайского они взялись за улучшение уровня владения языком Шекспира. Уже с начала 2000-х наблюдается бум английского в КНР. С 2001 г. он получает статус обязательного предмета в рамках школьного образования и неотъемлемой части гаокао — вступительного экзамена в вузы (наряду с китайским и математикой). Сейчас из всех студентов, изучающих иностранный язык, 93,8% ходят на занятия по английскому (SGO 2006 119).

 

Фото: studychina.ru

Университет Циндао

 

Заместитель директора Института стран Азии и Африки МГУ Андрей Карнеев убежден, что разборчивость, а иногда и определенная отстраненность китайских партнеров объясняются улучшением их рейтинговых позиций в мировом табеле о рангах, а также достаточно большим количеством связей с вузами Запада, Японии, Кореи, Индии и т.д.

 

На данный момент лишь 1,5–2% китайцев, обучающихся за рубежом, приходятся на долю России.

 

— Чтобы выйти на китайский рынок образования и в целом добиться успеха на глобальном рынке образовательных услуг, Российской Федерации нужно начинать с инвестиций, — считает Алексей Маслов. — Отдача будет, но, естественно, не в первые годы. Это вопрос двух-трех лет. Но в России почему-то не понимают этого. Считают, что стоит нам только свистнуть, как китайцы прибегут учиться. Нет, они уже совсем другие. У них гигантский выбор, им предлагают тысячи стипендий из развитых стран. Поэтому здесь даже ни о каком втором месте в рейтинге речь не идет.