Торговые войны Трампа: экономическое ретроградство или политический расчёт?

Торговые пошлины, введённые администрацией Дональда Трампа против целого ряда стран (в первую очередь, против КНР) — весьма старый инструмент торговой политики, изобретённый много веков назад.

Ещё в своих предвыборных речах Трамп не раз подчёркивал, что намерен исправить ситуацию с американским торговым балансом, который уже достаточно давно является негативным. Проще говоря, президент говорил о том, что США должны зарабатывать больше, чем тратить, то есть воспроизводил основной тезис политики меркантилизма, расцвет которой пришёлся примерно на XVI–XVII вв. Более того, этот тезис (превратившийся в лозунг «Сделать Америку снова великой») стал одним из основных элементов предвыборной кампании Трампа, в которой вопросам экономики была отведена главенствующая роль. Первым инструментом реализации своих замыслов Трамп избрал пошлины, что могло окончательно убедить многих в его ретроградских политэкономических взглядах.

Источник: Фото: Kevin Lamarque / Reuters

Впрочем, стоит оговориться, что введение торговых пошлин далеко не всегда является однозначным индикатором меркантилизма. Даже основоположник идеи о свободной торговле Адам Смит отмечал, что в некоторых случаях протекционизм допустим и не противоречит рыночным принципам. В частности, Смит писал о том, что протекционистские меры могут применяться в ответ на нечестные конкурентные преимущества, создаваемые иностранным государством для своих товаров.

Аргументируя ввод пошлин против товаров из КНР, ЕС или Канады, Дональд Трамп воспроизводил именно этот смитовский тезис о несправедливой торговой политике основных экономических конкурентов США. Нельзя сказать, что у Трампа не было оснований для таких заявлений. К примеру Китай, прорываясь на мировой рынок, использовал различные способы помощи своим национальным компаниям, начиная от искусственного занижения курса юаня (глобальная помощь) и заканчивая налоговыми льготами и субсидиями (целевая помощь). Основной же претензией со стороны США были не субсидии, а кража интеллектуальной собственности американских фирм. Формулировка «кража» в данном случае, возможно, несколько жёсткая, однако основания для таких обвинений у Вашингтона тоже были. Китай активно копирует и пользуется разработанными в США высокими технологиями, причём этот трансферт не всегда является очевидным с точки зрения законности.

Что касается ЕС, то одним из поводов для американских пошлин против товаров из Европы тоже стали методы нечестной конкуренции — например, субсидии, выплаченные Брюсселем общеевропейскому авиаконцерну Airbus. То есть, формальное объяснение штрафных мер у Вашингтона было и в данном случае, тем более что неправомерность субсидий для Airbus была признана ВТО.

Так действительно ли Трамп является «экономическим ретроградом» и его действия объясняются тем, что он является неосознанным сторонником меркантилистской теории, в век, когда государства спокойно существуют с дефицитным торговым балансом, а аутсорс производства стал обыденной нормой? Скорее всего, это не так: Трамп, быть может, и видит себя в роли некоего «кризис-менеджера», которому досталась компания с отрицательным балансом, однако первопричина его торговой политики не может быть объяснена абстрактным следованием за принципами устаревшей политэкономической теории. Трамп не преследует такой глобальной цели как «исправление торгового дефицита»: в его действиях можно проследить два конкретных мотива. Первый — очевидный: надавить на главных экономических конкурентов и добиться от них конкретных уступок. Второй мотив не лежит на поверхности, но он тоже играет важную роль.

Дело в том, что «политэкономический поворот» американского президента направлен, в том числе, и на внутреннего потребителя. Проводя радикальную торговую политику, Трамп демонстрирует избирателям, что держит свои давние обещания. В данном контексте успех торговой войны не так уж и важен. Переизбрание на второй президентский срок — оперативная задача, укладывающаяся в краткосрочные рамки, и для неё важен сам факт принятых радикальных мер, а не их результат. Электорат Трампа такие меры ждал, и он их получил. Всё это протекает на достаточно благоприятном экономическом фоне и в условиях рекордно низкого уровня безработицы в США. Выгодная конъюнктура добавляет прочности позициям президента и даёт ему возможность связать экономическое благосостояние с результатами своей политики.

Судя по всему, в Брюсселе тоже считают, что одна из причин ввода пошлин носит внутриполитический характер. Неслучайно, что среди американских товаров, попавших под ответные штрафные пошлины ЕС, есть и апельсиновый сок — один из ключевых экспортных продуктов Флориды. А в этом штате уже не раз решалась судьба президентских выборов в США.

Что же касается непосредственных результатов торговой войны, то они могут принести успехи скорее тактического, нежели глобального характера. Это схватка экономических тяжеловесов, которые примерно в одинаковой степени зависят друг от друга. Обмениваясь штрафными пошлинами, США, КНР и ЕС создают для себя продолжительную контрпродуктивную динамику, в логике которой лишь только нанесение взаимного ущерба, с надеждой на получение гипотетических дивидендов в будущем.

Следовательно, долгим такое противостояние быть не должно. Если Трамп сумеет переизбраться на второй срок, то торговая война уже не будет столь нужна ему с точки зрения внутриполитической борьбы за электорат. Этот фактор должен подтолкнуть процесс её разрешения. Боле того, Трамп, как и все его экономические советники, понимает, что дефицит в торговом балансе, как с КНР, так и с ЕС, столь велик, что его не исправить даже крайне радикальными пошлинами, грозившими бы уже серьёзнейшими экономическими проблемами. Возвращение промышленного производства назад на американскую землю, возрождение «Ржавого пояса» и тому подобное тоже выглядит как несбыточная мечта. Чтобы осуществить подобное Трампу потребовалось бы повернуть вспять глобальные экономические тенденции, обусловленные естественными причинами. Как воздух перемещается из области высокого давления в область низкого, так и производства перемещаются из области высоких затрат в область низких. При этом нельзя сказать, что в таких условиях у Вашингтона нет рычагов давления: например, в случае с КНР, очевидным преимуществом США является превосходство в сфере высоких технологий и серьёзная зависимость китайских корпораций от Hi-tech, разработанного в Америке. Стоит только упомянуть, что почти все китайские смартфоны работают на программном обеспечении Android от компании Google. Таким образом, Вашингтон мог вполне оправданно рассчитывать, как минимум, на уступки со стороны Пекина.

Первая фаза торгового урегулирования между США и КНР уже доказала оправданность этих расчётов. Однако важно отметить, что факт наличия уступок на бумаге не означает, что КНР действительно будет строго им следовать. Впрочем, для внутриполитических задач Трампа это будет не столь принципиально: своей важной цели он уже добился одним лишь только фактом начала торговой войны. Наличие формальных гарантий от Китая укрепит его позиции, позволив преподнести сделку с Пекином в качестве реального успеха торговой войны (потому что, отчасти, это действительно так). Что касается ЕС, то столь очевидных «болевых точек» у Брюсселя не наблюдается, но и градус противостояния здесь не столь высок. Более того, одну «мини-победу» Вашингтон уже одержал, выиграв в торговом споре вокруг Airbus.