Ниже предлагается перевод его интервью, взятого Дмитрием Филипофф. Интервью посвящено изданию книги Джона Лемана “Oceans ventured. Wining the Cold War at sea”. Интервью вышло под заголовком: Выигрывая Холодную войну в море с министром военно-морских сил в эпоху Рейгана Джоном Леманом. Всё, что ниже - перевод, также рекомендую ознакомиться с комментариями.

Филипофф: Ваш срок пребывания на посту министра ВМС проходил под влиянием новой Стратегии национальной безопасности президента Рейгана. Как ВМС в 80-х превратили в оперативный инструмент эту стратегию?

Леман: У президента Рейгана были предельно ясные военно-морская стратегия и политика. За восемь месяцев перед своим избранием он объявил: «Мы должны обеспечить превосходящий флот. Наша нация имеет жизненно важные интересы и обязательства за морями, и наш флот должен оставаться впереди советского [военно-морского] строительства. Это означает ввод в строй кораблей и развитие технологии, которые позволят Соединённым штатам командовать океанами десятилетия вперёд».

Он по-настоящему верил в необходимость строить общение и вести конфронтацию с советскими с позиции силы, позиции, которая базировалась бы на наличии адекватных и способных к нужным действиям войск, а также желании и способности применить их при необходимости.

Мы в ВМС обеспечили его возможностью проводить в жизнь такую стратегию. Он полностью принял силовые преимущества стратегии 600 кораблей, включая 15 авианосных ударных групп, 100 многоцелевых атомных подводных лодок, вместе с постулатами Морской стратегии[1]: наступательным, выдвинутым к противнику глобальным операциям на море и с моря, в качестве критического компонента агрессивной, экспансионистской в отношении противника , единой для всех видов Вооружённых сил и союзников стратегии.

В этом Рейган был полностью поддержан Каспаром Уайнбергером, министром обороны, мной, в качестве министра ВМС, и сменявшими друг друга командующими морскими операциями.

Наша позиция по основополагающим положениям этой стратегии была едина до неразделимости. Стратегия была реализована через ускорение программы военно-морского строительства и развёртывания; провозглашая и развивая новые концепции и тактику; обыгрывая эти новые концепции и тактику в ходе военных игр [в военно-морском колледже] в Ньюпорте и других институтах; и, что было самым главным, центральным - демонстрируя, отрабатывая и анализируя их в море – в далёких акваториях и по всему миру, с самого первого момента, когда президент занял свой кабинет в 1981-м году.

Эта деятельность включала в себя одновременно обновлённое передовое обучение, и ответы на реальные кризисы в мире в глобальном масштабе и ежедневно.

В 1987 году, когда администрация [Рейгана] сделала первое публичное заявление, касающееся её стратегии, национальной безопасности, достижение и удержание военно-морского превосходства было одной из её фундаментальных идей.

Филипофф: Как советские отреагировали на новую Морскую стратегию, и как она повлияла на их операции и дипломатию?

Леман: Они были ошеломлены. Сначала, они не знали, что с этим делать, и отреагировали в своём стиле: посылали на нас волны своих кораблей и самолётов везде, где мы появлялись на их периферии – периферии, которую они долгое время привыкли считать гарантированным им «задним двором», и жизненно важным местом для их дальнейшей экспансии.

Мы были к этому готовы, более того, приветствовали это, используя их силы как мишени для тренировки, чтобы усовершенствовать нашу тактику, и послать им сигнал, что дни, когда они свободно ходили по океанам, подходят к концу.

Они также удвоили свою кораблестроительную программу, выведя свой военный кораблестроительный промышленный комплекс на запредельный режим – и этот процесс помог развалить их экономику.

Потом, когда они поняли, что мы не отступим, они бросились укреплять свою оборону, трубить в тревожные трубы и окапываться. Это было то, что мы имели в виду, это ослабило их давление, которое они оказывали на наших союзников – на Норвегию, Японию, других близких к ним территориально союзников, а также на американские войска в Европе и Азии.

Они были особенно озадаченны искусством наших командиров в море в обмане и прикрытии наших операций.

Чтобы потопить корабль, его сначала надо найти, и наши командиры не спали ночами, придумывая новые способы и трюки, чтобы блефовать, обманывать, скрываться и прятаться от противника, и не давать себя обнаруживать в море. [2]

Они [русские] также публично и громко выступали против Морской стратегии. «Известия» писали о ней: «на редкость одиозная», «трудно представить что-то хуже».

У них, конечно, были свои трюки, в виде шпионов, как [военных] моряков, так и гражданских чиновников, которые доставляли им наши планы и приказы полными мусорными вёдрами. Они эксплуатировали этих одержимых жадностью по максимуму. В конце концов – и вот это мы не планировали до такой степени, они начали пропагандистскую кампанию за ограничения морских вооружений, которая едва затронула бы их возможности, но очень сильно зажала бы наши.

К счастью, не только ВМС США встали против этого – вся нация встала в ответ на этот вызов, отклонив их предложения из-за того, чем они на самом деле являлись – уловкой, призванной чтобы обрезать и ограничить наши жизненно важные военно-морские возможности, одновременно давая им защиту, в которой они теперь жаждали, и оставив нас уязвимыми перед советскими вызовами в море.

В конце декады они начали сворачивать свои передовые базы в Африке и других местах, повсеместно, и начали резать те корабли, которые стояли в строю намного дольше, чем это было полезно.

Но они продолжали – до самого исчезновения Советского Союза – спускать на воду новые корпуса с хорошим вооружением, и за этой угрозой нам пришлось следить до тех пор, пока их страны не стало.

Филипофф: Какой вклад американское морское превосходство внесло в коллапс Советского Союза и окончание Холодной войны?

Леман: Решающий. Оно дало уверенность в том, что их передовые силы, которые они развернули на Кубе, в Африке и Индийском океане, не смогут быть использованы в борьбе, и что наши собственные и союзные нам значительные силы, всегда будут иметь подкрепления и снабжение из Северной Америки. Военно-морское превосходство означало, что мы можем угрожать им с любого направления, единожды или постоянно, сосредотачивая наши силы чтобы придти к ним в Норвежском море, Арктике или восточном Средиземноморье, и в западной части Тихого Океана, усиливая их потребность в защитить их силы около их собственной земли, вместо того, чтобы давать им проникать на океанские просторы, и угрожать нашим собственным берегам.

Американское военно-морское превосходство означало, что их подводные силы ядерного сдерживания, занимавшие важное место в их военной доктрине, не пережили бы первых дней войны, если бы президент принял такое решение.

В конце концов, американское военно-морское превосходство означало, что они не догонят нас никогда. Мы всегда бы стремились быть впереди них – и успешно, вне зависимости от того, сколько кораблей новых классов они построили бы и сколько бы заплатили своим шпионам. Как горестно заметил Президент Горбачёв, встречаясь в 1989-м году с Президентом Бушем на борту советского пассажирского корабля «Горький» на Мальте: «Мы окружены Вашим флотом».

Филипофф: [Ваша] книга взяла своё название от крупных учений, и она сильно сконцентрирована на них. Почему выбран взгляд с такой специфической перспективы? Почему те учения настолько ценны для военно-морских сил и национальной безопасности?

Леман: Морская стратегия включала в себя совокупность взаимоувязанных инициатив, но ни одна из них не была более важной, чем учения в открытом море.

Как и другие учения, они имели много жизненно важных и достойных достижения целей: тренироваться, тестировать, экспериментировать, практиковаться, доводить [боеготовность] до совершенства, шлифовать её. Но что более важно, эти учения, особенно ранние, как «Океанское предприятие ‘81» (Ocean Venture’81) в Норвежском море, и первые учения в северной части Тихого океана, были мощным сигналом для советских: девиз кандидата в президенты Рейгана «мир через силу»[3] не был пустым лозунгом, и теперь составляет основу американской политики.

Они также сигнализировали мужественным норвежцам, другим союзникам по НАТО, японцам, южнокорейцам и другим, что мы опять стоим прямо за ними. И мы реально это делали.

Они также посылали сигнал демократам – оппозиционерам, и ориентированным на наземную войну военным в американских и союзных штабах, о том, что надо подняться на борт, потому, что президент и его сотрудники-единомышленники шли в атаку и были настроены серьёзно.

И до сих пор, несмотря на всё то, что было написано о Морской стратегии, и о моей работе тоже, никто не уделил достаточно внимания учениям.

Моряки уходят в море, а те, кто описывает их работу – даже те, кто сам вышел из военных – явно обделяют вниманием роль военных упражнений, переоценивая одновременно роль секретных разведывательных операций и развивая свои воззрения на базе документов и множества других элементов, соединившихся вместе и породивших тот самый «идеальный шторм» Морской стратегии.

Эта книга предназначена для того, чтобы вернуть баланс в то, что стало важным, но несбалансированным по своему содержанию – в литературу (смотрите библиографию к моей книге). И ещё для того, чтобы прославить храбрых и умных моряков, которые придумали и выполнили все эти манёвры, часто по необходимости в зверских погодных условиях – в Арктике, в Баренцевом, Норвежском, Средиземном, Охотском, Японском морях, и вообще везде.

Филипофф: У людей, разрабатывавших эти учения и командовавших ими, часто была репутация коварных лидеров, как, например, у адмиралов Хэнка Мастина и Джеймса «Эйса» Лайонса. Какие качества отличают великих оперативных и тактических новаторов, таких, как эти люди?

Леман: ВМС США определенно повезло иметь в своих рядах приятно большое количество «операторов» - моряков, пилотов морской авиации, штабных работников и офицеров-управленцев, которым нравилось выходить в море, выводить туда свои корабли, вместе со своими экипажами и в согласии с ними.

Они делали это, как говаривал мой наставник, адмирал Элмо «Бад» Зумвалт: «весело и с интересом».

Таких людей на флоте найти не трудно, все знают друг про друга, кто настоящий «морской волк» и надёжный человек.

Но бывает тяжело выдвинуть этих людей на важные командные посты, где их талант мог бы раскрыться полностью. Одной из самых важных задач министра ВМС было участие в идентификации, и их выдвижении на командные посты, где они могли бы проявить себя максимально хорошо. Я потратил немалое время на эту деятельность на посту министра, и уверен, что у меня хорошо получилось.

Что касается лично Лайонса, то он являет собой другой важный пример: множество самых опытных военных моряков, были одновременно и самыми образованными людьми в военно-морской стратегии, политике и оперативном искусстве, включавшем в себя проведение глобальных военно-морских операций.

И опять фокус был в том, чтобы найти этих парней, и пропустить их через множество должностей в море и на берегу, в стратегии и политике, чтобы они имели широкий кругозор и разнообразный опыт к моменту достижения высокой должности. Лайонс был известным командиром корабля, и он же был известным специалистом по дезинформации противника в море, но помимо этого у него было четыре тура в ОР-603 [4], перед тем, как быть выдвинутым на флагманскую должность (ещё до меня), также он имел за плечами обучение как в Военно-Морском Колледже, так и в национальном военном колледже.

Всё это, вместе с его собственными интеллектом, энергичностью и воображением, сделали его сильным военно-морским лидером. Другой упомянутый Вами морской командир, Хэнк Мастин, имел похожий опыт, включавший в себя обучение в Высшей школе ВМС США, в Военно-Морском колледже, опыт боевых действий на реках Вьетнама, и несколько «туров» в оперативное командование ВМС, где он выполнял задачи по планированию морских сражений в Проекте 60 адмирала Зумвалта, программе-предшественнике Морской стратегии.

Так что ВМС имели людей – мужчин и женщин – с опытом, образованием, агрессивным мышлением, и воображением. И высшая степень лидерства в ВМС состояла в том, чтобы развить карьеры этих людей и быстро двинуть их наверх, даже если для этого приходилось резать некоторых «священных коров», типа карьеры по выслуге лет, или необходимости якобы обязательно проходить некоторые «ступеньки» на службе.

Филипофф: Вы описали [в книге] систему с положительной обратной связью, которая поддерживала нашу стратегию актуальной и непрерывно эволюционирующей. Как было описано в Вашей книге, она состояла из военно-морских учений, опыт которых обрабатывался в ключевых институтах, таких как Группа стратегических исследований, Центр Военно-Морского анализа, Военно-Морской колледж, и других структур, которые потом планировали новые учения с этим опытом. Пожалуйста, опишите нам, как работала эта система.

Леман: Эта система работала разными способами, каждый из которых играл существенную роль.

Во-первых, существовали формальные связи. Например, подготовленные стратеги ВМС из ОР-603 проводили брифинги, материалы которых использовались оперативным отделом командования морскими операциями ВМС и министерством ВМС для того, чтобы запускать меморандум о целевых программах каждый год.

У многих офицеров ОР-603 за плечами был Военно-морской колледж, или образование в гражданских ВУЗах, которое помогало им составить правильное представление о принципах военно-морской стратегии.

Эти эксперты также знакомили со своими выводами Командующего Военно-морскими операциями, меня, Группу стратегических исследований[5], профессуру военно-морского колледжа в Ньюпорте и другие группы, например на Капитолийском холме или за морями.

Все эти получатели информации использовали её для того, чтобы усовершенствовать и «отшлифовать» собственные методы. Тем временем, я осуществлял политическое управление , необходимое для того, чтобы придать ВМС больше агрессивности, и мой персонал добивался того, чтобы мои выступления доводились бы до ОР-603, ГСИ и других структур, чтобы направить развивающуюся стратегию в нужную сторону и повлиять на неё нужным образом, равно как и на программу «600 кораблей».

Потребовалась пара лет, чтобы все эти постоянные изменения превратились в руководящие документы, но потом это случилось. Их влияние оказалось огромным.

Одновременно, ГСИ использовало свой высокий уровень свободы и допуска к информации и органам власти, чтобы исследовать различные варианты и альтернативы нашей стратегии, её различные расширенные версии, и затем довести их до меня и командования морскими операциями. Некоторые их выводы нашли своё продолжение в реальной нашей стратегии.

Военно-морские командующие, поддержанные военно-морскими аналитиками, находившимися в море, доводили всю полученную в ходе учений информацию до Пентагона и политических властей США. Авторы военных программ и лица ответственные за бюджет, таким образом, лично видели и слышали «из первых уст», как работает стратегия в море, противостоя полкам советских «Бэкфайров»[6] и подводным лодкам. И они учились тому, какие изменения необходимы.

Также, одновременно со всем этим, профессора военно-морского колледжа, и высшей военно-морской школы проводили ежегодные военные игры по ведению глобальной морской войны, целью которых было проверить работоспособность стратегии. В них участвовали ГСИ, политики с Капитолийского холма, сами профессора, стратеги из ОР-603, командные структуры и, конечно же, флоты. Из этих игр они выносили на свои командные места понимание того, что должно быть изменено в лучшую сторону, а ОР-603 ещё и вменялось вносить изменения в базовый на тот момент вариант стратегии. Поверх всего этого, на стратегию влияли аналитики и разведчики, способные посмотреть на неё контр-интуитивно, глазами «красных», и это тоже помогало ей развиваться на разных уровнях.

Точно также, морская стратегия получала выгоды от политики ротации кадров, когда они применялась с умом. Пример: Джеймс «Эйс» Лайонс, который пришёл от участия в учениях «Океанское предприятие» и других в ОР-06, где он отвечал за подготовку руководящих документов и инструктажи, а затем на тихоокеанский флот, чтобы применить свои знания в водах при Камчатке и около Владивостока, оперируя на передовой обновлённым Третьим флотом ВМС, с использованием своего богатого воображения.

Хэнк Мастин рос от командующего впечатляющими учениями как командир Второго флота ВМС, и как командир Объединённой ударной боевой группы ВМС НАТО и Второго флота («Мастин во Фьордах») и далее как стратег в ОР-603. И это касалось не только высших офицеров. Ещё один пример – капитан Ларри Сиквист, который перешёл из ГСИ в начальники стратегического отдела ОР-603, а потом в командиры ЛК «Айова», в качестве которого он участвовал в морских учениях, а затем он продолжил службу на стратегических должностях в Объединённом комитете начальников штабов и Министерстве обороны. Командер Рэй Конрад – один из выдающихся военно-морских экспертов НАТО, ушел из ОР-603 в командиры эсминцев, где смог подтвердить слова делами в холодных учениях на Тихом океане. Потом он перешёл в штаб-квартиру НАТО, где передал свои идеи целому поколению офицеров союзников и гражданских лиц. Там он объединил свои усилия с Питером Шварцом из ОР-603. Позже Шварц был помощником Председателя ОКНШ Пауэлла во время войны в Персидском заливе в 1991 году. Так всё и происходило.

К концу декады, верхние уровни ВМС, вместе с Пентагоном и аппаратом советника по национальной безопасности, были наполнены офицерами, которые ранее служили в разных условиях, применяя и совершенствуя Морскую стратегию, и служа наставниками для следующих поколений офицеров.

Филипофф: В 80-е флот во многом всё ещё недомогал от последствий войны во Вьетнаме, и должен был развиться от «проекции силы» через «морской контроль» к борьбе с серьёзным противником, сохраняя все компетенции. Похожая проблема существует сегодня. Чего это стоило, изменить стандарт мышления ВМС и выполнить эту задачу?

Леман: Ну это не совсем верно для 80-х, хотя это действительно согласовывается со взглядами Командующего морскими операциями адмирала Элмо «Бада» Зумвалта в начале 70-х.

С чем мы столкнулись в 80-х, так это с тем, чтобы продвинуть вперёд сразу всё – и проекцию силы, и морской контроль, и стратегическое сдерживание, и морские воинские перевозки, и обеспечить передовое присутствие, вплоть до «ботинок на земле».

Мы нуждались в большем количестве авианосцев и ударных самолётов, большего количества и качества десантных кораблей и высадочных средств, больше многоцелевых подводных лодок, способных действовать подо льдом, большего по масштабам предварительного развёртывания и грузовых кораблей, чтобы доставить Армию, ВВС и Морскую Пехоту туда, где они должны были оказаться.

Также мы должны были очень быстро внедрить во флот крейсера с системой Aegis, установки вертикального пуска ракет, и полностью новое семейство подводных лодок с баллистическими ракетами.

Мы должны были сделать это всё. Нам противостояла советская супердержава, вооружённая до зубов и имевшая присутствие во всём мире. И речь не только об их флоте, речь о Красной Армии, Красных ВВС, советских союзниках и клиентах.

Чтобы изменить мышление и действия ВМС нам потребовалось:

1. Разработать и претворить в жизнь глобальную, агрессивную наступательную Морскую стратегию, в которой было бы изложено то, что мы хотим сделать, как мы хотим это сделать, и где мы хотим это сделать, которая непрерывно подверглась ре-концептуализации, отрабатывалась на учениях, проигрывалась в военных играх, анализировалась, обсуждалась и совершенствовалась.

2. Профинансированное достижение в военно-морском строительстве – 600 кораблей, включая 15 авианосных ударных групп, 4 корабельных ударных группы с линкорами, 100 многоцелевых ударных АПЛ, амфибийные суда для дивизионной экспедиционной боевой группы, и для экспедиционной бригады морской пехоты, и крейсеры, ощетинившиеся системой Aegis и ракетами «Томагавк».

3. Решительная кампания за снижение военных расходов, включая восстановление подотчётности и полномочий официальных лиц, сокращение бюрократии, переход на фиксированные контрактные цены, содействие конкуренции, усиление контрактной дисциплины, унификацию подсистем кораблей, технологические инновации через «блоковые» модернизации кораблей, закрывая непродуктивные исследовательские программы, держа под контролем дорогие исследования и разработки и сокращая бюрократию.