Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Нина Леонтьева

Востоковед, журналист-международник, эксперт РСМД

Андрей Кортунов

К.и.н., научный руководитель РСМД, член РСМД

Интервью генерального директора РСМД Андрея Кортунова для Бюро Информации Notum© на тему современных международных отношений, вызовов и угроз существующему мировому порядку, взаимодействия России, Китая и Запада и о других ключевых проблемах изменяющейся мировой системы.

Интервью генерального директора РСМД Андрея Кортунова для Бюро Информации Notum© на тему современных международных отношений, вызовов и угроз существующему мировому порядку, взаимодействия России, Китая и Запада и о других ключевых проблемах изменяющейся мировой системы.

— Уважаемый Андрей Вадимович, первый вопрос будет о том, каково Ваше видение ситуации вокруг иранской ядерной программы: движется ли она в сторону разрешения или, наоборот, очередного кризиса?


— Как мы знаем, сроки переговоров были продлены на полгода, и есть надежда, что к этому времени договоренность будет достигнута. Судя по последней информации, которую мы получаем, в частности, из Тегерана и из Вашингтона, никакого нового продления не предвидится. Из этого можно сделать вывод, что в рамках двусторонних американо-иранских консультаций были достигнуты некоторые позитивные результаты, позволяющие надеяться на то, что продление снимет остающиеся вопросы. Тем более, что они носят скорее технический, хотя и достаточно сложный характер. Я полагаю, что мы очень близки к завершению обсуждению этой темы и нахождению компромисса, который может всех устроить. Однако это не означает, что соглашение не станет объектом критики. Критика будет как внутри Соединенных Штатов, так и в Иране. Уже сейчас в Конгрессе США есть оппозиция наступающей «развязке» с Ираном. Есть недовольство в регионе со стороны Израиля. Наверное, и в Иране не все останутся довольны. Тем не менее, можно отметить, что прогресс достигнут достаточно существенный.

— В одной из своих статей Вы говорили о том, что «…сложность самого переговорного процесса заключается в том, что все стороны имеют свои ограничения. Проблема американской стороны, в частности, это внутриполитическая ситуация в стране и результаты недавно прошедших выборов в Конгресс…». Если соглашение будет достигнуто, удастся ли Бараку Обаме провести его в Конгрессе, где в обеих палатах правят республиканцы?


— Я думаю, что президенту Обаме здесь придется потратить значительный политический капитал. Исход этой политической борьбы еще не полностью очевиден. Но тем не менее в Конгрессе есть силы, которые понимают, что это может быть лучшая сделка (с Ираном – авт.) и дальнейшее давление на Иран может оказаться контрпродуктивным.

— Эти силы в большинстве или в меньшинстве?

— Сказать однозначно трудно, потому что это буквально вопрос конкретных голосов. Я надеюсь, что их большинство. Хотя после выборов в ноябре 2014 года контроль над Конгрессом, как мы знаем, перешел к республиканцам. Причем в Республиканской партии доминируют консервативные или неоконсервативные силы, которые всегда скептически относились ко всей внешнеполитической повестке Обамы и к иранскому вопросу, в частности. Поэтому борьба, касающаяся отмены санкций, предстоит тяжелая, но, как мне кажется, она должна завершиться успешно для сторонников урегулирования.

— Что касается отношений России и США… Вы отмечали, что «главным вопросом 2015 года станет даже не то, плохими или нейтральными будут отношения между Москвой и Вашингтоном, а то, насколько плохими они будут. Важно не допустить углубления кризиса и стараться поддерживать диалог…». Видите ли Вы какие-либо шаги с американской стороны по недопущению эскалации напряженности и попытки наладить диалог?

— Я думаю, что здесь очень многое будет зависеть от динамики украинского кризиса. Со стороны президента Обамы или госсекретаря США мы слышим периодические высказывания о том, что если украинский кризис будет разрешаться, если Россия будет вести «конструктивную линию», то тогда возможен пересмотр американских санкций и налаживание диалога. Я думаю, что программа-минимум для российско-американских отношений – это сохранение взаимодействия по тем вопросам, которые для обеих стран являются важными: сирийская проблема, иранская ядерная программа, Северная Корея, борьба с терроризмом, многое другое.

Есть вопросы, где такое взаимодействие может идти, а может и нет. Очевидно, что по вопросу ограничения ядерного вооружения и контроля над прежде всего стратегическим ядерным вооружением у России и США сейчас нет консультаций, как и по вопросу о предотвращении непреднамеренного конфликта в результате случайности. Заморожены многие наши экономические и научно-технические связи, нет двусторонней комиссии Медведева-Байдена. Поэтому восстановление хотя бы части этих контактов, пусть даже и без конкретных результатов в ближайшем будущем, было бы сдвигом в правильном направлении, как, впрочем, и приглушение жесткой риторики с обеих сторон.

При этом надо понимать, что сейчас даже в лучшем случае сложно рассчитывать на какой-то прорыв.

Президент Обама уже через полгода или девять месяцев превращается в «lame duck» («хромая утка» — в американской политической системе президент, который покидает свой пост, фигура, от которой мало что зависит, а всё внимание общественности сосредоточено на кандидатах. Помимо общего негативного звучания, выражение «хромая утка» в американском английском обозначает политика, которому более не суждено переизбраться – прим. авт.). Здесь самое главное для нас – это попытаться добиться, чтобы избирательная кампания не носила явного антироссийского оттенка. Если главным вопросом станет вопрос о том, кто может посильнее «прижать Россию», это заложит не самую лучшую основу для последующего взаимодействия.

— Недавно Россию лишили права голоса в ПАСЕ до конца 2015 года. Вы прокомментировали, что «результаты этого голосования в Страсбурге не стали для России неожиданностью». Было ли это неожиданностью лично для Вас? Как России следует взаимодействовать теперь с этой и другими международными организациями?

— Судя по той информации, которая доходила до меня, там были разные варианты. При другом стечении обстоятельств это решение могло бы и не пройти. Не было единодушного мнения всей Парламентской Ассамблеи. Допускаю мысль о том, что наша делегация пыталась переломить ход принятия решения, но не удалось. Конечно, это не было неожиданностью, такой вариант, наверное, учитывался и просчитывался. Я считал и продолжаю считать, что все разговоры о выходе России из Совета Европы (далее СЕ – авт.), с моей точки зрения, не отвечают российским интересам. Членство в СЕ – это все-таки довольно важная возможность для России. Целый ряд законодательных актов, которые мы принимали после вхождения в Совет, сыграли позитивную роль в нашем внутреннем законодательстве. Если сейчас Россия выйдет из СЕ, это будет скорее неким негативным символическим жестом, уходом от европейских ценностей и институтов.

— Вопрос о другом. В своей статье «Два китайских урока для России» Вы писали о том, что Китай в определенный исторический период сделал верный шаг, не пойдя на острую конфронтацию с Западом. Каким Вам видится американо-китайское взаимодействие на современном этапе? Возможна ли между ними конфронтация?

— Думаю, что здесь мы видим сложные взаимодействия, которые включают в себя элементы и сотрудничества, и конкуренции. То есть пока есть некий баланс, и многое будет зависеть от искусства лидеров обеих стран. Конкурентные аспекты отношений между Китаем и США постепенно нарастают, становится сложнее управлять ими, поскольку меняется соотношение сил. А это всегда проблема и для той стороны, которая относительно слабеет, для той, которая становится сильнее. 

—  В феврале 2015 года в Пекине на встрече министров иностранных дел России, Индии и Китая (РИК) прозвучало совместное требование, «ультиматум» Вашингтону о реформе МВФ. Эксперты высказываются, что «это означает, что либо США в 2015 году поделится с РИК политической властью над глобальными финансами, либо страны БРИКС начнут собственные действия в рамках Фонда развития БРИКС и Банка БРИКС». Как Вы это прокомментируете?

—  Международные финансовые институты, как и любые финансовые институты, достаточно консервативны. То есть они очень неохотно меняются. Например, есть сложившаяся традиция, что руководителем Всемирного Банка всегда является американец, а руководителем МВФ - всегда европеец. И тоже независимо ни от каких обстоятельств. Хотя формально существуют выборы, демократические процедуры. Есть и определенное распределение голосов, где США доминируют. У них 17.8% голосов, что обеспечивает им блокирующий пакет. Поскольку соотношение экономических сил в мире меняется, Китай обгоняет Штаты, то ставятся вопросы о том, почему у других меньше голосов, меньше возможностей влиять на решения, почему МВФ такой консервативный и защищает интересы одних стран в ущерб другим. Поэтому я думаю, что весь механизм БРИКС и угроза, что мы создадим альтернативную систему валютно-финансового регулирования, является попыткой в рамках нынешней системы получить для себя лучшие позиции.

Наверное, будет такой «торг»: американцы будут упираться, европейцы – тоже. Постепенно, конечно, меняются квоты, приоритеты, но очень медленно. И этот темп перемен не очень устраивает новые поднимающиеся центры силы. Если американцы и Западная Европа будут упорствовать, тогда вырастут параллельные структуры. Если будет достигнут компромисс, то засчет изменения сил, приоритетов внутри отдельных стран. Например, буквально два дня назад глава МВФ заявила, что Фонд может выдать Украине кредиты на общую сумму около 40 миллиардов долларов. Однако это решение пока что не было утверждено Советом директоров МВФ. Поэтому это скорее ее личная позиция, чем позиция всего сообщества, которое входит туда. Я думаю, что многим это не нравится, когда без их одобрения делаются подобные заявления. Понятно, почему это происходит, Но смогут ли они договориться и, если да, то на каких условиях, это вопрос пока открытый.

— В сентябре прошлого года Папа Римский Франциск сделал заявление о том, что третья мировая война уже частично началась, имея ввиду конфликты в Сирии, Ираке, Украине, информационные войны и «войну» на товарно-денежном рынке и прочее. Согласны ли Вы с этим?

— Это вопрос дефиниции. Насколько все эти события в совокупности можно считать третьей мировой войной, зависит от подхода. Мне кажется, что, безусловно, Папа Римский прав в том смысле, что происходит быстрое накопление элементов нестабильности международной системы. На протяжении последних десяти-двадцати лет количество кризисов увеличивается, а способность их разрешить сокращается. Есть Ирак, Афганистан, Ливия, Украина и так далее. Есть нестабильность валютно-финансовых рынков. Эта тенденция представляет собой опасность, поскольку даже если дело не дойдет до ядерной войны – хотя статистически и эта угроза возрастает – накопление элементов нестабильности может взорвать существующую систему. Что это будет означать? Не будет действовать привычное для нас международное право, будут парализованы основные международные институты, безумные скачки цен, курсов валют, местные конфликты и возрастающие угрозы со стороны негосударственных организаций, например, терроризм, валютно-биржевые спекулянты. И всё это будет раскачивать систему. Если так понимать третью мировую войну, тогда, к сожалению, можно предположить, что эта угроза сейчас более реальна, нежели 20 лет назад.

 Спасибо Вам за интервью.

—  Не за что.

Беседовала Нина Леонтьева, специально для Бюро информации Notum©.

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся